Либелломания - Н. Мар

на последнее, что нашлось в вестулах из сухого. Перед его глазами возник обрывок картона:

— На, а то теперь чистой жопой — на мокрое.

Бритц подложил картон и сел как надо. Влажная картонка — то, что нужно, когда подожгли хвост. Давно ли баланс Кайнорта превратился в хрупкий эквилибринт? Неужели его обезоружили? Но если так пойдёт дальше, ему не вернуть детей. У них нет ничего, кроме его спокойствия. Ничего сильнее и надёжнее. Они — где-то, где можно верить только в это.

— … вообще не против вежливых тараканов вроде тебя, — водитель умел гонять, как сапсан, и болтать, как языкастый чёрт. — Были бы вы все такие…

О нет, думал Кайнорт, не надо вам всех как я.

— … нормально бы жили, если бы к нам по-человечески, да? А то ночью работать не дают. А тогда когда, если не тогда?

Бритц был рад этой болтовне, он жаждал подумать о чём-нибудь, кроме смерти Верманда. Решил, если выживет, воспользуется самой постыдной своей политической связью и напишет Эйдену Эммерхейсу. Пусть надавит на сейм и отменит комендантский час. И море. Они откроют чёртово море для пауков.

— … потерпеть ещё месяц, а там уже войдём в империю. Сейм заставят пойти на уступки шчерам, уж ты не обессудь. Будем равны. Железный Аспид устроит совместное правительство, как везде. Так, мы на месте. Тебе снижать или крылатый?

— Да.

— Что да?

Бритц отсчитал четырёхзначную сумму ему в кассу.

— О! — опешил шчер, очевидно полагая, что ему вовсе не заплатят после всего, что наболтал по дороге. — Тебе это, удачи там!

Эзер коршуном упал перед небоскрёбом в центре партера. Ему навстречу вышла охрана. Муравьи, их вечно держали в качестве сторожевых псов.

— Специальный пропуск есть?

— Ешьте.

Бритц шагнул к муравьям и воткнул керамбиты им под язык. И взлетел, протащив за головы вверх. Муравьи прорешетили орникоптеры на стоянке из табельных ружей. Бритц стряхнул обоих с лезвий на уровне второго этажа. Он пролетел вдоль небоскрёба до самого шпиля. Минори не убивали минори. Ну так он их и не убил.

* * *

Дождь на пирсе перевыполнил месячную норму осадков и прицелился в годовую. Нахель лежал на песке под опорой Шёлкового пирса и боролся со свинцовыми веками. Он не спал почти двое суток, а последние десять часов провёл шныряя наперегонки с течениями и хищными рыбами. Он был мощный парень, но не какой-нибудь дикарь, а взлелеянный цивилизацией и её благами офицер. И считал все эти россказни о временах, когда водяные эзеры совершали кругосветные плавания, только чтобы открывать новые земли, типичными сказками про то, что перевелись нынче богатыри. Дождь только усугублял сонливость. Он опять потёр глаза и посмотрел на Эмбер. Ей-то хорошо, думал Нахель. Спит. Глаза метались под тонкими веками, какие кошмары её терзали? Хорошо, что сон, пусть тревожный, крепко её опутал. Действие того обезболивающего, которое вколол Бритц, уже кончилось, а к старым ранам добавились новые две.

Служба спасения добиралась уже больше часа, и Пшолл решил размяться, чтобы не заснуть. А ещё потому, что от Эмбер Лау пахло кровью. Из-за морской воды раны плохо затягивались, от одежды несло железом. Нахель оголодал до такой степени, что бросился бы даже на запах сырой котлеты. Но он знал, что Кайнорт взял у Эмбер много, почти слишком много, и, может быть, ещё децилитр, и будет уже не почти. Нахель хотел поворчать, куда же реформы, продавленные ассамблеей, прикатили тысячелетние приоритеты эзеров, на которых стояло их величие. Но вспомнил Бубонну. Если бы это она лежала, холодная и серая, он ударил бы любого, кто попытался бы слизнуть хоть капельку её крови. Хотя… Бубонну трудно было представить беззащитной.

На пирс сверху заехал скрипучий муниципальный орникоптер. Белый, с облупленным значком службы спасения шчеров. Не очень-то они торопились шевелиться. Нахель увидел двух санитаров и высунул нос из укрытия. Ливень падал такой стеной, что впору было превратиться в жука и плыть.

— Это вы звонили в скорую? — санитар перекрикивал дождь.

— Сюда!

— Она без сознания?

— Понятия не имею. Кажется, спит… но вам виднее.

Санитары посветили фонариком в глаза Эмбер. Уложили её на носилки, и те сами поднялись над песком. Нахель не спускал глаз с медиков.

— А зачем её привязывать? — удивился Нахель и за секунду до того, как носилки вылетели из-под пирса, сдёрнул с себя сырую толстовку и растянул над головой Эмбер. Он поторопился за санитарами.

— Таков порядок. Может впасть в беспокойство, когда очнётся, навредить себе.

— Так я присмотрю по дороге. Подкинете меня заодно до города.

— Не положено, — устало буркнул шчер. — Только пациент. Спасибо за звонок и всего доброго.

Ему швырнули его толстовку. Нахель рявкнул, сам себе поражаясь:

— Вы как хотите, а я поеду с ней!

Его протест игнорировали. Эмбер на носилках ловко погрузили в орникоптер. Пшолл ухватился за дверцу, но санитар вместо того, чтобы потянуть к себе, резко отпустил. Дверь ударила Нахеля в нос. Санитары ловко запрыгнули на подножки, но Пшолл успел схватить одного за шиворот. В сером ливне он увидел пар, который поднимался прямо из его кулака, сжимавшего комбез санитара на спине. Пар уже сбили тяжёлые капли, но голод обострил зрение Нахеля:

— Ты эзер, твою мать! Эзер из службы спасения шчеров! Что тут происхо…

Над его плечом просвистела пуля. Нахель не выпустил санитара, а прикрылся им и сунул ногу между дверями. Санитар выдал ему резкий хук и вывернулся. Второй выстрелил ещё раз, но не попал из-за того, как густо лил дождь. Из серебристой стены ливня ему в висок прилетел кулак Нахеля, и санитар повалился с подножки.

— Эмбер! — позвал Нахель. — Эмбер, очнись!

Он откинул обе дверцы, локтем сломал комариный нос первого санитара. И протиснулся в салон скорой помощи.

— Эмбер!

На него смотрел блестящий ствол. В упор, да так близко, что Нахелю пришлось скосить глаза. Он видел только дуло. Второй глоустер был направлен под нижнюю челюсть Эмбер Лау. Туда, где мозги делают фейерверк, и потом вкусно пахнет жареным. Глаза Эмбер были открыты. Она боялась и верила… верила, что он стал храбрее.

— Ты меня приятно поразил, Нахель, — низко прокаркала Альда Хокс. — О… чуть не перепутала.

Широким жестом она скрестила руки, меняя стволы местами. И выстрелила из обоих.

На Шёлковом пирсе вспыхнуло. И скоро берег опустел. Дождь заливал открытый