Роджер Желязны - Одержимый магией

Как по мановению волшебной палочки в обеих руках его зажглись огни. Факелы горели сами по себе, без источника. Им овладело непреодолимое желание войти внутрь, но он не знал, как открыть загадочные Ворота. Двери выглядели массивными и неприступными…

Он проснулся, одолеваемый холодом и волнением. Подбросив на подстилку еще веток и поплотнее укутавшись плащом, он снова лег. Утром он хорошо помнил сон, но не стал рассказывать о нем. Следующей ночью он снова вернулся к нему…

Он опять стоял перед неприступными Воротами; забытые ощущения путешествия до Ворот вновь наполнили его, пополнившись некоторыми новыми впечатлениями. Теперь он стоял, высоко подняв руки и чертя древнее заклинание, открывающее калитки. Они, нехотя, повиновались. Дверцы дернулись и со скрипом чуть-чуть разошлись. Холод дохнул ему в лицо. Он двинулся в открывающееся пространство…

Каждую ночь на протяжении первой недели пути он возвращался в свой сон, идя дальше и дальше. Огоньки больше сопровождали его, оставшись за Воротами. В полном одиночестве он бродил по чужой местности — серой и бронзовой, черной и коричневой — погруженной во мрак, черное небо тяжелым пологом нависало над головой. Лишь редкие красные всполохи указывали на то, где должен быть восток. Это было царство камня и теней, песка и тьмы, холодных, пронизывающих ветров, внезапных огней и скуки. Все, что окружало его, вяло вползало в его память, откликаясь равнодушными воспоминаниями. Это было царство зловещего, все чувствующего света, темных пещер и разрушенных статуй чудовищ и масок. Где-то в глубине, маленькая частичка его души горько жалела его, остальная часть его духа наслаждалась…

На следующую ночь он увидел обитателей — грубые чудовища, покрытые чешуей; нескладные, неуклюжие пародии людей с длиннющими руками — они ползли, скакали, преследуя одинокого человека, убегающего от них, на лице человека застыло презрение и отвращение.

Человек пробежал между двумя каменными колоннами и, обнаружив, что попал в тупик без выхода, дико закричал. Твари окружили его. Уронив его на землю, они принялись плакать и стенать над ним. Затем что-то пробормотали и начали сдирать кожу с человека; земля потемнела под ними.

Внезапно одно из чудовищ пронзительно взвизгнуло и ринулось вон от ужасного сборища. Его длинная чешуйчатая рука превратилась во что-то короткое и бледное. Ругаясь и дразня, твари схватили убегающего собрата. Удерживая его, они вновь обратились к тому, что лежал на земле. Сомкнувшись и подавшись вперед, они образовали вокруг них плотное кольцо. То, что лежало на земле, перестало быть чем-то человеческим. В тоже время он еще не был чем-то неузнаваемым.

Окруженный их зловонным дыханием он потихоньку менялся, становился все крупнее, что-то мерзкое стало проглядывать к его облике. Другое чудовище, которое стремилось вырваться, наоборот, стало усыхать, сжиматься. Его покров стал светлее и мягче. Он приобретал все более странные черты.

Это было что-то знакомое. Он становился человеком по облику и в целом.

Твари, которые теперь вместо себе подобного держали человека, толкнули его и он упал. Тем временем дьявольский оборотень тоже остался один. Твари уползали, покидая их. Оборотень судорожно дергал конечностями, силясь встать.

Новоявленный человек с трудом поднялся на ноги, споткнулся, потом с воем бросился вперед к колоннам. В тот же момент темные твари ответили ему пронзительным воплем, затем расталкивая и царапая друг друга, погнались за убегающим оборотнем, который совсем недавно был одним из них.

Поль проснулся, услышав громкий смех. А пробудившись, понял, что это его собственный смех. Сон оборвался слишком внезапно, и он долго лежал без сна, наблюдая сквозь ветви деревьев за плывущими в лунном блеске облаками.

Следующий день они проехали в кибитке фермера и его сына. Полдороги с ними проехал и мелкий коробейник. На протяжении всей следующей недели им не встретился ни один путник, идущий в том же направлении. Лишь однажды они столкнулись с купцом и врачом, едущими в противоположном направлении. Но одним теплым солнечным вечером впереди них замаячили пыльные, темные фигуры.

Лишь ближе к ночи им удалось нагнать группу путешественников. Процессия состояла из старого колдуна Ибала Шенсона, двух его учеников, Нарфа и Шахая, и десяти слуг — четверо из них несли кресло, на котором восседал Ибал.

Поль обратился к Нарфу — невысокому худому усатому пареньку, он шел в самом конце, замыкая шествие.

— Приветствую вас, — сказал он.

Правая рука человека описала едва уловимую полуокружность, когда он оглянулся на голос.

Так случалось довольно часто, едва столкнувшись с проявлениями Магии, внутреннее зрение Поля рефлективно включалось в игру. Он увидел слабо мерцающую серую нить, которая, образовав петлю на конце, медленно двигалась к его голове. Он поднял руку с слабо пульсирующим родимым пятном и отбросил нить.

— Довольно! — крикнул он. — Или здесь так принято отвечать на приветствия путника?

В глазах, смотрящих на него, промелькнул испуг, смешанный с уважением.

— Прими мои извинения, — произнес паренек, — никто вас не знает, путники. Я только пытался защитить и обезопасить учителя. Я не думал, что встретился с братом по Великому Искусству.

— Теперь все в порядке?

— Вы направляетесь на Балкин?

— Да.

— Доложу учителю, он, без сомнения, пригласит вас составить ему компанию.

— Вперед.

— От кого передать приветствия?

— Я — Поль Детсон, а это — Маусглов.

— Отлично.

Он повернулся и бросился догонять своих. Поль и Маусглов последовали за ним.

Выглядывая из-за плеча ученика, Поль пытался рассмотреть волшебника, пока тот не обратился к нему сам.

Он был одет в голубые одежды, серая шаль укрывала его плечи, коричневый плед укутывал колени. По такому одеянию было очень трудно определить его размеры. Его облик производил впечатление хрупкости и крошечности. Его нос превратился в острый крючок, словно птичий клюв, бледные, почти прозрачные, глаза наполовину скрыли тяжелые складки век. Щеки и лоб старика были испещрены глубокими бороздами морщин, кожа свисала безобразными пористыми складками. Густые, длинные волосы старика отливали чернотой и напоминали парик, особенно в соседстве с абсолютно седыми, кочковатыми бровями. Руки старика скрывались под пледом.

— Подойди ближе, — прохрипел он, поворачивая голову и глядя из-под опущенных век.

Подойдя к старику, Поль невольно задержал дыхание, стараясь спрятать свое волнение.

— Детсон? Детсон? — повторял старик, — откуда ты?