Восток. Запад. Цивилизация - Екатерина Лесина

потом все опять изменилось, но из-за взгляда Эва не поняла, как именно.

– Что там… – Пальцы Тори, обхватившие запястье, привязывают к реальности. – Там что-то происходит! Давай, скорее!

И она дергает, тянет Эву за собой, не давая сосредоточиться.

Над полигоном разливался поток белого пламени, яркого, будто сама луна спустилась с небес полноводной рекою. А потом пламя сложилось и стало драконом.

И это одновременно пугало, а еще завораживало.

Эву.

Тори.

И маменьку, что появилась на полигоне. И леди Элизабет, которая смотрела долго и почему-то печально, а когда все закончилось, сказала:

– Все-таки место здесь странное.

И все с нею согласились. Место. Именно оно во всем виновато. Странное.

Эва молчала.

И позволила увести себя. И даже снова пила чай, хотя, конечно, в этом не было никакого смысла. Но все пили, и она тоже.

Взгляд.

Он не отпускал.

Теперь он пробивался сквозь границу миров. Это пугало. Очень. И нельзя было спать.

Нельзя.

А Эва уснула. Маменька велела отправляться к себе. И сказала, что ей нужно дождаться отца, чтобы серьезно с ним поговорить. И тут спрашивать нет нужды, о чем именно. О том, куда он уходил и почему бросил. И взгляд ее не предвещал ничего хорошего.

В общем, даже Тори не рискнула ослушаться. Да и как? Темень за окном. И устали они все. Но Эва твердо решила, что спать не будет.

Она умылась.

Расчесала волосы. Заплела их. Легла в кровать, убедившись, что Тори свою заняла. И даже, кажется, спит. Улыбается во сне и совсем не похожа на ведьму.

Нисколько.

Она хорошая, пусть и кажется вредной. Это только кажется.

Эва подумала так и уснула.

А во сне провалилась.

Она не хотела. Совершенно точно не хотела и даже не собиралась. Само как-то получилось.

Вот мир привычно лопается, беззвучно, как огромный мыльный пузырь.

Уходят краски.

Цвета.

Все становится серым и как бы размытым. Причем чем больше смотришь, тем сильнее это вот чувство – размытости, неправильности.

Комната.

Тори.

Здесь она особенно красива. И совсем-совсем не похожа на Эву. Точеные черты лица. Кожа белая, что мрамор, а волосы черны.

Тори спит.

Эва коснулась ее лица. Если захочет, то она сможет подсмотреть сны сестры. Но хочет ли она? Эва не знала. И отступила.

Надо вернуться.

Как?

Или… луна за окном яркая. И взгляд этот.

– Ты… меня видишь? – Эва попыталась понять, откуда на нее смотрят. Не выходит. В доме слишком тесно. Надо… да, надо выйти.

На улицу.

К полной луне. К небу, которое здесь – всех оттенков графита. Трава почти черная. И сама Эва словно фигурка, наспех нарисованная тушью.

Надо…

Позвать на помощь?

Или… Эва прислушалась к себе. Нет. Опасности она не ощущает. А вот зов… Кажется, Эва начинает понимать, что чувствовала Тори.

– Я ведь заблужусь! – робко сказала она в темноту. – И… куда мне идти?

Туман сочился из земли, поднимаясь над травой. А из него вдруг вылепились вороны. Два. Один сел на левое плечо, другой – на правое. Вороны были огромными. Наверное, даже больше Эдди. Только цвета белого.

– Кар! – сказали они и одновременно поднялись в воздух. И Эва с ними. – Кар, кар, кар…

Она могла бы и сама.

Она уже превращалась в зимородка. Но зимородок – маленькая пташка, вороны же – хищники по природе. Как бы не заклевали ненароком.

Но Эве не страшно.

Вот ни капельки.

Сверху мир такой молочно-туманный, будто в скорлупе, за которой ничегошеньки толком и не рассмотришь. Хотя она все одно пытается.

И…

Дом?

Университет, да… Только немного иной. Не такой большой? Не такой роскошный? И парка нет, зато лес имеется. Речушка. Камни.

На берег ее и поставили. Аккуратно так. Бережно даже.

Эва огляделась.

Вода темно-серая, с булатным узором. Камни такие же. Холодные еще вот. Здесь, на Изнанке, холод ощущается по-особенному. Она положила руку на один.

На другой.

Теплее… и еще… и тропинка из этих камней сама сложилась. Оно так во снах бывает. И пещера возникла. Огромная. И дракон в ней тоже огромный. Хотя Эва его не сразу заметила. С ней случается. Выходит, что права маменька, Эва совершенно рассеянная и невнимательная, если не способна сразу заметить огромного дракона.

– Здравствуйте, – сказала она его голове, нависавшей из тьмы пещеры. Еще была видна по-змеиному длинная шея, немного – лапы с огромными когтями и кончик хвоста. Хвост и сам дракон белые, льдистые. – Извините, я не хотела вас тревожить.

А голова размером с Эву.

Или даже больше?

Может, и больше. Но все одно не страшно.

– Мы не хотели! Эдди – он меня спасал! Большею частью. А я вот просто… невезучая.

Дракон вздохнул, и Эву окутало горячее облако его дыхания. К счастью, не гнилостного. Скорее уж пахло камином, дровами и ночной грозой почему-то.

Голова склонилась ниже.

А глаза у него хрустальные.

И смотрят так… так смотрят! Эва застыла, не способная сдвинуться с места. Только сердце колотилось сильно-сильно. Но взгляда она не отвела.

– Во всех сказках драконы похищают принцесс, – выдавила она. – Но вы ошиблись. Наверное. Мне, конечно, безумно лестно, но… я не принцесса. Совершенно не принцесса. Увы.

Дракон улыбнулся.

И ответил:

– Может, ты просто чего-то о себе не знаешь?

Как у него получается говорить с такой-то пастью? Хотя голос звучит в голове Эвы.

– Думаю, если бы я была принцессой, я бы заметила, – возразила она осторожно. – А еще у меня сестра есть. Ведьма. Разве у принцесс бывают сестры-ведьмы?

Дракон рассмеялся.

А потом превратился.

В человека.

Оказывается, они и вправду превращались в людей. А Эва не то чтобы не верила совсем… она старалась верить. Но как-то это сложно, когда дракон и вдруг в человека.

Дракон большой.

Человек маленький.

В общем, как говорит Берт, это совершенно ненаучно.

Но здесь, на Изнанке мира, превращение выглядело вполне естественным. И человек… высокий. Почти как Эдди. Красивый. Куда красивей этого напыщенного Сент-Ортона. Черты лица такие, что взгляд отвести сложно. А вот влюбиться, наоборот, легко.

Эва вздохнула.

И призналась себе: может, когда-то и было бы легко, и влюбилась бы даже, а теперь вот не получается.

– Это ты смотрел?

– Я, – сказал он.

– Как тебя зовут? – Эва спохватилась, что и сама не представлена. И представить ее, если разобраться, совершенно некому. Но здесь, может, правила не так уж и важны. – Простите. Эванора Орвуд.

И присела.

Как ее учили. Хотя, конечно, простоволосая и в ночной рубашке… Или как там Тори говорила? Не в ночной, а в платье, которое шили