Старый, но крепкий 5 - Макс Крынов

— Хочешь сказать «хорошо»? Ну, мама. Можно стремиться к лучшему, — настаивал я. — В Циншуе вы будете жить гораздо комфортнее. Самир сможет найти хорошую работу или даже заняться торговлей. Там много возможностей для развития.

Самир задумчиво слушал мои слова, но затем заметил:

— Мы уже привыкли к этой жизни. Здесь все знакомо, понятно… Да и переезд — это большие хлопоты.

Я вздохнул, понимая, что они снова откажутся. Но все же достал из кармана кошелек и отсчитал десять золотых монет, которые дал дед.

— Это вам на хлопоты при переезде.

Я протянул монеты маме, но она тут же отстранилась:

— Нет-нет, сынок! Не нужно нам твоих денег. Мы сами справимся.

Я снова попытался вложить монеты ей в ладонь:

— Мам, прошу тебя! Ты сама говорила, что я многого добился, и эти деньги — мелочь для меня сейчас. Честно, я даже не знаю, сколько золота у меня в кошельке, потому что его там достаточно. Позволь мне хоть так помочь вам!

Она упорно отказывалась принимать деньги. Тогда вмешался Самир, со своими братскими аргументами:

— Мам, деньги действительно лучше взять. Часть наших бед случилась благодаря Китту, так что пусть хоть таким образом загладит свою вину перед нами.

Я слегка поморщился от его слов, но ничего не сказал.

Мама посмотрела на Самира с сомнением, потом на меня и наконец вздохнула:

— Ну хорошо…

Она нехотя приняла деньги и сжала их в кулаке, чувствуя себя более чем неловко. Зато я ощутил облегчение — хоть что-то удалось сделать для них прямо сейчас. Теперь осталось только решить вопрос с эликсиром и постепенно убедить маму заниматься культивацией — тогда я перестану беспокоиться о ней каждую минуту.

Глава 23

Когда заселился в гостиницу, молоденькая девушка за стойкой рассказала, мол, Гус съехал в трущобы, выкупил какой-то склад и теперь живет там.

Реальность несколько отличалась от слухов. Расспросив людей, выяснил, что Гус действительно теперь живет в трущобах, только вот не на складе. Мечник открыл школу боя в бедном районе, назвал «Школа братьев Зулов». Похоже, Гус по-прежнему тоскует по погибшему брату, и школу назвал так, чтобы сохранить память о брате. А если школа станет знаменитой, то это еще и вариант почтить его память лучше самого красивого памятника.

Именно туда я сейчас и иду. На повестке дня — пообщаться с Гусом, а потом, пожалуй, можно отправляться в столицу.

Вейдаде не меняется — шагаю по узким улочкам, переступая через лужи и обходя груды мусора. Улица, ведущая к школе Гуса, выглядит заброшенной: покосившиеся деревянные заборы, облезлые стены домов, грязные дети, играющие прямо на дороге. Прохожу мимо нескольких старых домов с провалившимися крышами и выломанными дверями. В воздухе витает запах сырости, гнили и бедности. Только самая жуть в том, что не все дома заброшены, так выглядят почти все улочки рядом с внешней стеной.

Наконец-то вижу нужное здание: двухэтажный каменный дом с облезлой штукатуркой и потемневшими у земли стенами. Оконных стекол давно нет — на втором этаже зияют пустые проемы оконных рам, а на первом они кое-как заколочены грубыми деревянными щитами.

Рядом со зданием, громко крича, гоняются друг за другом ребятишки. Карапузы одеты в потрепанное тряпье, на чумазых лицах — азарт и радость. Несмотря на нищету и грязь вокруг, эти оборванцы выглядят счастливыми — их глаза горят живым огнем, а смех звучит искренне и звонко.

Прохожу мимо ребятишек, толкаю ветхую дверь и захожу внутрь школы.

В нос сразу ударяет запах затхлой сырости. Внутри тоже бедно: в просторном холле голые стены, из мебели — деревянные лавки. Но зато здесь чисто и аккуратно — явно кто-то старается поддерживать порядок. Сквозь щели между досками пробиваются яркие солнечные лучи.

Из соседней комнаты выходит мужчина, и я узнаю его не сразу.

— Ты изменился.

Последний раз я видел Гуса полупьяным, неопрятным, с мутным взглядом человека, потерявшего волю к жизни. Теперь передо мной стоит уверенный в себе человек с аккуратной щетиной и длинными волосами, собранными в хвост и перевязанными лентой. Его глаза стали серьезнее, глубже — взгляд человека, который многое преодолел, обдумал и стал взрослее.

— Неужели это ты? — улыбается в ответ Гус и крепко пожимает мою руку. — Рад тебя видеть.

Мы садимся на старую деревянную лавку у стены. Я хочу поговорить с товарищем, но с чего начать диалог, попросту не знаю. Гус тоже не спешит с расспросами: спокойно улыбается.

— И как ты пришел… к этому вот? — спрашиваю я, поведя рукой.

— Да как-то само вышло, — пожал плечами мужчина. — Как раз после твоего отъезда все и начало меняться. Знаешь, я тосковал по нашим тренировкам. И тогда же бросил пить.

— Решил взяться за ум, — понимающе кивнул я, но ошибся.

— Да нет, просто денег на выпивку уже не было, — пожимает плечами Гус. — Не горжусь этим, но так уж было. И когда меня попросили выселиться, я раздумывал меч продать, но до такого скотства не опустился. Решил переехать в самые трущобы — там койка за ночь медяк стоит, а медяки у меня были. Шел туда напрямик, но наткнулся на пацанов совсем мелких, карапузов таких… Они палками дрались.

— И ты решил, что у них есть потенциал? — снова пытаюсь угадать я.

Гус досадливо морщится:

— Да махали они этими палками бездарно совсем! Но знаешь, у меня в голове что-то щелкнуло вдруг. Я вспомнил твои первые занятия — ты ведь бился еще хуже! — Гус нагло улыбается. — В общем, пошел я тогда в лес, нарвал на опушке трав всяких духовных, продал их травнику твоему. Неделю собирал и сдавал травы эти проклятые — помнил, как у тебя здорово получалось, но так и не понял, как ты это делаешь. В общем, травы сдавал, копил деньги, да еще и твой человек деньги вернул, которые ты на лечение матери занимал. Накопил я немного монет и снял вот этот домик. Ну и открыл тут школу. Теперь приходят все подряд — кто боли и тренировок не боится, тот и идет, всех бесплатно тренирую. И знаешь что? Ребята на удивление крепкие попались! Бьются с такой самоотдачей — даже завидно становится. Я в их возрасте иной раз от тренировок на крыше сеновала спасался.

Слушаю его рассказ с улыбкой и гордостью за