Зима 41-го (СИ) - Лифановский Дмитрий

— И что теперь будет?

Сашка понуро пожал плечами:

— Не знаю.

Он действительно ничего не понимал. Этот странный арест, допрос, с какими-то нелепыми обвинениями, вмешательство Берии, а потом и Мехлиса. Странное решение спрятать их домау Льва Захаровича. А еще это волнение от того, что до завтра они остаются в квартире наедине с Настей — девушкой, которая ему очень нравилась. При мысли о ней, о том, что они тут одни сердце в груди замирало, а потом опять начинало колотиться в ребра, как сумасшедшее. Сашку еще раз накрыло желание подойти к однокласснице и обнять ее. Настя, видимо что-то почувствовав, резко встала:

— Пойдем на кухню, хоть чаю попьем. А потом я приготовлю что-нибудь, — и девушка целеустремленно вышла из комнаты.

Лена сидела в кабинете директора и ждала неизвестно чего. За окном уже стемнело. Мама будет переживать и ругаться. Но девушка не могла уйти просто так, не узнав, что случилось с Сашей. Елена Петровна, зябко кутаясь в старенькую шаль, проверяла тетради учеников. Они уже дважды попили чай с ржаными сухарями. Лена пыталась почитать, книг в кабинете хватало, но у нее ничего не вышло. Никак не получалось сосредоточиться на книге. Все мысли крутились вокруг Стаина. За что его арестовали? Кто он такой вообще? Что связывает его с папой? То, что он никакой им не родственник она поняла еще там, в госпитале, когда давала подписку. Но вот кто он, так и не поняла. Она даже не знала, как он оказался в госпитале, где его ранили. В историю с поездкой в Ленинград к друзьям родителей она не верила. Ехать в осажденный город неизвестно к кому и неизвестно для чего в сопровождении таких бойцов как Харуев и Тихонов. Ага, нашли дуру! Тем более было видно, что разведчики относятся к Сашке с огромным уважением, а заслужить его не так-то и просто. Она сама в гарнизоне из кожи вон лезла, чтобы почувствовать хоть десятую часть такого отношения со стороны этих бойцов. Но для них она так и осталась Ленкой — дочкой командира. Да, своей, но все же просто девчонкой, школьницей, любимицей. А со Стаиным у них было другое. Несмотря на возраст, Саша для них был одним из них. И это раззадоривало Лену. Как?! Как так получилось?! Кто же он такой, этот Стаин?

Тишину кабинета разорвал пронзительный телефонный звонок, заставив испуганно вздрогнуть Лену и Елену Петровну. Женщина осторожно, будто боясь того, что она сейчас услышит, подняла трубку:

— Слушаю… Да, Лев Захарович, это я…

Волковой, сидевшей в другом конце кабинета, не было слышно, что говорит Елене Петровне этот Лев Захарович, а по лицу директора было сложно понять, хорошие новости сообщают или плохие. Девушка, побледнев, смотрела на учительницу. Елена Петровна, поймав умоляющий взгляд ученицы, успокаивающе махнула рукой. Только вот спокойствие к Лене так и не пришло. Девушка с нетерпением теребила подол платья, ожидая, когда директор закончит разговор.

— Спасибо, Лев Захарович… Нет, спасибо, мне ничего не надо… Хорошо… Спасибо еще раз. До свидания. Женщина положила трубку и посмотрела на ученицу: — Со Стаиным все в порядке. Ближайшее время они с Настей Федоренко в школе не появятся. Подробностей мне не сообщили, — видя, как вскинулась Лена, успокаивающе произнесла Елена Петровна, — но заверили, что с ребятами будет все хорошо. Поблагодарили тебя, за комсомольскую сознательность, — с улыбкой произнесла учительница.

— Но как же так? Ведь мы так ничего и не узнали? — горячо возразила Волкова.

— Поверь мне. Если этот человек сказал, что все хорошо, значит, так оно и есть.

— А кто это был, Елена Петровна? — любопытство в голосе Лены смешалось с тревогой за судьбу одноклассников.

— Мехлис Лев Захарович. Начальник ГлавПУРа. Мой Веня с ним работал когда-то в «Правде», вот я и обратилась к нему по старой памяти, — женщина как-то странно поежилась, но Волкова, погруженная в мысли о друзьях этого не заметила.

— Спасибо Вам, Елена Петровна! — глаза Лены благодарно горели.

— Ну что ты, Леночка, — улыбнулась учительница, — Саша же мой ученик. Разве могла я его бросить? А теперь иди домой. Тебя, наверное, уже мама потеряла. Дойдешь? А то темной уже на улице. Может тебя проводить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, что Вы! Конечно, дойду! Тут не далеко! — Ленка быстро надела пальто и выскочила на улицу. Настроение поползло вверх. Про Мехлиса она слышала от папы и его сослуживцев. Слышала разное. Но в том, что этот человек абсолютно честен, сходились все. Девушка не заметила, как буквально долетела до дома. Заскочив в квартиру, сразу нарвалась на мамину отповедь:

— Ленка, зараза такая! Ты где болталась?! Я уже места себе не нахожу! На улице темно! Скоро комендантский час! Ты что, в могилу меня свести хочешь?! Вернется отец, все ему расскажу!

