Мийол-призыватель (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Магии во всём этом не просматривалось. Смысл — что ж, смысл, наверно, имелся. Только вот Мийолу он оставался неведом… в отличие от Шак, что как-то резко подобралась и оробела.

— Что морчишь? — недовольно спросила голубоглазая.

— Ты не задала мне вопросов, на которые я мог бы ответить, и не сочла нужным ответить на вопрос, заданный мной.

— Ты что, срепой, черовек? Я нарочно нацепира порный… а-а, ты же не знаешь ируэрри. Даже странно, что Око Рагора отправира такого невежду…

— Не мне обсуждать замыслы коллеги Сираму в её отсутствие. И тонко намекаю: я всё ещё хочу узнать, с кем имею честь беседовать.

Алурина рассмеялась — короткими, отрывистыми звуками, глуховатыми, больше похожими на кашель, чем на смех.

— Упорный, — констатировала она одобрительно. — Что ж. Ррасуэши, дочь Ахиссаа, вторая Атроосси, урождённая Уарис из Ирришааха — вот краткое имя мне. Назовись!

— Хантер.

— Торько Хантер? И всё?

— Если угодно, я также вольный Охотник, эксперт магии призыва и немного артефактор.

— Вот как. Радно. Так зачем ты пришёр в Ирришаах, да ещё к сокрытому входу?

— Передать послание с предупреждением об активности нагхаас в Лагере-под-Холмом… и, вероятно, просьбой о помощи.

— А сам ты написанного Оком Рагора не видер?

— Я получил послание запечатанным. Что именно написала Сираму, не знаю; я лишь ходил к ней с рассказом о том, что случилось…

— О! — перебила голубоглазая Ррасуэши, резко шагая вперёд… и утыкаясь в магический барьер, на что, впрочем, не обратила особого внимания. — Так ты рично видер ссар хоуширри… чешуекожих отродий?! Может, ещё и убивар?

— Я — нет. Она, — указующий жест, — да. И тем самым спасла меня от ещё пары стрелок из этого… хастанса.

Алурина посмотрела на спутницу мага так, словно впервые увидела… и увиденное ей не понравилось. Под её взглядом Шак не увяла сильнее, как ожидал Мийол, а выпрямилась и слабо оскалилась. Словно не заметив ответного вызова, Ррасуэши вернула взгляд на Хантера.

— Ты регко признаёшь свою срабость, маг-эксперт.

— Я отдаю должное моим спутникам, проверенным в боях. Ишаакрефи, дочь Сашширти, молода, но спасла мне жизнь. Рикс пока что лишь Воин-ученик, но именно его меч срубил голову Амфисбене Урагана, а позднее вырезал Ядро Сути, с помощью которого я призвал этого зверя. Ты назвала их мусором. И я считаю это оскорблением, задевающим меня лично.

— Вот как. Ты ещё, небось, на поединок выйдешь ради безродной фрисс?

— Да.

Помолчав, Хантер добавил:

— Только взаимная верность прочна. Только вступающийся за других достоин, чтобы за него вступились тоже.

— Намекаешь, что есри Ирришаах не пришрёт помощь, то и нам её потом не дождаться?

— Ну почему же. Помощь всё равно пришлют, если не захотят остаться против нагхаас без поддержки, — весомая пауза. Затем итог. — Только цену назначат… иную.

— Что ж. Я усрышара и перескажу твои срова в точности, Хантер.

Ррасуэши отступила на шаг, ещё один и третий, постепенно исчезая под набрасываемыми плащами. Укрывшись полностью, она перешла на бег, быстро покинув область чувствительности Амфисбены Урагана, а тем самым и Хантера.

— Сурово ты с этой мохнатой, — заметил Рикс.

— Она не какая-то «мохнатая»! — натурально рыкнула, вскочив, Шак. — Она — Ррасуэши, дочь Ахиссаа, вторая Атроосси, урождённая Уарис из Ирришааха — матерь восемнадцати! Десяти сыновей и восьми дочерей! Имей уважение, хришш!

— Ты чего это? Она ведь и тебя к мусору языком подмела!

— Имеет право!

— При всём уважении, — вклинился Хантер, — покуда вы двое в моём отряде, вам следует отдавать предпочтение в первую очередь моему суждению. Суждения посторонних — вторичны, а то и вовсе ничтожны. Эта, не помню как звать, даже не соизволила извиниться; поэтому на вопрос о том, имеет ли она право судить вас, я склонен ответить кратко: нет.

