Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

«Я должна поднять Майю и куда-то идти». Но куда? Она не помнила, куда и зачем.

Сквозь расщелины она увидела шевеление. Рядом с ними опустилась то ли птица, то ли рыба в царской короне. Чёрная, как ворон, с шестиконечной звездой на одном крыле. Между перьев торчала рыбья чешуя. Птица схватила девочек игольчатыми лапами и вытянула из земли, как морковь. Куда-то поднялись. Полетели.

Стихи звучали в её голове как песня:

Комната за комнатой,

Лестница за лестницей,

Рощица за рощицей,

Задержав дыхание,

Тихо и легко.

Прилетела птаха.

И ушли на дно

Ветер-камень-глина,

И закрылся глаз.

В комнате с большой ванной она вспомнила, что её зовут Соня. Когда они вылезли в музейный зал через разверстую пасть шестерёнки, она уже была обыкновенной девочкой. Рыжая рядом по-лисьи отряхивалась, свежая и бодрая, как ни в чём не бывало.

– Пошли, – сказал Соловей. – Мама ждёт. Она волнуется. Еле нашёл вас. Умница, что сообразила, – он показывал ей на синюю куколку.

Эпилог

1

(давным-давно, до всех событий)

лаз жутко болел, хоть его и крепко перевязали. Соловей с трудом залетел в Гнездо, свой несуразный дом на дереве.

– С днём рожденья, с днём ро… ужас-переужас, кто тебя так? – Из кучи награбленного добра вылетел Столас и сочувственно округлил зенки.

Тима не ответил. Водрузился на насест и смотрел на темнеющий лес.

– Эй, – ворокот примостился рядом, – а у меня для тебя подарок есть.

– Опять? – устало спросил Соловей.

– Ты не рад как будто, – сразу же насупился Столас.

Тима молчал. Он чертовски устал.

– Вот, – ворокот что-то протягивал.

Тима взял. Это была деревянная свистулька. Изображала то ли птицу, то ли рыбу, не поймёшь.

– На меня похожа, – пробормотал Соловей.

– А то, – Столас выпятил грудь от гордости. – Я старался. Это портрет. Смотри не потеряй, как кольцо. А то я сделаю вывод, что ты не бережёшь мои подарки.

– Спасибо. – Тима слабо улыбнулся. У него сильно болел выколотый глаз.

2

(1993 год, после всех событий)

Поехать на осенние каникулы в Гурзуф было хорошей идеей. Купаться уже нельзя, но не беда. Тут всё зелено, а в Москве уже – голо. И воздух тёплый. Остановились у Рэны, конечно.

Соня проснулась первой, выбралась из-под маминого бока. Осторожно обошла раскладушку, на которой спала Рыжая, глянула в окно. Часы на аптеке показывали шесть. Улочка пустовала. Соня залезла под занавеску. На деревянном полу было приятно стоять босиком. Нравился солоноватый сквозняк из форточки, невесомые поглаживания тюля.

На углу, возле домика с большим деревянным балконом, появились Соловей со Столасом. Значит, уже успели прогуляться. Соня прислушалась: внизу позвякивали блюдца. Она сгребла с табуретки свою одежду и, натягивая её на ходу, спустилась.

Рэна наполняла вазу для растрёпанных астр.

– Проснулась, жаворобушек мой, – проворковала она, не поворачиваясь от раковины.

Соня схватила персик.

– Твои ещё спят, пусть спят, а я тоже птичка ранняя, кашу вот поставила, молоко уж подходит.

– Всем доброе утро! – гаркнул Соловей, и Рэна подскочила.

– Где вы были? – Соня смотрела на Столаса, который ради душевного спокойствия Рэны притворялся совой.

– Чуть палец себе не хрястнула! Думала, вы спите. – Рэна поставила на стол тарелку с толсто нарезанным сыром.

– Навещали старую знакомую, – сказал Тима. – А её дома нет. И, судя по всему, давненько. Где Полина? – Он тоже потянулся к персикам. – Не проснулась ещё? Сонь, гляди, череп! – Тима тыкал в тарелку, которую поставила перед ней Рэна. Они с Соловьём играли теперь в эту игру постоянно: везде искали смешные рожи. Глазунья действительно была очень похожа на череп.

Луга неровно поднимались вверх, рябились волнами. Кто-то вдалеке жёг листья. По тропинке бежала собака, Соня подумала: Бугу! Невесомыми привидениями мелькнули рядом близнецы. Рыжая выглядывала кого-то в пожухлой траве. Тоже их? Старую скогсру?

За собакой шёл участковый – это была Хорта. Она бросилась к Полине. От вихляния хвоста собачью попу сносило вбок. Хорта поддела носом Полинину руку, лизнула в ладонь.

– Здравствуйте! – Вырин улыбался весь, даже фуражкой. – Очень рад! А вы – Сонин папа?

– Я не волшебник, а только учусь, но позвольте вам сказать, что дружба помогает нам делать настоящие чудеса![51] Тима Соловей, – одноглазый протянул Григорию руку.

– Ах, ну да, вы ж её одна растили… я вспомнил… ваши показания, – участковый краснел с каждым новым словом.

– Придёте к нам на ужин? Рэна очень старается, даже гулять с нами не пошла, – Соня сменила тему.

Рыжая была непривычно тихой. Уход Цабрана и Марты она перенесла тяжелее всех, хоть и непрестанно твердила, что всё в порядке. Соня видела, что Майя то и дело поглядывает на свою ладонь, будто проверяя, не светятся ли линии. Все эти недели в Москве они ходили к баб Мене почти каждый день. Селенит не плакала, говорила, что слёзы по сыну и внукам давным-давно все вылила, добавляла с грустной улыбкой, что счастлива, раз с Серёжей свиделась. Перед самым их отъездом в Гурзуф древняя бергсра пропала: забежав к ней в последний раз, девочки обнаружили пустую квартиру и распахнутую дверь. Так исчез последний островок, напоминавший им о Марте.

Они любили гадать, что же произошло у резервуаров, как Соловей, Волак и Селенит справились с Моррой и её тенями. Им никто ничего не рассказывал. Мишаевы уверяли, что не помнят, Лизка при этом косилась на Тимаева, который частенько теперь ошивался вместе с ними в Битце. А Соловей и Полина просто меняли тему, и девочки в конце концов поняли, что все они дали какой-то обет.

Это не мешало Майке и Соне «восстанавливать сцену в деталях», в стиле модных боевиков. Они придумывали и смеялись, приписывая Тимаеву небывалую храбрость и подвиги, а Гору – комичную роль дракона-непутёхи, который, случайно поскользнувшись, перебил хвостом всех врагов. Вздыхали: жаль, они не пообщались с Волаком как следует. Интересный пацан. После схватки они с драконом ушли домой – через портал на ту сторону.

Но сегодня Пролетова была явно не в духе, и приставать к ней с болтовнёй Соня не решилась. Мама держала одноглазого за руку. Тоже мне, голубки.

Лес начался реденьким ельником и плотнел по мере того, как они погружались внутрь. Столас сел Соне на плечо, потёрся плоской кошачьей мордой об ухо. Возле речки посветлело, поднялся ветер, ходила ходуном трава. Рыжая подошла к одинокой яблоньке-дичке, сорвала красный плод. Полина и Соловей расстилали скатерть, готовились к задуманному пикнику. Соня подошла было к Майке, но та нахмурилась, оттолкнула взглядом.

Они со Столасом выкинули какую-то тряпку, похожую на цветастую юбку, что лежала у ствола,