— Мамулечка, прости, прости прости!!! — затараторила Ленка, — Я в школе была, у Елены Петровны засиделась! Почему-то про арест Саши и про то, что она пыталась разузнать о нем маме говорить не хотелось.

— Засиделась она! А я тут места себе не нахожу! Знаешь же, что в городе не спокойно!!! — никак не могла угомониться Мария Алесандровна. Лена подошла и обняла маму.

— Мам, ну, правда, прости! Засиделась. Такого не повториться! Вот честное комсомольское!

— Ладно, поверю. Иди мой руки, и ужинать садись. Ах, да, — вспомнила о чем-то Мария Александровна и быстро прошла на кухню, вернувшись с листком бумаги из ученической теради, аккуратно свернутом в треугольник, как фронтовое письмо. — Тут Коля Литвинов заходил, записку тебе оставил.

— Ой! А я забыла! Мы же должны были встретиться сегодня вечером! — Лена выскочила из ванной комнаты и схватила письмо, — Ничего, завтра извинюсь! Девушка чмокнула маму в щеку и умчалась к себе в комнату. — Мамулечка, я сейчас, прочитаю и сразу за стол. Ты только не ругайся!

Женщина с доброй улыбкой посмотрела вслед дочери и пошла собирать на стол. А Лена заскочив к себе нетерпеливо развернула треугольник. «Вот пижон, этот Колька, как письмо завернул! Можно подумать!» Девушка впилась в глазами в знакомый почерк:

«Милая, родная Леночка!

Так я тебя и не дождался сегодня. Наверное, оно и к лучшему. Боюсь не смог бы я тебе сказать то, что давно хотел, а вот так, в письме скажу. Любимая! Да! Любимая! Я тебя люблю с того самого дня, как ты впервые появилась у нас в классе. Только ты никогда этого не замечала, считая меня только другом. Все это время я собирался признаться тебе и никак не решался. А сегодня решился! Только ты куда-то спешила, и поговорить у нас не получилось. Жаль.

Любимая. Я сегодня уезжаю на фронт. Три дня пришла похоронка на папу, эти сволочи убили его! И теперь я должен отомстить!»

А ведь точно! То-то последние дни Колька был какой-то странный, молчаливый! И сегодня сам не свой был. Но почему он ей ничего не рассказал?! Друг называется! Лена стала читать дальше:

«Ты, наверное, думаешь, почему я тебе ничего не сказал? Просто я побоялся, что ты меня начнешь отговаривать. А я все уже решил! Доберусь со знакомыми по самообороне бойцами до тылов 5-ой армии, именно в ней служил отец, а там придумаю что-нибудь! Добавлю себе год и скажу, что документы потерял»

Вот дурак! Надо его срочно вернуть! Какой фронт?! Его же убьют! Лена уже было спохватилась куда-то бежать, но решила дочитать письмо:

«Только прошу тебя, не делай ничего, чтобы меня вернуть! Ради нашей дружбы! Все равно, потом убегу!

Как устроюсь, напишу тебе, сообщу номер полевой почты. Надеюсь, ты мне будешь писать! Я буду ждать!

Ну вот, наверное, и все. Столько хотелось сказать тебе, а получилось всего несколько строк!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Внизу листка буквы «Пр» были зачеркнуты, а рядом такой же зачеркнутый завиток буквы «Д» и подпись:

«Твой друг Коля Литвинов.

PS. Присмотрите с ребятами за мамой. Ей сейчас очень тяжело. Понимаю, что нельзя было ее оставлять, но и по-другому я не могу! Простите!»

XXIII

Утром Сашка проснулся рано, не было еще шести часов. С удивлением обнаружил сидящую на кухне с чашкой чая Настю. Судя по красным глазам и осунувшемуся лицу, девушка даже не ложилась спать. Саша, кивнув Насте, пожелал ей доброго утра и нырнул в ванную комнату. Почистил зубы пальцем, обмылся по пояс под краном. Полотенца чтобы вытереться не было, только маленькое, для лица. Хотел обтереться майкой, но передумал. Не известно, как сложится дальше, и ходить во влажном не хотелось. Решив, что обсохнет так, слегка стесняясь голого торса, прошлепал на кухню. Поймав на себе заинтересованный взгляд покрасневшей Насти, смутился, но стараясь не показать этого, подошел к плите и налил чай. Надо было что-то сказать, начать разговор, но в голову ничего не лезло. А тут еще девушка, сложив локти на стол и, подперев руками подбородок, смотрела, не отрывая взгляда, как он пьет чай. От такого пристального внимания, стало не по себе. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, спросил: