Викинг - Александр Владимирович Мазин

теперь делать? С колдовством или без, но ты вспорол ему брюхо подлым ударом!

– В бою не бывает подлых ударов, – напомнил я конунгу прописную истину. – Есть только удачные и неудачные. Мой был удачным. Потому что я его убил, а не он – меня. Но я все же предлагаю остановиться на колдовстве.

– Людям это не понравится, – повторил конунг, но уже более спокойно.

– Еще как не понравится! – еще шире ухмыльнулся я. – Колдовство – это бесчестно. Многие станут кричать, что не пристало мужчине заниматься женским делом. Но уверяю тебя: все эти крикуны просто боятся, что заколдуют их самих. А тебе, конунг, – сплошная выгода. Колдуном-то назовут меня. Посмотри на меня внимательно: неужели кто-то усомнится, что я колдун?

Еще бы! Мелкий, чернявый, черноглазый… Внешность моя, с точки зрения местных жителей, намекала на всевозможные пороки так же явно, как рожки на голове – на принадлежность к бесовской братии.

– Я буду колдуном, а ты будешь тем, кому колдун служит. Никакого урона чести. Сам-то ты не колдуешь, а славы прибавится.

Хрёрек задумался, а потом нехотя кивнул. Он ведь далеко не дурак. Эти свирепые парни в железных рубахах могут на дух не переносить чужих колдунов, но когда колдун на твоей стороне – это же совсем другое дело.

И мне этакая слава не без пользы. С колдуном мало кто захочет связываться. Еще убьешь ненароком, а ведь всем известно, что мертвый колдун – еще хуже живого.

Так или иначе, но верный хирдманн, то есть я, свое дело сделал. Теперь меня следовало вознаградить.

Хрёрек снова задумался. Будь на моем месте кто-то другой, он просто стащил бы с запястья один из золотых браслетов, и дело с концом. Но ярл уже понял, что я, в отличие от других его головорезов, к золоту отношусь до неприличия равнодушно. То есть своей доли я никогда не упускал, но при виде кучи желтых побрякушек и блестящих питьевых емкостей слюну до пояса не пускал. Повысить меня в звании? Но после сегодняшнего я итак хускарл, а до хольда мне еще расти и расти.

Хрёрек выкрутился. Иного я не ожидал.

– Что ж, Ульф, ты оказал мне услугу. Говори, чего хочешь?

Он сказал это достаточно громко, чтобы услышали и окружающие. Секретный разговор закончен.

Сказать: «Да ничего»? Нельзя. Обидится. Так что я ответил дипломатично и тоже громко:

– Трудный вопрос, мой ярл. Под твоим славным началом я уже добыл все, что хотел. Может быть, кроме славы, потому что славы много не бывает.

Полторы сотни моих корешей, навостривших уши, одобрительно взрыкнули. Схожий звук издали и труподелы покойного Торсона. Зуб даю, эти парни очень скоро выразят желание пополнить наши ряды. Кроме, может, вон того, кудлатого, в византийском нагруднике. Этот зыркает в мою сторону очень недружелюбно. Впрочем, это его проблемы.

– Славы много не бывает. Но о славе я не беспокоюсь, потому что с таким вождем, как ты, славы на всех хватит. Ничего мне не надо, Хрёрек-ярл. Ты и так дал мне все. Я пришел к тебе в драных отрепьях, а теперь у меня имеется все, что нужно воину.

– Да, – согласился Хрёрек. – Так и есть. Однако плох тот вождь, который не умеет вознаградить верного человека. А я хороший вождь, верно?

Хирдманны дружно рыкнули, подтверждая очевидное. Будь он плохим, их бы здесь не было.

– Потому я говорю, – ярл перешел на торжественный стиль речи. – Ты, Ульф Черноголовый, волен сам просить угодную тебе награду. Сейчас тебе ничего не надо, но придет время, и ты пожелаешь то, что тебе приглянется. Потому вот мое слово. Если в будущем ты захочешь что-то из моей доли: оружие, злато, невольницу или раба – это станет твоим. Я сказал – ты услышал! Боги тому свидетели!

Да, я услышал. И мне понравилось. Конунгу – лучшая доля добычи. А лучшее из доли конунга теперь может стать моим. Интересно, что это будет? Эх, люблю я поиграть с Судьбой в рулетку! Почему, спросите, в рулетку, если выигрыш гарантирован? Да потому, что только Богу известно, буду ли я жив завтра. То есть завтра-то точно буду, а вот через год-другой – неизвестно. Но мне это тоже нравится. Грош цена жизни, в которой все расписано и предопределено.

Впрочем, это не значит, что я не умею планировать. Как говорил в свое время мой папа, Григорий Николаевич Переляк: «Живи так, будто этот день – последний. Но позаботиться о будущих дивидендах тоже не забывай».

Но к черту дивиденды! Ярл сказал свое слово, и вокруг меня внезапно стало тесно. В толпе огромных скандинавов я просто потерялся. Широченные плечи закрыли горы и море, кудлатые головы – небо. Каждый хотел похлопать меня по плечу, сказать что-нибудь доброе. Старина Стюрмир облапил и стиснул так, что ребрышки жалобно заскрипели; высоченный, как мачта, Ульфхам Треска оцарапал мне лицо краем нагрудной бляхи и пробасил сверху:

– Ты украл мой поединок, Черноголовый! Считай, за мной должок!

– Сочтемся, – прохрипел я куда-то в желтые заросли Ульфхамовой бороды.

– Волчок! Ты наш, Волчок! – Оттеснив прочих, меня обступили варяги: Трувор, Ольбард, Руад… Оп!

Ноги оторвались от земли. Не менее дюжины рук подхватили меня и взметнули вверх. Я взлетел в воздух, растопырясь, словно лягушка. Раз, еще раз…

При каждом броске сотня глоток взревывала так, что мне казалось, будто акустический удар, а не руки, подбрасывают меня в небо…

Восемь раз я взлетал вверх. Священное число Одина. Но и потом мне не дали ступить на землю. Стюрмир и Руад подставили плечи и, окруженные со всех сторон бряцающей железом толпой, понесли к ближайшей харчевне, где обрадованный хозяин уже выкатывал из закромов бочонки с пивом.

Краем глаза я успел засечь, что Хрёрека с нами не было. Ярл остался у места поединка, рядом с телами убитых, а его со всех сторон обступили хирдманны Торсона.

Нет, нашему ярлу ничто не угрожало. Головорезы Торсона искали покровительства более удачливого вождя.

«Да, – подумал я, подпрыгивая на плечах гордо вышагивающих друзей, – так проходит мирская слава»[50]. Железо в брюхе, предсмертная судорога, тризна, костер и полет валькирий. В последнем, впрочем, я далеко не уверен, поэтому постараюсь пожить подольше и порадоваться, пока есть такая возможность. Но при этом не очень налегать на пиво, потому что вечером предстоит пир в хоромах конунга Рагнара.

Эх, хорошо! А будет еще лучше!