Царство Сибирское - Роман Феликсович Путилов

перед вставшими телегами, но всадники, охватив обоз с флангов, забросали защитников десятками фаерболов, после чего, запалив телеги с беспомощными людьми, бросились догонять и колоть пиками беженцев, что не успели скрыться в лесу с противоположной стороны дороги. Колона кавалеристов строилась на дороге, ожидая, когда их товарищи, пытавшиеся догнать последних гражданских у самой кромки леса, вернутся назад, когда с неба на них обрушилась смерть. Закрепленные на носу каждого моего аэроплана митральезы, хотя и имели ограниченный запас патронов, но по плотной колонне, не ожидавших нападения кавалеристов, отработали отменно. Рои пуль рвали людей и лошадей, срезая все без разбора, как коса смерти…

Картина избиения на Смоленской дороге повторилась, только вместо испуганных гражданских, в этот раз по полю метались обезумевшие от страха военные, не думавшие ни о чем, как о спасении. Пара огнешаров, взлетевших навстречу моим самолетам, никакой роли не сыграли, слишком неточно они взлетали.

К сожалению, патронов хватило только на два захода, а около трех десятков всадников успели скрыться в лесу, после чего я дал команду садиться на ближайшем же, подходящем поле.

— Грузим бомбы, набиваем в короба патроны и взлетаем. — не успели меня выгрузить из аэроплана. Как я принялся вынимать из внепространственного кармана укупорки с боеприпасами: — Механики, оружейники, берем винтовки и в мой аэроплан, полетим этих уродов добивать.

Наверное, с точки зрения тактики и стратегии я вел себя неправильно, отправив столь нужные для обороны крепости самолеты в погоню за рассеявшимися по лесу всадниками, но иначе я не мог поступить. Боевые аэропланы выслеживали мелкие группы и одиночек на лошадях, бросали бомбы и стреляли из пулеметов, а мой лимузин высаживал по направления бегства десяток бойцов, которые добивали спасшихся счастливчиков из засады залпами из винтовок. Ближе к закату в наши сети перестали попадаться даже отдельные всадники и я решил, что дело сделано, ни один из выродков не ушел от возмездия. Ну, а ночью, на позиции тяжелых батарей противника, что расстреливали старую крепость с закрытых позиций обрушилась невидимая смерть. На подсвеченные кострами позиции батарей, на мирно ужинающих артиллеристов, что чувствовали себя в полной безопасности, находясь на удалении в несколько верст от врага, с ясного ночного неба обрушились бомбы. Не скажу, что противник был полностью расслаблен и беспечен. Где-то стреляли пушки, где-то строчили пулеметы, вспыхивали и метались по небу столбы света от прожекторов, но все эти средства предназначались для борьбы с громоздкими и медлительными дирижаблями, а не с юркими аэропланами, бесшумно скользившими над землей на малых высотах.

Вторая ночь, безусловно, не была настолько продуктивной. Понеся чувствительные потери, особенно в тяжелых орудиях и обученной прислуге, противник показал, что очень быстро учится. Никаких десятков костров, подсвечивающих расположения вражеских частей уже не наблюдалось, но совсем без огня противник обойтись не мог. То и дело внизу вспыхивали красные огоньки закуриваемых папирос и трубок, откидывались в стороны пологи армейских палаток и шатров, освещенных изнутри тусклым светом свечей, вспыхивали фонари в руках разводящих и дежурных офицеров, а с высоты эти проявления быта войск были прекрасно видны. В эту ночь одна из бомб упала на закурившего на посту часового, в результате взлетел на воздух пороховой погреб, а утром от Вязьмы, на запад потянулись остатки артиллерийских парков, отводимых в безопасные районы от, ставшей внезапно опасной, старой крепости.

Полевой аэродром. Район Воронежа.

Визит императора на наш полевой аэродром, от которого я длительное время открещивался, начался со скандала — я наотрез отказался пропускать через КПП подавляющее количество персон из числа императорской свиты. Дамы громко возмущались, генералы ругались, как сапожники, а офицерский состав хватался за сабли и посверкивал огнешарами на кончиках пальцев. Я же в качестве аргумента выставил две митральезы, установленные в укрепленных магией пулеметных дотах.

Император услышав шум за спиной удивленно обернулся, но лишь усмехнулся и продолжил путь, направляя своего черного рысака в сторону, срочно вырытых, капониров для самолетов.

Четвероногий великан, на котором ехал император недовольно косился на смирную кобылу, которую срочно, специально для встречи с монархом, приобрели для меня. Конечно, по сравнению с конями свиты мое животное смотрелось бледновато, да и со своими негнущимися ботфортами в специально изготовленных стременах, я смотрелся как пародия на полурыцаря.

— И это есть ваши секретные самолеты, которые уничтожили два дирижабля и сорвали штурм Вязьмы?

— Так точно, они. Только не два, а три дирижабля, ваше величество…- я слегка наклонил голову, соврамши государю.

Безусловно, боевые самолеты стояли совсем в другом месте, здесь же располагалась «показательная» авиабаза, куда из Покровска перебросили в внепространственном кармане пять аэропланов самых первых, экспериментальных образцов, на которых я и первые пилоты отрабатывали взлет, посадку и полет по прямой. Да и в этой разномастной мешанине реек и полотнища, бай боги, взлететь мог только один из аэропланов, остальные вследствие интенсивной эксплуатации и износа, могли развалиться в воздухе.

Эта база служила огоньком в ночи для разномастных шпионов, коих уже отловили более двух десятков, в основном, при попытке тайно проникнуть на базу или подкупить бойцов наземной обслуги и пилотов.

— Слава генерала Подушкина не дает вам спокойно спать? — усмехнулся император.

— Ваше императорское величество, я ни коим образом не пытаюсь развенчать славу начальника зенитной артиллерии публично, а лишь конфиденциально докладываю вам, как реально обстоят дела.

— Не знаю, государь…- гоготнул командующий гвардией князь Белоногов: — У меня в детстве домик с гамаком были на дереве, так это что-то похожее.

— И это летает? — император брезгливо поджал губы.

— Точно так, ваше величество. Извольте взглянуть на небо.

Высоко, в необъятной синеве неба кувыркалась серая точка. Конечно, там был совсем иной самолет, иного технологического уровня, но вот зачем высокопоставленным лазутчикам это знать? Пусть по памяти рисуют в донесениях наши первые образцы, напоминающие детские коляски на четырех колесах, на которые закреплены тройное крыло и сложный хвост с множеством стабилизаторов и рулей высоты — творчество моей аэродромной команды, которым я разрешил не сдерживать свою фантазию.

— Прошу в палатку, господа.

Мы спешились у просторной палатки, я провел гостей под полог и предложил рассаживаться у стола, после чего разложил перед присутствующими десяток фотографий.

Фотопулеметов у меня не было, а вот присутствие фотографа на борту аэроплана во время охоты на вражеские дирижабли я велел обеспечить, и сейчас потрясенные визитеры рассматривали качественные снимки падающих к земле дирижаблей. Не знал, что искусство фотографии достигло в Империи таких высот, но мастер умудрился