Виктор Тюрин - Хочешь Жить - Стреляй Первым

— Только один?! — при этом она лукаво улыбнулась. — Неужели тебе неинтересно, как я живу?

В этот момент мне показалось, что сквозь черты маленькой девочки, проступили черты юной женщины. Я улыбнулся ей в ответ.

— Ой, Джон, какой ты хороший! — она радостно всплеснула ладошками. — Я так рада, что ты приехал! Так какой вопрос? Джон, говори быстрее!

— Маленькая, тебе тут нравиться?

На ее лицо, словно, тень набежала. Взгляд опустился в пол, маленькие губки плотно сжались. Нетрудно было догадаться, что ее предупредили, как отвечать, когда зададут подобный вопрос.

— Тебе по-честному, Джон? — голос ее стал опять тихим и глухим.

— Мы с тобой друзья Луиза, не правда ли? Если это так, то мы ничего не должны скрывать друг от друга, — я говорил это спокойно, но нехорошие предчувствия уже охватили меня.

— Мне здесь плохо, Джон. Очень плохо, — это было сказано так тихо, что я едва расслышал.

Я испугался, что она снова расплачется и попросит, чтобы я забрал ее отсюда. Подобный вариант мне приходил в голову, но только как исключительный, когда не будет другого выхода. Но она молчала. Я почувствовал облегчение и одновременно злость. На нее. Она только что, сама не сознавая этого, переложила на мои плечи принятие решения. С одной стороны я был наслышан о жестоких нравах подобных приютов и не сомневался в ее словах, а с другой стороны в мой образ жизни никак не вписывалась маленькая девочка.

'Мать твою! Да я понятия не имею, как обращаться с детьми! Ее же наверно надо кормить по распорядку, спать укладывать во время, а я… — мысли заметались, как стая испуганных птиц, но моя растерянность продолжалась недолго, с минуту. — Черт меня возьми! Чем я думаю! Да она несколько дней побудет со мной, пока я не устрою ее в нормальное место. К тому же как-никак эта девочка своими показаниями спасла мне жизнь'.

Мне, одиночке, как по образу жизни, так и по складу ума, трудно было принять в свою жизнь ребенка, но сейчас другого выхода я не видел.

— Все плохое уже позади, малышка. Я забираю тебя отсюда.

— Ой! Я не верю! — ее личико осветилось таким счастьем, что на какое-то мгновение стало прекрасным, несмотря на уродливый шрам. — Это правда, Джон?! Правда?!

— Правда. Иди, собирайся, малышка.

— Джон, я быстро, — она, крутнувшись на месте, уже сорвалась на бег, как неожиданно резко затормозила, и снова развернулась в мою сторону. — Джон, ты же не уйдешь? Не бросишь меня здесь, правда?

— Клянусь тебе в этом, маленькая леди! — я говорил бодро и весело, а самого душила злость на подонков, которые могли плохо обращаться с этой милой девочкой. — Кстати, кого тут надо поблагодарить за заботу о тебе?

Она замялась, не зная, что сказать. Врать ей не хотелось.

— Может твою воспитательницу?

— Нет. Она… плохая! — при этом она прикрыла ладошкой рот и чисто рефлексивно оглянулась по сторонам. — И ее муж. Мистер Твин. Он наказывает нас.

— Наказывает? За что?

— За плохое поведение. Мы ничего плохого не делаем, а он все равно нас бьет розгами. Говорит, что он так делает исключительно в воспитательных целях.

— Хорошо, маленькая. Теперь еще один вопрос: наверно мне надо подписать какие-нибудь бумаги, чтобы тебя забрать?

— Я не знаю, Джон, но управляет нашим приютом миссис Агнесса Фридман.

— Будешь ждать меня у кабинета миссис Фридман. Договорились?

— Обязательно, Джон! — это она выкрикнула уже на бегу.

Я выждал минуту и отправился за ней следом. Мимо меня прошла группа девочек, одетых во все серое, а оттого смахивающих на маленьких мышек, во главе с сухопарой особой в лиловом платье. Лицо у воспитательницы было довольно приятным, но все портили брезгливо поджатые губы и надменно вздернутый подбородок. Весь ее вид говорил миру о том, какую тяжелую ношу, она взвалила на свои хрупкие плечи, пока другие словно мотыльки порхают по жизни. Похоже, она была из тех людей, чей девиз: 'Я страдаю за вас, люди!'. Я не люблю таких людей, и не обратился бы к ней, но никого другого просто не было. Остановившись, я вежливо кивнул, прикоснувшись рукой к полям шляпы, после чего спросил: — Извините мисс, вы не могли бы мне подсказать, где я могу найти мистера Твина.

Она обежала меня строгим взглядом, после чего, решив, что я все-таки достоин ее внимания, сказала: — В конце коридора. Дверь с медной ручкой, в форме головы льва.

Я ожидал увидеть дюжего мужика со злобной физиономией, а в кабинете оказался полный мужчина в хорошо сшитом сюртуке, что-то увлеченно пишущий. Не успел я перешагнуть порог, как он резко поднял голову. Если бы не нос в красных прожилках, играть бы ему отца благородного семейства в дешевых спектаклях. Грива седых волос, правильные черты лица, четко очерченный подбородок, вот только глаза были под стать носу — мутные и невыразительные.

— Что вам угодно…?! — он успел сказать членораздельно только начало фразы, как в следующую секунду его лицо с противным хрустом врезалось в столешницу. — А-а — у-у!!

Пока он жалобно выл, размазывая по лицу кровь и чернила, я обошел массивный стол и остановился в двух шагах. При моем приближении тот лихорадочными движениями попытался отодвинуть массивное кресло и вскочить, но резкий удар ноги опрокинул кресло вместе с его хозяином. Твин финишировал в углу своего кабинета. Новый вопль не успел набрать обороты, как тут же стих, не успел я подойти к нему. Он вжался в угол, закрыл голову руками, шмыгая носом и тихонько подвывая. Размахнувшись, я расчетливо ударил его ногой по ребрам. Тот охнул, содрогнувшись всем телом, и неожиданно, для меня, заплакал: — У-у! Не надо… больше. Я боюсь… боли. Пожалуйста, сэр!

Следующий удар ногой пришелся по рукам Твина, прижатым к лицу. Хозяин кабинета взвыл от вспышки острый боли в сломанном носу, после чего попытался отвернуться от меня к стенке, но вместо этого сполз на пол, сжавшись в комок и трясясь всем телом.

— Ты знаешь, почему я тебя бью?

— Не-е-т, сэ-эр, — гнусавил Твин, растягивая слова.

— В воспитательных целях. Согласно твоей исключительной методике.

— Спа-сибо, сэ-э-эр.

— Будем считать, что ты урок усвоил. А теперь для сведения: я здесь буду еще некоторое время. Если попадешься мне глаза — добавлю еще. Все понял?

— Да-да, сэр. Все понял, сэр, — в его голосе чувствовалось такая угодливость и раболепие, что мне стало противно, будто я только что вступил ботинком в кучу дерьма. — Спасибо за урок, сэр!

Не успел я выйти, как из-за угла вылетела Луиза. Не глядя на меня, она хотела обогнуть меня словно препятствие, но я успел схватить ее за руку.

— Ой! Отпусти… Джон! А я…

Она выглядела расстроенной, испуганной и злой одновременно. Следом тут же послышался тяжелый топот ног, и из-за угла быстрым шагом вышла служительница с лицом, более подходящим суровому фельдфебелю, чем женщине. Глаза ее зло сверкали.