За солнцем - А. Кластер

– Каждый видит своё, – объяснил Тэхмирэт. – Центр Вершины полон заклятьями, памятью всех, кто здесь жил и умер. Неразбавленной силой земли. Всё это рождает видения, самые разные. Но то, что ты видел, – не совсем видения. Или не только они. Там и правда есть степь, и скалы, и железный берег у чёрных волн… каждый видит своё. Пространство магии соединяется с пространством души. И то, что мы встретим сегодня, – не видение.

– А что?

– Проклятье.

– Как так? В самом сердце Дома? Это же как в каньонах!

Тэхмирэт бросил короткий бесстрастный взгляд, скупо усмехнулся:

– Древний народ оставил здесь самую разную силу. Понимаешь, они не совсем согласны, что это место – наше.

В этот раз степи не было.

Они двигались в плотных клубах сизого мрака, словно вокруг разлилось небо Тьмы. Тьма пропитывала камень, и голос подземного солнца казался слабым, поблёкшим… другим. Словно Тьма пеленой скрывала что-то неведомое. Какую-то правду, к которой необходимо было прорваться.

Правду, для которой сейчас не время.

Ведь в этот раз Анкарат был не один.

Блеск доспехов звена резал мрак, слитный гул стелился над темнотой. Где-то вдалеке Гиртарэм насвистывал песню из какого-то нового представления. И представлением, и привязчивой этой песней он за последние дни ужасно всем надоел, но сейчас каждый был слишком сосредоточен, чтоб его оборвать. Рядом гремели шаги Башарэда – гремели о камень, хотя Анкарат ступал на взрыхлённую землю. Каждый двигался в собственном пространстве – души и магии, – но они были вместе.

Время Тьмы и время Проклятий кружило вокруг, но они были вместе.

Эта общность, на тренировках ставшая такой привычной, удерживала ясными мысли, отгоняла болезненную память о клятве, о Китеме. Эта общность каждого из них делала сильней, светила, вела вперёд. Да, он пришёл не к свободе, которой искал, но в этом слитном движении было что-то важное, ценное, прежде неведомое. Анкарат был среди равных ему, он был частью неразделимой силы. Здесь никто никого не предаст, не отвернётся, не испугается. И не погибнет из-за этого страха.

Через две сотни шагов свист Гиртарэма стих.

Сейчас.

Иртрана вскинул лук, золотым всполохом стрела порвала мрак – он опал, рассеялся.

Над ними поднималось Проклятье.

Словно вверх потекла река – чёрная, расцвеченная багряными струями, под шкурой-потоком мерцали рёбра, пульсировал узел сердца. Тварь гремела как водопад, но голодный, чудовищно древний. Словно не пройденный, вплавленный в камень путь обрёл волю, но волю необъяснимую и чуждую.

Иди вперёд.

Знаю.

Гул доспехов сомкнулся вокруг Проклятья, и Анкарат рванулся ему навстречу. Общая сила влилась в удар, умножила скорость. Чернота обжигала, растекалась смолой, стоило ей коснуться кожи – вспыхивала чужая память, перевёрнутая, иная, с обрыва священной скалы лилась кровь, столько горячей крови, кто-то кричал, кто-то пел жуткую песню из нескольких слов, эта песня под бой барабанов качала мир, глухая, бессмысленная, песня сломанной судьбы, оборванного пути. Ритуальные знаки прожигали камень – до подземного солнца. Анкарат стиснул зубы, прорубаясь вперёд, колдовская сталь обжигала руки – до самого дна души. Обжигала, но подчинялась.

Может, для этого меч и пришлось переплавить?

«Так не было, – дрогнул голос самоцвет-сердца, – это морок».

Кажется, то же сказал Тэхмирэт – в общей силе, в общем движении его голос было не различить, но звучал он спокойнее и ровнее. Время замедлилось, чёрный жар отступил, но Анкарат ушёл глубоко в чёрную реку. Ослепнув в глубине Проклятья, вдруг спросил себя: каким был Тэхмирэт до Испытания? Какими были все они, прежде чем стать элементом звена? Каким станет сам Анкарат?

Да, время шло слишком медленно, лишние мысли.

Отпусти, – бросил Гиртарэму, – справлюсь.

Ударил ногами взрыхлённую землю, рванулся вверх, замелькали мимо рёбра Проклятья, в глаза и горло текла чернота, горько-сладкая, будто смешанная с шельфом. Огромное сердце чудовища билось, как воспалённое солнце времени Тьмы. Анкарат вспорол его снизу вверх, сразу после вонзилась стрела – сердце лопнуло, окатило густой раскалённой кровью. Анкарат рухнул в землю вместе с Проклятьем, тяжесть его потянула на глубину, но Башарэд разрубил шкуру чёрной реки. Всё развеялось.

Анкарат поднялся, задыхаясь, кровь чудовища заливала глаза, склеивала веки, и он всё ещё видел: падает, падает вниз со скал алый поток, грохочут, качая мир, барабаны.

Кровь питает подземное солнце, оно приближается и растёт, вспыхивает знакомо и ярко.

– С каждым приходом Тьмы и с каждым её отступлением Дом становится чище, а мы – сильнее.

Это сказал Тэхмирэт, и это сказали все.

Те же слова повторил после ритуала Правитель.

Чтобы услышать их, чтобы увидеть его, весь Дом вновь собрался в праздничных залах – но теперь всё было совсем иначе, словно праздник Жатвы сиял и звенел в пространстве совсем ином – иной магии и иных душ. Не было ни накрытых столов, ни весёлого рыжего света, ни медной лихорадочной музыки. Вместо высокого пламени в чашах тлели чёрно-красные угли, их свет тянулся по стенам, делая Дом похожим на пещеры каньонов. Вместо музыки залы полнил глухой стук – кость бьётся о кость, каменное сердце качает чёрный песок. Словно Тьма пропитала Дом, словно мрак ритуала разлился повсюду.

Огонь, чистый и золотой, бежал по мечу Правителя, плескался в чашах по сторонам от него. Правитель замер на возвышении, опустил левую руку на рукоять оружия, вонзённого в камень. Он был сейчас совсем не таким, как Анкарат запомнил. Среди окружающей темноты он горел, он был последнее сосредоточие света, душа Вершины, идол из бронзы, всесильный, непоколебимый. Все следы его человечности стёр огонь.

Клятва обнимала, сжимала сердце. Анкарат ненавидел клятву, но не мог отвести глаз.

Правой рукой Правитель сжимал мамину ладонь.

Её алое платье сияло ярче ритуального огня, ярче блеска меча. Сияли её украшения, и отовсюду тянулись к ней золотые нити, бежали по подолу, по рукавам, сплетались узором на сердце. Между ключицами холодной слезой лежал лунный кулон. Мама улыбалась, и глаза её тоже сияли, искрили – так неистово, весь прежний свет сейчас перехлестнулся в них.

– С каждым приходом Тьмы и с каждым её отступлением Дом становится чище, а мы – сильнее, – сказал Правитель, и эхо слов прокатилось по всем звеньям Отряда, загремело в камне, – но эта Тьма стала особенной, как и весь этот оборот.

Стук кости о кость, стук песка в каменном сердце заполнил недолгую пропасть между словами.

Правитель продолжил:

– Много лет я ждал ту, что будет достойна Старшего Дома, – и дождался. Теперь Рамилат со мной. Новая ветвь начнётся с неё, я