Благословение небожителей. Том 3 - Мосян Тунсю

же свернул обратно. Увы, поздно: вышитый на ней огромными иероглифами текст крепко врезался в его память. Надпись гласила: «Искусные руки возвратили дитя»[18].

Принц не знал, как реагировать на такой подарок. Проводив купца, он вздохнул и подумал: «А ведь так и буду жить в этой развалюхе, каждый день боясь, что она рухнет мне на голову. Неизвестно, когда выдастся случай её починить…» Хуа Чэн, стоявший в сторонке, прислонившись к дверному косяку, словно прочитал его мысли.

– Гэгэ, я давно хотел предложить: если тебе здесь неспокойно, может, пора переехать?

– Легко сказать, Саньлан, – Се Лянь покачал головой. – Да только куда?

– Ко мне, – улыбнулся Хуа Чэн.

Принц знал, что это не просто слова, но «шутка», брошенная князем демонов той ночью в паланкине, оставила на душе у принца неприятный осадок, и теперь он опасался отвечать на предложения, поданные в подобной весёлой манере. Так что Се Лянь лишь улыбнулся в ответ, опустил голову и сделал вид, что ничего не слышал.

Молитвы тем временем сыпались одна за другой. В основном несложные: например старая рыжая корова повредила ногу и не может пахать поле, или жена забеременела, а работников не хватает, – но всё это были просьбы верующих, и отнестись к ним следовало с равным вниманием. Через пару дней Се Лянь согласился помочь очередному крестьянину и отправился возделывать землю.

Хуа Чэн всё ещё гостил в обители и вызвался пойти за компанию. Поначалу принц не хотел брать его с собой, ведь работа предстояла тяжёлая, но Хуа Чэн настаивал, и в итоге они облачились в грубые холщовые одежды, закатали рукава и штанины и выдвинулись на заливные рисовые поля.

Издалека на огромном лазурном поле между трудящихся селян выделялись двое; даже простые крестьянские одежды, что одолжил у Се Ляня Хуа Чэн, не могли скрыть его красоту, а напротив, подчёркивали изящество лица и фигуры. Оба юноши были белокожими, с холёными руками и длинными прямыми ногами – среди кучи чумазых земледельцев они сразу привлекали к себе внимание. От взглядов на них у сельских девушек, что прежде встречали только неотёсанных деревенщин, сердца пускались в пляс. Все то и дело посматривали украдкой в их сторону, а некоторые отвлекались так, что втыкали саженцы в землю как попало, вызывая насмешки окружающих.

Хуа Чэн был мертвенно-бледен, а у Се Ляня на белой коже играл румянец, к тому же благодаря его врождённым особенностям чем больше он потел, тем светлее становилась его кожа – гладкая, как фарфор. Немного работы под палящими лучами – и он стал выглядеть так, словно напудрился белилами. Жара стояла невыносимая; принц то и дело вытирал пот, что тёк по шее и заливался за воротник. Он подумал, что демоны, наверное, привыкли к зловещему холоду и не любят солнце, а значит, Хуа Чэну приходится ещё тяжелее. Се Лянь повернулся, чтобы проверить, как он там. В этот момент князь демонов выпрямился и, прищурившись и закрывая глаза от солнца рукой, посмотрел в сторону Се Ляня.

Принц подошёл и надел ему на голову свою коническую шляпу.

– Держи.

Хуа Чэн сначала замер, а потом улыбнулся:

– Спасибо.

Хоть он и говорил, что идёт в поле просто убить время, на самом деле демон работал куда быстрее Се Ляня: споро и сноровисто. Спустя час принц наконец закончил обрабатывать один участок и сделал перерыв, чтобы растереть затёкшую поясницу. Тогда Хуа Чэн подошёл к нему и предложил помочь. Сам он за это время в одиночку без особого труда засадил огромную территорию – ровные ряды зелёных саженцев торчали из воды, радуя глаз.

– Ты так быстро всему учишься! За что бы ни взялся, всё получается! – от всего сердца восхитился Се Лянь. – Не надо мне помогать. Лучше присядь, отдохни и попей.

Когда Хуа Чэн ушёл к краю поля за водой, староста деревни, который давно наблюдал за ним со стороны, поднял большой палец и спросил:

– Уважаемый даос, а чей это парнишка? Молодец, такой трудолюбивый! Один за десятерых работает! Ох и повезёт же девушке, которая ему приглянётся!

Се Лянь невольно хихикнул, а через некоторое время к нему и правда подошли несколько человек, чтобы тайком разузнать о Хуа Чэне:

– Скажите, пожалуйста, что за юноша живёт у вас в святилище? Он женат?

– Вряд ли: такой юный.

Се Лянь не знал, смеяться или плакать, – только ответил:

– Рано ему ещё о женитьбе думать.

Крестьяне тут же возразили:

– Э, нет, это не дело! Как раз пока молодой, надо поскорее решать этот вопрос!

– Уважаемый даос, вы бы с ним поговорили. Чем раньше мужчина женится, тем быстрее повзрослеет. В жизни главное – это семья.

– Конечно, парень в самом соку! Негоже такому ходить холостяком!

Все они были отцами дочерей – вот и хотели прощупать почву. Се Лянь мягко пытался их спровадить, когда подошёл Хуа Чэн, неся воду в чаше из коленца бамбука.

– Я уже женат, – бросил он.

Услышав это, собравшиеся ужасно расстроились, но попыток своих не оставили. Они засыпали его вопросами:

– А из какой семьи девушка? Может, расскажешь о ней?

– Уж не врёшь ли?

– Наверняка умница и красавица?

– Само собой! – поднял брови Хуа Чэн. – Золотая ветвь с яшмовыми листьями[19]. Я влюбился ещё в детстве и преодолел множество препятствий на пути к своему счастью.

Он говорил так серьёзно и уверенно, что сваты поняли – здесь им ловить нечего – и разочарованные ушли восвояси. Се Лянь и сам заслушался его рассказом. Когда Хуа Чэн протянул ему холщовое полотенце и воду, принц вытер измазанные в глине руки, отпил несколько глотков и вернул чашу. Он так задумался, что неосознанно скомкал ткань и ещё некоторое время продолжал рассеянно теребить её, борясь с любопытством, а потом не сдержался и выпалил:

– Это правда?

Хуа Чэн отхлебнул воды; при этом кадык его дёрнулся вверх-вниз. Затем он опустил голову и спросил:

– А? Что?

Се Лянь засучил рукава и промокнул выступившие на лбу капельки пота. Ему казалось, что солнце сегодня палит сильнее обычного: нестерпимо горели щёки и лоб.

– Про твою супругу, умницу и красавицу, – принц нарочито беспечно улыбнулся. – Благородную даму, которую ты полюбил и которой добивался много лет.

– Ах, это! Нет, конечно.

Се Лянь невольно выдохнул с облегчением. Он снова улыбнулся – уже искренне – и сказал, подражая тону самого Хуа Чэна:

– Врунишка!

Тот выдержал небольшую паузу и добавил:

– Впрочем, это не совсем ложь. Просто пока мне не отвечают взаимностью.

Се Лянь замер, а Хуа Чэн развернулся и пошёл трудиться дальше.

Принц ещё немного постоял на месте, пришибленный, а потом медленно наклонился и вернулся к работе. Он и сам не понимал, отчего столь скверно на душе. Се Лянь так увлёкся своими переживаниями, что не заметил, как криво засадил целый ряд. Увидев это, он постарался сосредоточиться и