Анна Одувалова - Ядовитая

– Ты не просто засранец! – фыркнула я, но послушно отправилась за бинтами, ругая себя за мягкотелость. Второй раз за вечер я поступила не так, как подсказывали мне разум и совесть.

Кэлз не ошибся, рана оказалась неглубокая, но длинная. Я никогда не видела, как работают боевики. Магия целителей была совсем иной. Магия же боевиков… не уверена, что вынесла бы такое. Кэлз вцепился мне в плечо, высасывая из меня силу, и закрыл глаза. На лбу появилась испарина, а края раны стянулись, и огненные вспышки, словно игла целителя, пробежались зигзагами, будто сшивая невидимыми нитями. После этого Кэлз откинулся на диван и закрыл глаза.

– Перебинтуй, – тихо скомандовал он, и я даже не подумала ослушаться.

Когда мы закончили, руки и ноги у меня дрожали от слабости. Я накинула на задремавшего Кэлза одеяло и замерла у лестницы на второй этаж. Еще с утра я была уверена, что вышвырну парня прочь и не стану даже разговаривать, но он сумел снова проникнуть в мой дом очень хитро. И не выгонишь. Я понимала, он не заставлял избить себя до полусмерти, но все равно злилась. Я хотела поступить правильно, но не смогла, и это очень сильно бесило. Я не вступала в конфликты с совестью и принципами до тех пор, пока не начала общаться с Кэлзом фо Аголом.

Интересно, зачем он вообще пожаловал? Сегодня я вряд ли смогу от него добиться вразумительного ответа. И не выясню, кто именно на него напал и что произошло, а значит, разумно будет отправиться спать и постараться заткнуть совесть, которая настойчиво нашептывает, что я пригрела у себя убийцу.

Спать я так и не смогла и не только из-за сумбура в душе, а еще и из-за того, что желание рисовать было необычно сильным.

Скоро я не смогла думать ни о чем, кроме творческого зуда. Такое у меня случалось нечасто. Я, вздохнув, поднялась и, даже не одеваясь, направилась к подоконнику. Взяла карандаш и листок бумаги, села и поняла, что сделать не могу ничего. Нарисовала глаз, повертела листок, дорисовала ядовитый плющ, от названия которого произошла моя фамилия, и снова легла спать, чтобы минут через десять раздраженно подскочить и с ненавистью уставиться на пачку листов у изголовья кровати.

Поняв, что спать уже не получится, я накинула на себя тонкую тунику с завязками на груди, прихватила листы, карандаши (на всякий случай, еще и цветные) и спустилась на кухню. Поморщилась, заметив, посапывающего на диване в зале Кэлза, и включила свет в кухонной зоне. Мне нужно было выпить кофе и сосредоточиться. За окном едва-едва светлело на горизонте чернильное небо, синева становилась насыщенной, более яркой. До рассвета осталось часа полтора. Видимо, этой ночью мне все же удалось подремать, только сама я этого не заметила. Чувствовала себя на редкость уставшей и измученной.

Я разложила перед собой на столе листы, рассыпала карандаши и замерла. Чего-то не хватало. Не сразу до меня дошло чего именно. Дневник Брил я доставала с опаской, снова пролистнула страницы с прыгающими буквами, покосилась на спящего Кэлза, прикрыла глаза, и рука сама потянулась к карандашу. Очнулась, лишь услышав отчетливый смешок за спиной, и открыла глаза.

– Так вот что тебя привлекает, не так ли, Яд?

Я открыла глаза и с ужасом уставилась на рисунок. Даже Кэлз, который умудрился подойти неслышно, не так удивил, как то, что получилось на рисунке. Я не умела рисовать стройные композиционные вещи. Всегда получалась только абстракция. Чаще всего разбитое стекло, осколки которого можно было собрать в единый сюжет. Снова знакомые глаза, только почему-то на рисунке не голубые, как у Кэлза, а почти черные; кровать и девушка-блондинка, привязанная к изголовью; плетки и красная стена, на которой черными пятнами выделялись крепежи для рук.

– Скажи мне, пожалуйста, Кэлз, – медленно начала я, предпочтя не отвечать на вопрос и проигнорировать возникшую неловкость. – Нет ли у тебя каких… интересных сексуальных предпочтений…. – Вообще я бы предпочла, чтобы парень не видел эти рисунки, но раз уж он оказался рядом, грех не поинтересоваться, пока есть такая возможность.

– Я? – Парень выхватил из моих рук рисунок, а я вздрогнула, так как его ладонь коснулась моего плеча. Это невинное прикосновение разбудило воспоминания.

Пока Кэлз был увлечен моим творчеством, я осторожно задвинула дневник Брил под ворох испорченных рисунков. Оказывается, у меня не с первого раза получилось изобразить то, что нужно.

– С чего ты решила, что это мои фантазии? – металлическим голосом поинтересовался он.

– Ну… – Я осторожно поднялась и развернулась, загораживая стол. Было страшно, что парень все же заметит толстую, потрепанную книжечку.

Кэлз стоял слишком близко, я могла разглядеть его лицо очень подробно. На скуле чернел синяк. В уголке губы все еще оставалась спекшаяся кровь.

– Может быть, из-за этого. – Я, стараясь, чтобы голос не дрожал, показала на глаза в осколках стекла. – Брил не хотела участвовать в твоих фантазиях, нашла другого, а ты вспылил и убил? Так?

– Ты несешь ахинею! – процедил он сквозь зубы и зажал меня между своим телом и столом. – Я из-за тебя провел дьявольски паскудную неделю. Меня изучали, словно экспонат, меня допрашивали, они мне душу наизнанку вывернули, но не нашли ничего! А ты продолжаешь обвинять. Несмотря на то что я спас тебя там.

– Добро пожаловать в мой мир. – Я пожала плечами, хотя сердце екнуло. Я помнила обиды, но может быть, стоило не забывать другое. Только вслух признаться не могла. Пока не могла, поэтому сказала: – Теперь ты знаешь, как прошло мое лето!

– Так это была месть за лето? – Парень невесело хмыкнул, но не подумал отстраниться.

– Нет. Я много думала и рисовала, и знаешь… – Я закусила губу. Было не просто говорить ему это в лицо. – Это не первый рисунок с тобой. Всегда и везде в любой картине, которую я рисовала, мелькали твои черты. Ни разу не получился портрет, поэтому я сомневаюсь, ты ли убийца, но ты замешан в ее смерти по уши. Я могу ошибаться, но так получается на рисунках. – Я указала на листок, который держала в руках. – Правда.

– Это чушь! – Кэлз наклонился ближе. В его льдистых глазах сверкнула злость. – А все твои картинки, мои портреты и вот это… – Он потряс передо мной последним рисунком. – Ты не думаешь, что это просто твое отношение ко мне.

– К тебе? – От возмущения у меня перехватило дыхание. – Слишком много о себе мнишь!

– Нет, Яд! Я не увлекаюсь извращениями, это твои мечты. Просто признайся себе, ты можешь меня подозревать сколько угодно, но все равно хочешь. И ничего с этим не поделаешь, вот поэтому я везде на твоих рисунках. У тебя не получается выкинуть меня из головы.