Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями - Олег Владимирович Фурашов

Тихон вспомнил про нокаут бандита от Шранка, который не прошёл бесследно. От осознания этого факта пермяк не то чтобы расслабился, но как-то раскрепостился. Он даже плечи расправил. Уверенности ему добавило и то, что, судя по звукам, двери автобуса раскрылись, и туда с плачем забирается Милена, истерично крича: «Помоги-ите-е-е! Товарищ водитель, помоги-ите-е-е! Там убива-ают! Убива-ают!»

Отступая от Пакостина, паренёк оглянулся, чтобы сориентироваться и с разбегу вспрыгнуть на заднюю подножку. И в решающей фазе он брючиной зацепился за прут, торчавший из железобетонной плиты. Заковыкин оступился, взмахнул руками и свалился на асфальт. Вовану того только и надо было: он подскочил к студенту и с резкими выдохами, «хекая», начал взмахивать остро заточенным топориком.

Тихон, свернувшись в клубок, прикрывался предплечьями и ногами, однако сильные удары, следовавшие один за другим, не просто рассекали ему мышечную мякоть, но и перерубали нервные ткани. И от ран и сильного кровотечения он уже не смог удерживать руки и ноги на весу. Они бессильно упали, и тогда Змей беспрепятственно нанёс ему удар по макушке…

В заключительном видении перед Тихоном пронеслись лица мамы, Милены, деда, Дружка…И всё померкло…

До счастливого исхода Тихон не дотянул какие-то крохи…Ему так и не суждено было узнать, что всего миг спустя, подоспел шофёр. Водитель выскочил из кабины и монтировкой оглушил бандита ударом по затылку. Потом водитель занёс остывающее юное тело в салон, положил на пол, подле плачущей навзрыд Милены, и погнал без остановок в город. Мчась на бешеной скорости, шофёр лихорадочно соображал, где ближайшее отделение полиции и ближайший роддом, и куда ему наперёд ехать.

ЭПИЛОГ

1

Главный чекист России Крутов Григорий Иванович перечитывал подготовленную им собственноручно «выжимку» из отчёта об итогах операции «Антитеррор». С минуты на минуту в его кабинет на Лубянке должны были пожаловать весьма и весьма важные персоны. До их прибытия Крутов и подводил «текущие расчёты» с ЦРУ в области контрразведывательной деятельности.

Формально результаты оказывались внушительными: срыв супердиверсии и теракта, замышленных «скунсами»; захват и изобличение вражеского резидента Поводыря, который скоро предстанет перед судом; развенчание дипломатического статуса Александера Дика и выдворение его с позором за пределы России в качестве персоны «нон грата»; уничтожение выводка клонов и трёх десятков бандитов, замысливших устроить «ночь грабежей» в столице; наконец, доказательное предание гласности террористических планов администрации США. Американской дипломатии в целом был нанесён сокрушительный удар.

На особый счёт следовало занести разгром центральной банды Пакостина, хотя самому «гоп-менеджеру» удалось скрыться, а до ликвидации всей сети «гопоты» было ещё очень и очень далеко. Впрочем, последнее уже не входило в число «профильных» функций КГБ – для того существовали правоохранительные органы.

Но, когда перед взором Крутова предстали строки с перечнем погибших чекистов и честных граждан России, лицо его исказила гримаса боли и гнева. И пусть в такого рода вещах жертвы неизбежны, Григорий Иванович с этим никак не мог примириться. «Как там говорится? – вспоминал руководитель комитета. – Лишение жизни одного – убийство, лишение жизни многих – статистика…Гораздо важнее, чтобы за этими потерпевшими не последовали новые, более масштабные жертвы. Для того я и протрубил нынешний сбор».

Под сбором Крутов подразумевал мероприятие беспрецедентного характера. К нему в обстановке секретности должны были подъехать не кто-нибудь, а премьер-министр страны Зарукин, олигарх Лонской и магнат Рокецкий. Заманивали их практически обманным способом: под предлогом знакомства с документами государственной важности. Впрочем, нет, обман заключался не в этом, ибо документы и доказательства чрезвычайной важности им действительно будут предложены. «Фокус» заключался в том, что это был способ свести троицу воедино вопреки их воле, и держа их до поры о том в полном неведении.

