Владимир Першанин - Остров за Синей Стеной

— Значит, не напрасно ходили слухи, — сказал Мун. — А песня, которую сочинил Соц, посвящалась Тиуну?

Меня обложили, как стаю волков,

И выход один: или смерть или клетка…

Хэнк пропел вполголоса первое двустишье.

— Они оба не могли жить в клетке. Тиун уже умер, а Соц скоро умрет. Он стал курить ядовитые травы и живет в другом мире. Наш мир он больше не хочет видеть.

— Ты произносишь странные слова. Выходит, Говорящие все время лгут? А как же тогда Вечное Лето?

— Оно для них наступило, — отрезал Хэнк. — Будем спать?

Он принес из пещеры козьи шкуры. Подбросили в костер веток и легли по разные стороны огня. Хотя и не было холодно, к Муну не приходил сон. Он ворочался, глядя на звезды. Необычным казался весь сегодняшний день. Долгий переход через горы, эта зеленая долина, пленник с его Огненным Копьем…

Знакомые созвездия, подмигивая, расплывались диковинными узорами, и суровый голос нашептывал, что спать нельзя. Вдруг чужак нападет на них! Мун подтянул поближе свое копье с каменным наконечником и незаметно погрузился в сон.

Он проснулся от чьих-то голосов и сразу вскочил. Возле потухшего костра Хэнк разговаривал с двумя Вольными Рыбаками. Одетые в короткие кожаные куртки, с ножами у пояса, они все трое, рослые, светловолосые, походили друг на друга. Мун выдернул лук из колчана и зажал в ладони две стрелы.

— Не бойся, — сказал Хэнк, — это друзья.

Рыбаки спокойно смотрели на Муна.

— Они видели, как падала Рыба, и долго искали ее. Мы отдадим им пришельца. Рыбаки знают, как лечить перебитые кости.

— Но пришелец — наша добыча!

— Он не добыча, — возразил Хэнк, — просто раненый воин. Рыбаки его вылечат и отправят на Большой Берег.

— Разве они плавают так далеко? — глупо заулыбался Мун.

— Какое наше дело…

Рыбак произносил слова на их языке, лишь слегка смягчая звуки. Мун впервые в жизни слышал, чтобы рыбак заговорил с инчем. Они всегда молчали, когда привозили в поселок свою дань. Рыбаки срубили ножами два гибких молодых дерева и вместе с Хэнком привязали к ним козьи шкуры. Мун догадался, что они делают носилки. Значит, пришельца забирают? Мун беспокойно переступил с ноги на ногу. Пришелец — враг, и рыбаки тоже враждебны племени инчей. Говорящие, конечно, узнают, что Хэнк и Мун отдали им пришельца.

— Не бойся, — сказал Хэнк, — все будет хорошо.

— В нашем племени не предают друзей, — поднял глаза на Муна один из рыбаков.

Горбатому Муну все больше не нравилось происходящее. Разве Хэнк не понимает, что их ждет, когда узнают о сговоре с врагами племени? Тут уж не отделаешься колодцем!

— Не отдавай им пришельца! — хрипло потребовал Мун, пугаясь собственной решимости.

— Чтобы Говорящие выжгли этому человеку глаза? — огрызнулся Хэнк. — Его будут мучить до тех пор, пока он заговорит. А он не заговорит никогда, потому что не знает нашего языка, ц тогда его утопят.

— Пришелец — враг инчей…

Но Хэнк не слушал его, помогая рыбакам уложить раненого на носилки.

“Какой добрый! Конечно, он в любой момент сможет убежать к Вольным Рыбакам, и те его не выдадут. Ему наплевать, что будет с Муном. Нашел, кого жалеть! Отвратительного пришельца, рожденного в брюхе Рыбы! Да эти пришельцы только и ждут, когда смогут привести на остров своих собратьев и убить всех инчей”.

Взгляд Муна упал на Огненное Копье, лежащее у потухшего костра. Большой Подвиг! У него хватит решимости совершить его. Он прогонит рыбаков и доставит чужака в Каменный Дом. А если они втроем нападут на Муна? Но Огненным Копьем можно убить и пятерых! Это будет, действительно, Большой Подвиг, за который полагаются многие награды. Инчу, совершившему его, сразу дают отдельную хижину, и он считается другом Говорящих. Его навсегда освобождают от тяжелой работы на строительстве Синей Стены, дают мясо и ячменное пиво. Вместо своей унизительной клички Мун сразу же выберет другую. Например — Огненное Копье. Или — Отчаянный Волк.

— Положите носилки! — крикнул Мун.

Автомат в его руках был направлен на рыбаков. Они хорошо знали силу этого оружия и послушно опустили носилки с раненым.

— Убирайтесь отсюда!

Грохнуло, и огненная полоса с шипением вонзилась в землю у ног рыбаков. Они побледнели, но стояли, не двигаясь, глядя на Муна.

Ему не хватало совсем малого, чтобы выстрелить. Что-то мешало.

Меня обложили, как стаю волков,

И выход один: или смерть или клетка…

Это Соц и Хэнк — свободные волки, а Мун всего-навсего горбатый шакаленок! Ну, решайся!

Хэнк молча шел на него, прижав локти к бокам, даже не пытаясь дотянуться до ножа на поясе.

— Остановись, Хэнк!

Огненное Копье было направлено ему в грудь, но он продолжал делать шаг за шагом. Мун, отступая, положил палец на спусковой крючок автомата, и кричал, чтобы Хэнк остановился. Во имя Великой Стены и мудрости Говорящих!

Мун уже понял, что Хэнк не остановится. И поняли это оба рыбака. Они только не знали, как мучительно мечется в Горбатом Муне то, что называется душой: мешая нажать на спусковой крючок и не давая отбросить оружие прочь!