Алла Гореликова - Корунд и саламандра

— Хорошо, брат мой король, — кивает князь Алексий. — Я решу. Иди в наши комнаты, сын, и жди меня там.

Юрий выходит бодрячком. Похоже, отцовского наказания не боится.

Король снова смотрит на Леку.

— Капитан Сергий!

— Да, мой король? — В голосе капитана явственно слышится неодобрение… вот только к кому оно относится?

— Раз уж моему сыну взбрело на ум состязаться с воином, — король усмехается чуть заметно, — я и наказание ему назначаю воинское. Десять суток строгого ареста, Валерий.

— Да, мой король, — чеканит Лека.

— А Сережа… — Король думает… или делает вид, что думает. Очень уж насмешливо он на меня смотрит! — Вроде выходит у нас сегодня, что отцы решают… ну да ладно! Не вызывать же твоего отца ради такой мелочи? Да ты, в общем, и так уж наказан… натерпелся с рукой-то, чай?

Я холодею. И, утопая в беспомощности — я поспорил бы и с королем, но не при Юркином же папочке?! — оглядываюсь на капитана. Что же это?! Разве не сам король говорил всегда: «Вместе шкодничаете, вместе и получайте»? И разве по-другому — честно?!

Наверное, что-то видно по моему лицу — а если и нет, все равно капитан понимает. И соглашается.

— Мой король, — говорит капитан, — ведь Сережка мне не чужой. Не раз поручали мне приглядеть за ним. Пожалуй, могу и сегодня послужить за отца.

— И то правда, — соглашается король. — Если только сам он согласится, что так будет справедливо. Что, Сережа, признаешь ты право капитана Сергия определить твою вину?

— Да, мой король, — выдыхаю я. — Без оговорок.

— Что ж… — Король садится и откидывается на спинку кресла. — Огласи свой приговор, капитан. Боюсь, будет он суровее, чем решил бы я, но тут уж ты в своей власти.

— Конечно, мой король, — кивает капитан. — Думаю я, Сережка виноват не меньше остальных. И правильно будет, если хлебнет он с Валерием одной мерой. Десять суток строгого ареста, Сергий. Я тебя, сопляка, научу, что такое военный порядок…

— Да, капитан, — отвечаю я. И облегченно перевожу дух.

5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Почему так — знает, верно, лишь Господь. Но я убедился — так оно и есть. Я сливаюсь в одно с мальчишкой из Двенадцати Земель, из Смутных времен… и скажи мне кто, что я не испугаюсь такого, — не поверил бы. Но — не страх чувствую я сейчас. Ни капельки страха. Только радость.

6. Григорий по прозвищу Шкода, стражник королевской роты

— Если появляются вильчаки, оглянись, не маячат ли вдалеке ордынцы, — задумчиво говорит Шкода. — Есть у них такая манера — пускать оборотней пощупать врага на зуб. Но бывает, что вильчаки охотятся на людей и сами по себе. Даже когда хватает и другой дичи. И брехня это, что они никогда раньше не заходили так далеко от Степи… — Шкода замолкает, словно ожидая возражений. Дураков не находится. Заспоришь — лишишься занимательной истории. Шкода знает их уйму и рассказывает — куда там всяким менестрелям. — Да, — повторяет Шкода. — Брехня. Я сам хоть из Славышти, но есть у меня родня в Солигарде, и как-то я гостил там на свадьбе. И услышал занятную историю…

Странное нам выпало наказание. Суровое, да… Но ни я, ни Лека не отказались бы повторить. Десять суток капитан гонял нас, как гоняют ни к чему не пригодных новобранцев. Утро начиналось с чистки конюшни. А потом, вывезя навоз за ограду, застелив полы свежей соломой и, сменив в поилках воду, мы надевали легкие кожаные доспехи и весь день, обливаясь потом, бегали, прыгали и кувыркались, держали в вытянутых руках кирпичи, приседали, отжимались, стреляли из лука и метали дротики. Конечно, не наравне с отборными стражниками королевской роты. Но нам хватало. Когда дежурный честь честью отводил нас на сеновал (единственная в Летнем Стане настоящая тюремная камера предназначалась, как объяснил нам Сергий, для птиц поважнее двух пацанов), мы валились с ног. Никогда раньше у меня не горела огнем грудь, не болела каждая жилочка… никогда не было такой каменной усталости по утрам, что страшно было вставать и выходить снова на эти муки! Зато ребята Сергия поглядывали на нас сначала удивленно, а потом — уважительно. Особенно после того, как великий князь Алексий увез сыночка служить в собственном отряде, и девчонка Таська, убиравшая их комнаты, рассказала: Юрий хвастал, что отец одарил его несильной оплеухой — дабы можно было сказать, не кривя душой, что без наказания сына не оставил. И смеялся над принцем и его дружком…

На одиннадцатый день мы спали почти до обеда. А чем еще можно было заняться? Вагриков отец нашел вильчаков, взял сына — срок гостевания все равно подходил к концу — и уехал. Спасибо Сергию, пустил Вагрика к нам попрощаться! Защитный наговор сняли, но на плес нам не хотелось. Пусто было… так и промаялись до вечера. И следующее утро показалось мне хуже тех десяти, когда надо было вставать, сжав намертво зубы, и выходить на утоптанный двор казармы. Намного хуже!

Промаявшись всего каких-то полчаса, мы с Лекой пошли в казармы и пристроились в хвост парням, наматывающим по двору круги с тяжелыми камнями в руках. Благо, наши кирпичи так и лежали в общей куче…

— Может, это лет двадцать назад было, — неторопливо говорит Шкода. Мы с Лекой сидим в кругу Сергиевых ребят. Как равные. — Тревогу подняли солевары. Старшина артели пришел к капитану гарнизона и попросил выделить охрану. Потому что каждое утро глина на берегу ручья испятнана огромными волчьими следами, а вчерашним вечером, когда артельщики возвращались с работы, мелькнула совсем рядом серая тень — и все как один решили, что не простой это был волк. Капитан, хоть и не поверил, все-таки отрядил десяток парней в охрану, а сам вывел остальных прочесать лес.

Шкода снова замолкает.

— Ну? — нетерпеливо кричат сразу несколько голосов.

— Ну и вышло так, — отвечает Шкода, — что одно крыло облавы накрыло оборотня, а другое — вышло прямиком на логово. Из логова слышался скулеж, и кое-кто из парней подумал, что лучше бы им навстречу выпрыгнул взрослый вильчак. А капитан влез в логово и вынес оттуда малыша.

— Волчонка? — жадно спрашивает Юрка Рыжий.

— Мальчишку, — без тени улыбки отвечает Шкода. — Ему было на вид с полгода, и худой он был — страсть. Капитан завернул его в рубашку и отнес жене. Никто в городке и окрестных деревнях не терял ребенка, никто не мог сказать, откуда взялся пацаненок в логове вильчака и почему оборотень не разорвал его. Правда, тот человек, что рассказал мне эту историю, считает, что капитан не слишком старался объяснить все эти непонятности. Он отправил волчью шкуру князю, а найденыша его жена вскормила своим молоком вместе с родным сынишкой.