Генерал армии предполагал, что вместо троицы соберётся «большая четвёрка», но председатель Думы Павлов, относясь к органам госбезопасности с предубеждением, проигнорировал приглашение.

К установленному сроку вершителей российской политики, принятых Крутовым скрытно и порознь, пригласили в кабинет главного чекиста. Первым вошёл и разместился за столом для совещаний Зарукин. За ним последовал Лонской. На присутствие премьер-министра он отреагировал сдержанным удивлением: поднятием бровей и молчаливым рукопожатием. Рокецкий же, увидев ненавистных противников, по-женски прикрыл удивлённо раскрытый рот ладонью, фыркнул и попытался покинуть место сбора. Не получилось: проинструктированные чекисты просто-напросто не выпустили его за порог.

– Что это значит?! – оскорблённо взвизгнув, вынужденно прикрыл дверь Полуметросексуал, возвращаясь на исходную позицию.

– Это значит, – с внешним спокойствием проговорил Крутов, – что отсюда никого не выпустят и сюда никого не впустят, пока я не разрешу. Здесь у меня сосредоточены такие силы и средства, что мало никому не покажется. Кстати, настрой у моих ребят соответствующий, да и в обществе – тоже. Из-за известных событий ваш рейтинг…, – жестом ниже пояса он обозначил воображаемую черту, – опустился до предела.

– Что, …и меня не выпустят? – с вызовом осведомился Лонской.

– И вас, Лев Максимович, – всё столь же невозмутимо подтвердил Григорий Иванович.

– Что, и меня?! – поражённо спросил Зарукин.

– И даже вас, Геннадий Петрович, – несокрушимой скалой стоял главный чекист.

– А вы понимаете, чем для вас чревато…дерзкое самоуправство?

– Ещё бы, Геннадий Петрович.

– Чего же вы добиваетесь?

– Первоначально того, чтобы вы прочитали совершенно секретную аналитическую записку об операции под кодовым названием «Антитеррор», составленную мной.

– А затем?

– А затем, полагаю, найдётся крайне острая тема для совместного обсуждения. Более того, я даже не полагаю, а уверен в том. И до того я вас, уж извините, не выпущу ни за что.

– Неслыханная наглость! – вскрикнул Рокецкий, нажимая на кнопки сотового телефона.

– Здесь связь есть только у меня, – утихомирил его генерал армии.

Зарукин хмыкнул, Лонской пожал плечами, и оба углубились в представленную им информацию. Рокецкий помялся, и, от безысходности, тоже подсел к столу и погрузился в чтение.

Материал аналитической записки был специально адаптирован под приглашённых. В нём, в частности, была выпячена и роль Лонского в продаже «скунсам» доносчика Подкользина, и неблаговидные поступки Рокецкого в гибели Дианы и сношениях с зарубежной неправительственной организацией «Британский Консультатив», причастной к теракту в отношении российских дипломатов, и «пассажи» Коданского – ставленника Зарукина. В финале следовало неумолимое резюме о том, что за клановой борьбой лица, причастные к изложенным фактам, забыли о судьбе России. Вследствие разобщённости элиты резко ослабли и позиции страны на внешней арене, а успешное противодействие террористическим акциям явилось не результатом слаженных действий всех ветвей власти, а героизма простых россиян.

Излагаемые положения подтверждались конкретными доказательствами. Если поначалу государственные горе-мужи несогласно морщились, пренебрежительно кривили губы и саркастически усмехались, то ближе к концу их руки охватил тремор, физиономии стали багрово-красными, а пиджаки под мышками пробил пот. Завершив чтение, всякий из них избегал взгляда с кем-либо.

– Вот почему я собрал вас, – прервал молчание председатель КГБ. – Скажу круче того: я не выпущу вас до тех пор, пока вы не найдёте общего языка.