Дары джиннов - Элвин Гамильтон

он слышал множество историй о героях, которые заслужили громкое имя своими подвигами, и поэтому, когда вырос, тоже стал искать себе имя. В конце концов, после многих приключений, он оказался вдали от родных берегов, в жарких песках, куда отправились служить такие, как он.

Однако воевать он стал во имя другого человека, которого звали по-разному: блудный принц, мятежный принц, воскресший принц.

За этого принца мальчик и отдал свою жизнь.

Кто-то скажет, что сделать себе имя мальчику так и не удалось, ведь в своей родной стране он так и остался неизвестным. Светловолосая дочь лорда, которую он когда-то любил, вспомнит, быть может, его когда-нибудь в солнечный весенний день, сидя в своём холодном каменном замке, но никогда не произнесёт его имени вслух. Родители в убогой тёмной лачуге поплачут, когда сын не вернётся с войны, но так и не узнают, как и где он погиб, а с годами станут вспоминать всё реже и реже, пока не забудут совсем. А когда умрут сами, его имя уже никто и никогда не произнесёт в этом северном королевстве. Матери не расскажут детям историю его жизни, сидя у очага, а менестрели не споют баллады о его подвигах. Заморской королеве никто не доложит о судьбе мальчика с её острова, который нашёл свой конец во тьме и одиночестве, сражаясь на чужой войне.

Только в пустыне на дальнем юге всё будет иначе.

В стране, где он пал, его имя всегда будет повторяться у вечернего костра наряду с именами других героев. Дети услышат о его подвигах и будут радостно смеяться, хлопая в ладоши, над его шутками и одураченными им врагами, а когда история подойдёт к концу, кто-то даже прольёт слёзы.

Мальчика будут помнить ещё долго после того, как знавшие его сами уйдут из жизни.

В стране жарких песков он не остался без имени.

Глава 41

Распластавшись на узорчатом полу дворца, я в отчаянии царапала мраморные плиты, словно могла раздвинуть их и дотянуться до Сэма, вытащить его за собой. Поздно, я осталась одна, лишь принцесса Хава смотрела на меня ярко-синими глазами с мозаичного настенного панно, освещённого рассветными лучами из дворика напротив. Первая дочь моего отца, первая в мире погибшая из-за своей любви.

Вспомнив слова Сэма, что все истории о великой любви заканчиваются смертью, я едва не разрыдалась, но постаралась взять себя в руки. Не время предаваться воспоминаниям, он сам сделал выбор там, внизу. Теперь тот же путь предстоит мне, и мы встретимся за последней чертой совсем уже скоро.

Я поднялась на ноги, морщась от привычной боли в боку. Приложила ладонь к простёртой руке Хавы, молча взывая о помощи к сестре, отделённой от меня сотнями поколений, и нажала. Тайная дверь поддалась и распахнулась, пропуская меня в подземелье. Всё почти как раньше: грубый чёрный камень стен и тридцать три ступени, ведущие вниз – но уже не во тьму. Массивные своды и колонны с полустёртой от времени резьбой заливал слепящий белый свет.

Прикрыв глаза ладонью, я спускалась на ощупь, держась за стену. Смутно слышались голоса джиннов, которых я помогла здесь заточить, но их перекрывал зловещий гул огненной машины.

«Скорее, надо встать к ней вплотную!»

Чем ближе я подходила, тем ослепительнее сияло магическое пламя, обжигая глаза даже сквозь зажмуренные веки. Я нащупала куфию у себя на шее, сняла и дважды обмотала лоб, завязав на затылке, затем стянула её на глаза. Вытянула руку и осторожно двинулась дальше, стараясь не споткнуться.

Механический гул делался всё громче, и наконец стал слышен свистящий шорох вращающихся лезвий. Чуть отступив, я опустилась на колени и нащупала прямо перед собой узорчатую железную кромку защитного круга.

Разбитое стекло перстня, теперь уже бесполезного, скрежетнуло по металлу. Как же я радовалась вчера, узнав, что не умру здесь! Как уверена была, что встречу ещё много рассветов вдвоём с возлюбленным! Простит ли он меня когда-нибудь за невольный обман?

Не надо было загадывать, не стоило ожидать слишком многого – нам обоим, не только мне. Идёт война… если ты выжил в одной схватке, это не значит, что не погибнешь в следующей. Последний дар Загира спас нас с Сэмом, в другой раз меня спас уже Сэм, но ценой своей жизни, чтобы теперь я могла отдать свою.

Так и ведётся: закончен бой, а впереди уже новый маячит, и так раз за разом – пока везение не закончится. А тогда остаётся только надежда, что родной стране удастся выйти из этой вечной круговерти. И наступит долгожданный мир.

«Всё, тянуть больше нельзя. Там, наверху, друзья гибнут в неравной битве с абдалами. Теперь или никогда!»

Слова заклятия – те же самые, которыми освободила из заточения Загира, – я выпалила скороговоркой, страшась расклеиться и потерять решимость. Выкрикнула их в гневном отчаянии, а затем произнесла имя убитого джинна Фереште.

Весь мир обратился вспышкой света. То, что прежде казалось ослепительным сиянием, не шло ни в какое сравнение. От обжигающей белизны не спасала никакая повязка, а кожу будто сжали раскалённые тиски. Огонь охватил всё тело, от пронзительного визга заложило уши.

Внезапно свет мигнул… и погас.

Дрожащей рукой я сорвала куфию. Умирать мне до сих пор не приходилось, но не странно ли, что руки и после смерти мне принадлежат? Перед глазами вспыхнули разноцветные пятна: синие, красные, золотые, огненные колонны уходили ввысь, а за ними виднелись очертания машины, объятые пламенем, которое постепенно тускнело.

Джинны! Они обступили машину, чтобы оградить меня от губительного жара. Меня и город наверху.

* * *

Вдруг я осознала, что лежу, опрокинувшись навзничь. Гул механизмов затих, в солнечных лучах из светового колодца в потолке бесшумно вращалась пыль. Во рту стоял резкий металлический вкус.

Я приподнялась на дрожащих локтях и прищурилась, вглядываясь. В подземелье вернулся знакомый сумрак. От освобождённого пламени Фереште ничего не осталось, исчезла и машина. Я вдруг поняла, что металлическая пыль в воздухе и есть её остатки. Душа убитого джинна покинула рукотворную тюрьму, построенную Лейлой, и присоединилась к душам жертв самой первой войны – сегодня ночью над головой воссияет на одну звезду больше.

Разноцветные огненные колонны тоже исчезли, вместо них железный круг обступали джинны в человеческом облике, и мой отец Бахадур был среди них. Склонив головы, бессмертные скорбно смотрели на чёрный обугленный пол.

Они спасли меня!

Я не смела пошевелиться, ожидая, что они вот-вот исчезнут, как Загир тогда в Садзи, но вдруг один из джиннов