— Ты не понимаешь…

— Так объясни мне! Пожалуйста. И… я хочу извиниться перед тобой, Ишаакрефи, дочь Сашширти, — маг склонился в глубоком поклоне, не спеша разогнуться.

— За что?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я расспрашивал тебя только о нагхаас, а интереса к алуринам не показал. За это я и хочу извиниться, причём не на словах, а на деле, — Хантер выпрямился. — Расскажи о своём виде. Мне это интересно. Очень.

Шак осела в траву, словно увядший цветок. Посмотрела на свои раскрытые — дрожащие — ладони, медленно опустила их на колени, переворачивая когтями вниз, закрывая глаза. Маг тоже сел. И Рикс сел, опираясь на левую руку, готовый слушать.

— Мой вид… — выдохнула алурина, — он не мой. У меня — нет родины. Нет рода. Нет мужа. Нет детей. Я… действительно лишь… фрисс. Я говорю на имперском лучше и свободнее, чем на алуринском. Я ношу человеческую… тряпку вместо шуарси. Я… что ты делаешь?!

— Если тебе что-то не нравится, или кажется неприличным, или слишком дерзким… только попроси, и я сразу перестану, — сказал Хантер. Пока Шак тошнило отрицаниями, он тихо подсел вплотную, стянул перчатки, чуть сжал левой рукой её ладонь, а правой рукой принялся гладить её голову, шею и верх спины. — Но если уж ты так очеловечилась, то должна знать, что меж людьми — меж нами — водится такой обычай. Когда кому-то близкому плохо, мы стараемся стать ещё ближе, в самом прямом, физическом смысле. И утешить, поглаживая. Это как бы знак того, что ты — не одна. Что рядом есть кто-то живой, кому ты не безразлична. Что тебя поддержат. Что тебе помогут. — С другой стороны к ней пристроился Рикс. Правда, гладить не стал, просто положил руку алурине на плечо. — У меня есть младшая сестра… не сильно младшая, она всего на полгода моложе. И она не родная, а сводная. Но она никогда не отталкивала меня, не пыталась справиться сама. Она обнимала меня в ответ и иногда тихо плакала. Поплачь и ты, если хочешь.

— Алурины не плачут, — буркнула Шак, не открывая глаз, но как-то подозрительно морща нос.

— О, так ты всё-таки не совсем человек? Тогда сделай милость, расскажи всё-таки о своём виде. Например, как ты узнала, что та… которая недавно отсюда убралась… именно мать, причём именно десяти сыновей и восьми дочерей? Я догадываюсь, конечно, но знать точно — приятнее.

И Шак начала рассказывать. Кое-что из этого Мийол уже знал из книг и от торговцев, но даже задавать уточняющие вопросы старался с осторожностью.

…если у людей близнецы рождаются не чаще, чем у одной матери из полусотни, а тройня случается ещё раз в пятьдесят реже, то алурины намного более плодовиты. Беременность у них длится семь месяцев, и шансы появления двойняшек — примерно три к пяти. Тройняшек — один к четырём. И лишь один к десяти — за то, что родится один ребёнок. Даже в рождении четверни у мохнатых потомков засадных хищников нет ничего особенного, такое бывает вдвое чаще, чем у людей — пара близнецов. В общем, алурины рожают легко, рожают часто, рожают много.

И это их беда.

Потому что на всю ораву потомков попросту не хватает еды. Несмотря даже на то, что только-только рождённые алурины часто умирают, несмотря на то, что они давно не являются чистыми хищниками и могут есть растительную пищу. Могут даже жить только на ней — плохо, с последствиями для здоровья, но могут.

Еды не хватает.

Поэтому к отбору тех, кто достоин есть досыта, подходят со всей строгостью. Очень легко оступиться и перейти в ряды тех, кто живёт впроголодь (а вот обратный переход ох как не прост!). Чуть сложнее, но тоже достаточно легко оказаться изгнанным из семьи, из рода и из страны. Лишь строжайшее следование уложениям и полное повиновение воле своих старейших и сильнейших сородичей может отодвигать призрак гибели от истощения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Судьба же изгнанных незавидна — Сашширти тому мёртвый свидетель. Её выкинули из Ирришааха только за то, что она родила фрисс.

— И как это переводится? — спросил Хантер.

— Синяя.

— Что?!

— Несчастливый цвет, злой.

— То есть единственная вина твоей мамы…

— Если бы вина была больше, — сказала Шак почти спокойно, — её бы просто убили. Но она не изменяла мужу, это проверили сразу же, как увидели мой мех. Она просто… родила фрисс. Поэтому мою сестру оставили в роду, а маму проводили через диколесье до людских земель, не…