Плетущая - Лия Арден

Ена хотела возразить, но Алай принялся расстёгивать свой кафтан. Начни при ней раздеваться другой мужчина, Ена бы забеспокоилась, но за царевичем наблюдала с интересом, понимая, что он хочет ей что-то показать. Она захлопала ресницами, когда он обнажил свою грудь со знакомым морозным узором, но было в нём нечто странное.

– Не понимаешь? – уточнил Алай.

Ена мотнула головой, и царевич, схватив её руку, приложил к своей груди. Ена сперва смутилась, думая объяснить царевичу, что так прикасаться стоит не каждому, как она замерла, почувствовав сердцебиение.

– Оно… бьётся, – неуверенно озвучила мысль Ена, заметив нетерпеливое ожидание на лице Алая.

Царевич энергично закивал, а его улыбка стала ослепляюще счастливой.

– Но раньше не билось, – объяснил Алай, заметив непонимание своей подруги.

– Как это… не билось?

– В смертном теле Мораны было сердце, но ледяное, замороженное, неподвластное страстям, боли и тревогам. Она сама мне рассказала, в детстве. Поэтому оно и смогло прижиться к моему. Оно оставалось глухим все годы, но, оказавшись с вами… оно иногда болело. Ныло. Жгло, – возбуждённо подбирал описания Алай, хоть они и были чудны́ми, но осознание нахлынуло на Ену стремительно.

– Оно ожило. Растаяло, став настоящим? – Не будь на лице Алая счастливого выражения, она бы ужаснулась, посчитав, что это неестественно.

– Да, а самое главное то, что Морана его тоже чувствует, но не понимает пока. Она тоже чувствует, – с каким-то трепетным теплом тихо себе под нос прошептал Алай, ещё раз взглянул на свою грудь, а следом скрыл кожу и хранимое за рёбрами сердце рубахой и кафтаном.

И Ена поняла, что Алай в чём-то сын своих родителей. Он тоже хранит сокровища со всей жадностью и бережным трепетом, только для него драгоценности – это не камни и металлы, а жизнь и чувства.

* * *

Ежедневно город всё больше пустел, каждое утро они провожали новые колонны простых жителей под защитой дружины. Так продолжалось, пока последним они не сопроводили Зорана с его женой Весняной, возрождённых девушек и их защитников.

На опустевшем княжеском дворе остались лишь Морана, Мокошь, Алай, Ена и Рокель. Ощущение покинутости пугало, в коридорах и палатах было темно и тихо, каждый шаг отдавался многократно, единственная свеча в руках Ены едва освещала путь, пламя плясало и дрожало. Морана предупредила, что мертвецы всего в сутках пути. Завтра на рассвете они выйдут навстречу. Ена не знала, каков план богинь, но мысль о том, что рядом с ней будет Рокель, ужасала и одновременно дарила спокойствие. Только это позволяло Ене оставаться хладнокровной. Богини сказали, что им нужна помощь, и Ена не смела отказывать, если на кону жизни Зорана и жителей Сеченя. Если они не задержат мертвецов, то те нагонят выживших.

Рокель не возразил, когда Ена вошла без стука и торопливо прикрыла за собой дверь. Зажжённые свечи окутывали комнату тёплым светом, и всё же оставалось достаточно места для мрака. Рокель, вероятно, проверял оружие перед завтрашним днём, потому что вернул кинжал в ножны при появлении Ены и встал, чтобы отложить в сторону к кожаному нагруднику.

– Не спится? – верно догадался он.

Ена поставила свою свечу, но не произнесла ни слова, внезапно не зная, как оправдать своё появление. Она неловко мотнула головой, Рокель не стал давить и с понимающей улыбкой вернулся к своему занятию, проверил ремни креплений у меча.

– Ты собирался на мне жениться.

Рокель оцепенел, его плечи напряглись, а рука замерла над оружием. Он весь застыл, будто статуя, вероятно поняв, что сказанное не было вопросом.

– Собирался, – настороженно признался Рокель. – Кто тебе сказал?

– Зоран.

Рокель не разозлился и, кажется, даже не удивился. В ответ он ожил, обернулся, одарив Ену натянутой улыбкой, которая исчезла с его лица так же быстро, как и появилась. Он расслабленно повёл плечами, небрежным движением оттряхнул подпоясанную рубаху и сел на кровать. Ена видела, что его безразличие напускное, видела, как он старался не пересекаться с ней взглядом, заметила, как неудобно ему стало.

– Ты передумал?

– Скорее ты передумала, – возразил Рокель со сдавленным смешком, он звучал неловко, а Ене и вовсе было не смешно. Она оставалась серьёзной.

– Мне никто не давал выбора.

На эту правду у Рокеля не нашлось возражения. Они ругались и цапались, в рот за словом не лезли этим летом, не стыдились и не смущались высказывать друг другу личные подробности в лицо, но сейчас оба неловко помалкивали, не зная, как обсудить прошлое. Ена помялась на одном месте, шумно сглотнула. Взгляд Рокеля метнулся к её лицу, но он сразу его отвёл и потёр ладони. В комнате было прохладно, морозный узор заполнил почти всю слюду единственного окна. Ена повела плечами под меховой накидкой. Там у неё был сарафан, но Рокелю должно быть холодно так сидеть. Он наверняка готовился ко сну. Если Ена уйдёт, то он согреется под пуховым одеялом и несколькими покрывалами. Но уходить она не хотела, скованная дурным предчувствием завтрашнего дня, ощущением надвигающейся опасности.

Она сбросила меховую накидку, а Рокель подскочил как ужаленный. На вопросительный взгляд Ены он ничего не ответил, оставаясь растерянным. Сам, похоже, не знал, зачем встал, а его волнение заметил бы сейчас любой, как и внезапный румянец на щеках, будто и его сердце билось как сумасшедшее.

Ена вспомнила, как они встретились спустя годы: взрослые, упрямые, с язвительными языками. Они столько неприличных откровенностей, не стесняясь, друг другу наговорили, что нежность казалась пугающей и смущающей. Она видела, как Рокель судорожно в голове подбирает десятки фраз или вопросов, всё читалось на его лице, однако он продолжал молчать, не найдя подходящих фраз.

– Может, тогда спросишь?

Вопрос Ены заставил княжича встрепенуться. Он глядел на неё со знакомой очаровательной беззащитностью, словно не понял ни слова из её вопроса.

– Дашь ли ты мне выбор теперь, чтобы узнать наверняка, передумала ли я? – мягко пояснила Ена, сделав шаг ему навстречу. – Если же сам передумал, то скажи. Ты много грязи обо мне слышал и сам видел немало. Разумеется, я не отдавалась Злату за кольцо, он в тот вечер меня едва не задушил, но увиденного и сказанной тебе лжи мне уже не стереть.

Ене не хотелось напоминать Рокелю о своих грехах и то, как он застал её с Вихало. Ена сама бы хотела стереть каждое чужое прикосновение и поцелуи, которые ей пришлось испытать, но это было не в её силах. С такими желаниями даже две присутствующие в доме богини не могли помочь.