Виктория Угрюмова - Белый Паяц

– Никто и не хочет платить за это деньги, – сказал он тихо и горько. – Да и бесплатно охотников не находится. Вы правы, добрый господин, кто захочет?

– Я.

Ульрих поднялся со своего места и подошел к лоточнику, протягивая ему золотой нобль.

– Надеюсь, добрый человек, Гауденция не обидит столь скромная плата за его труд?

Человек широко улыбнулся:

– Напротив, Гауденций безмерно благодарен. Правда? Эй, толстячок, не будь невежей, отвечай, когда с тобой разговаривают благородные господа.

Сурок выбрался ему на плечо, поскальзываясь на гладкой ткани белого балахона, и одобрительно зачмокал. Выглядело это так уморительно, что посетители «Выпивохи» буквально покатились со смеху.

– Ну, подскажи, милое создание, что меня ждет, – попросил Ульрих, почесывая зверьку брюшко, похожее на маленький меховой барабанчик.

– Вы обязательно должны спросить, когда именно ждет, – внезапно вмешался лоточник. – Теперь, пару дней спустя или под конец вашей жизни. Или, быть может, вы предпочитаете узнать свое прошлое?

– В жизни не слышал подобной глупости, – возмутился Бобадилья Хорн. – Зачем мне спрашивать о том, что со мной было? Будто я и сам не знаю.

– А я бы спросил, – сказал Бардонеро. – Только я боюсь.

И принялся копаться в мошне огромной ручищей.

– Забавно. – Герцог пожал плечами. – Ну что, прошлое меня пока что не привлекает, я только-только от него избавился и начал новую жизнь; конец ее тоже мало меня интересует, а то вдруг выяснится что-нибудь чересчур неприятное, и я до самых последних дней буду ждать катастрофы, чем испорчу себе и то счастье, которое мне тоже полагается. Нет, давай-ка, дружок, скажи мне, что ждет меня в самом ближайшем будущем, в двух шагах отсюда.

Сурок глядел на него темными умными глазками и кивал в такт, будто внимал каждому слову. Затем он спрыгнул на лоток и принялся уморительно копаться в пергаментах, пока не выбрал один, откуда-то из самой середины. Он осторожно взял трубочку, перевязанную золотистым шнурком, и, встав на задние лапки, подал ее Де Корбею.

– Смышленая тварюшка, – сказал Бобадилья. – Ну, Герцог, читай вслух. Мы все хотим знать, что говорит предсказание. Может, глядя на тебя, и сами рискнем…

«В двух шагах, за дверью, тебя ждет неожиданность, которая может стать твоим будущим», – звонко прочитал Ульрих.

– Ну что, проверим? – спросил Рагана и шагнул к двери.

Почему-то все присутствующие в «Выпивохе» затаили дыхание, и даже Картахаль повернул голову к выходу, словно могучий хищник, внезапно заинтересовавшийся веселой возней своих детенышей на мелководье.

Ноэль широко распахнул двери и…

…порог кабачка переступила дева, похожая на гессерскую богиню-воительницу Гатор Трехликую.

Гус Хиттинг вернулся в Эрдабайхе ближе к полудню.

– Я так и знал, что вы приедете, – проворчал Монтекассино, завидев неугомонного чегодайца на пороге своего кабинета.

В комнате пылал камин, а великий магистр, кутаясь в меховую накидку, сидел у самого огня. И начальнику Сумеречной канцелярии показалось, что он бы и в самое пламя сунулся, если бы было возможно.

– Вы плохо себя чувствуете, – сказал он извиняющимся голосом. – Сожалею, что являюсь к вам в такую минуту и нарушаю ваш покой…

– Оставьте, – махнул рукой гро-вантар. – О каком, к Абарбанелю, покое может идти речь, начиная с сегодняшнего утра? Лучше скажите, вы виделись с королем?

– Разумеется.

– Что его величество?

– Если вы имеете в виду, подписал ли он все необходимые указы, то – да, подписал. Если вы спрашиваете, огорчен ли он и встревожен ли, то я отвечу – да, как и все мы. Осознает ли всю степень опасности, нависшей над страной… Нет, увы, нет. Он снова отказался от моего предложения арестовать дюка Субейрана и заточить Эдессу Атри в монастырь.

– Помнится, еще вчера вы предлагали выслать ее в глухую провинцию, – усмехнулся Фрагг Монтекассино.

– То было вчера, – отвечал дипломатичный Хиттинг. – Сегодня все в мире изменилось. Но не для его величества Могадора.

Великий магистр поднялся с кресла и направился к низенькому столику, сплошь заставленному хрустальными графинами с гранеными пробками, сверкавшими на солнце, как бессмысленно огромные бриллиантовые шары; изящными бутылками из тонкого синего и красного стекла в золотой сетчатой оплетке; серебряными кувшинчиками; нефритовыми и яшмовыми сосудами, – и налил два полных бокала тягучего зеленого напитка.

– Выпьете со мной, Гус? – приветливо спросил он.

Хиттинг отметил, что, несмотря на явную усталость и синеву под глазами, к нему вернулась прежняя резвость и точность движений. Монтекассино перестал пугать его своей внезапной немощью, похожей на беспощадный смертельный недуг.

– С удовольствием выпью за ваше здоровье, Фрагг, – искренне ответил он.

Они церемонно чокнулись и какое-то время молча смаковали напиток. Наконец великий магистр молвил:

– Вижу, вам нестерпимо жарко. Да и мне уже надоел горящий камин в этакую жару. – И он крикнул в сторону дверей: – Ордофанг!

На пороге возник стройный рыцарь в легкой кольчуге и белой головной повязке, украшенной рубином.

– Слушаю, мессир!

– Велите рукуйену Хорну прийти в малый зал Совета. Мы с господином начальником Сумеречной канцелярии будем ждать его там. А пока распорядитесь, чтобы камин погасили, кабинет проветрили, и принесите мне что-нибудь поесть.

– Я тоже не откажусь, – вставил Хиттинг. – Голодный, как эти ваши пселлусы. У короля не поешь, на службе еще никого не было, а домой я не заезжал.

– Все ясно? – спросил Монтекассино.

– Разумеется, мессир.

И рыцарь исчез за дверями.

Магистр и его гость перебрались в малый зал, и чегодаец вздохнул с облегчением. Тут было прохладно, тихо и очень уютно. Несмотря на официальный статус помещения, его обставили с максимальным вкусом и фантазией: круглый стол в виде морской раковины; мягкие глубокие кресла, обитые бархатом, с резными подлокотниками и ножками в виде драконьих лап; на круглых окнах – легкие шторы цвета летнего неба; шкафы, уставленные фолиантами и деревянными тубами с манускриптами; огромная карта Медиоланы на стене; мозаичные полы выстланы драгоценными шкурами; резные колонны выполнены из полудрагоценных металлов, и на каждой – барельеф, изображающий эпизод из истории Охриды. Все это погружало в расслабленное, созерцательное состояние и способствовало неторопливым размышлениям.

Собеседники заняли два кресла у небольшого малахитового бассейна, в котором росли лотосы и сновали стайки ярких рыбешек.

– Красота тут у вас, – заметил Хиттинг. – А мы в канцелярии сидим по уши в бумажной пыли и каком-то допотопном хламе. И кресло у меня – поверите ли – скрипит. Так противно…