Пепел и перо - Рэйчел Кейн

– А Санти ни за что на такое не согласится, – закончила за него Морган. – Согласна. Дарио знает?

– Да. Он нам нужен. – Джесс не стал объяснять, зачем или почему; сейчас это не имело значения. – Но больше не знает никто. Чем нас меньше, тем лучше. Мне не хотелось говорить даже тебе, но…

– Но ты знал, что я многих убью, если начну бороться, – прошептала она. – Конечно. – В ее глазах блеснули слезы, мимолетно, но ярко, а потом она тут же моргнула, избавляясь от них.

– Я бы подождал, прежде чем все тебе рассказывать, но…

– Нет. Нет, так лучше. Таким образом, у нас есть время. Я знала… знала, что ты что-то от меня скрываешь. А теперь все снова в порядке. Мы снова вместе.

– Пока у нас есть такая возможность, – сказал он. – Морган…

Она положила руки ему на грудь, скользнув ладонями под наполовину расстегнутую рубашку, и Джесс умолк на полуслове, совсем позабыв все свои мысли. В эту самую секунду он мог думать только о теплом прикосновении ее пальцев, касающихся его кожи, а потом она дернула за пуговицы, расстегивая оставшиеся, и наконец скинула рубашку с его плеч. Морган наклонилась вперед и поцеловала его оголенную кожу, Джесс обнял Морган и прижал ближе к себе.

– Пока у нас есть возможность, – сказала она, – давай сделаем так, чтобы было что вспоминать.

А потом она его поцеловала, и вокруг остались лишь шепот, тишина и тепло, и никаких мыслей, и, когда Джесс уснул в этой мягкой кровати, он впервые чувствовал себя словно на небесах. На этих небесах была юная девушка, которая прижималась к нему так, будто они никогда больше не расстанутся.

Записки

Выдержка из исторического письма на тему важности шахмат как руководства по ведению войны в правление иранского короля Ноширвана

Как говорят мудрецы, победа должна быть достигнута с помощью мудрости и продуманности своих действий на поле боя. Для этого мы взглянем на шахматы, ибо игра в шахматы не из тех, где приходится ждать, или же вовремя реагировать, или же ориентироваться на действия другого игрока, а из тех, где необходимо понимать своего противника как личность и таким образом выстраивать игру, ведя его к проигрышу.

Как и в войне, шахматы требуют умения сберечь то, что возможно сохранить, и пожертвовать тем, что сохранить невозможно.

Даже если это означает, что придется пожертвовать самыми ценными фигурами во имя победы.

Глава одиннадцатая

– Мне кажется, мы совершили ужасную ошибку, – сказал Томас. Джесс подумал, что выглядел его друг ужасно – бледным и вспотевшим так сильно, что его блондинистые пряди липли к лицу. Однако руки Томаса не дрожали. Это уже был хороший знак.

Плохой знак заключался в том, что Томас этими недрожащими руками пытался распутать узел на своем шелковом галстуке. Он выглядел очень элегантно – портные Брайтвеллов и правда потрудились, – и темно-синий бархат пиджака ему очень шел, однако галстук, похоже, Томасу совсем не понравился. Он не мог оставить этот галстук в покое и почти уже сорвал его со своего места под подбородком.

Глен шлепнула Томаса по руке, заставляя убрать эту руку от ворота, и подошла поближе, чтобы поправить узел галстука.

– Хватит его дергать, бабуин, – сказала она. – Даже мои братья справляются не так плохо, когда пытаются выглядеть хорошо.

– Легко тебе говорить. Ты можешь носить, что захочешь! – Томас махнул рукой на толстый кожаный жакет, который благородно и воинственно очерчивал ее бедра. Под жакетом на Глен была свободная темная рубашка и такие же темные штаны, а также тяжелые ботинки, в которых Глен по-своему элегантно выглядела. – Может, если я надену мантию…

– Никаких профессорских мантий сегодня, – напомнила ему Глен. – Сейчас не время напоминать кому-либо о Библиотеке, не так ли? Даже капитан не в униформе. И ты тоже должен соответствовать.

Ее категоричная, упрямая уверенность наконец-то успокоила Томаса, и он сделал глубокий вдох, кивнув. Вытащил носовой платок и стер пот со лба, выдавив из себя нечто наподобие улыбки.

– Ненавижу говорить на публике, – сказал он. – Джесс, а не мог бы ты…

– Нет, – сказал Джесс. Он тоже принарядился, как и Томас, в элегантный костюм; у Джесса галстук был темно-фиолетовым, а у Томаса цвета красного вина, и пиджак у Джесса был черным, а не темно-синим, однако они все равно выглядели очень схоже. Джесс тоже ненавидел галстуки, однако знал, как держать руки подальше от него. – Сделай вид, что это твоя первая лекция. У тебя все получится.

– Лекция, – повторил Томас и начал расхаживать по кругу. Это был признак очень хорошей работы портных, подумал Джесс, когда кто-то размеров Томаса мог сложить руки за спиной, не заставив пиджак топорщиться. – Лекция, да, это лучше, чем речь. Гораздо лучше. И это и правда лекция, ты прав. Я просто…

– Объясняешь принципы и демонстрируешь функции, – сказал Джесс. – Ты все знаешь. Все у тебя получится. – Он продолжил улыбаться. Ему удалось разорвать себя на две части за последние пару дней: одна поедала двойную порцию ужина и держала Джесса в руках. Делала холодные расчеты, продумывая каждый аспект этого вечера и проводя подготовку. Эта половина выла от гнева и печали, но молча. Кажется, Джесс был на пороге к безумию.

Вторая же его половина – та, что улыбалась, разговаривала и смеялась, притворяясь, что все хорошо, – она была лжецом. Хорошим лжецом. Может, самым лучшим из всех, какими Джессу приходилось когда-либо быть, чтобы обманывать каждого, даже себя самого. Единственным человеком, с которым он позволял себе быть настоящим, являлась Морган, и то по секрету, во мраке. Магия, сожаления, страх и жажда не расставаться становились лишь сильнее при мысли о том, что все вот-вот должно было подойти к концу.

– Просто помни, что вокруг преступники и убийцы, которые не станут думать дважды, прежде чем убить нас и выкинуть наши тела в колодец. Не говори умными словами, – сказал Дарио, вырвав Джесса из воспоминаний. Если Томас с Джессом выглядели вполне элегантно, то Дарио выглядел… ну, как Дарио, только гиперболизированный. На нем было парчовое пальто, которое тянулось до самых пяток, а под ним, как Глен, Дарио предпочел нарядиться в темные штаны и рубашку, однако добавил еще черный парчовый жилет с сочетающимся черным узором, который одновременно наталкивал на мысли и о декадансе, и об утонченности.

«Выглядит так хорошо, что хоронить в этом можно», – подумал Джесс и тут же задушил эту мысль.