Энтони Варенберг - Дева Лорэйда

Солнце уже опустилось за горизонт, и узкие коридоры замка, лишь кое-где освещаемые тусклым чадящим огнем факелов, выглядели довольно зловеще. Зато в том, что касалось дверей, ведущих в покои Мантихора и Лорэйды, Конану повезло: они даже не были заперты, словно приглашая войти.

Киммериец счел, что ничего по-настоящему опасного там не находится. Никаких хитроумных ловушек и дополнительных механизмов, имеющих отвратительное свойство срабатывать в самый неожиданный и неподходящий момент. Осторожно войдя и оглядевшись — насколько это позволяло сделать пламя нескольких не слишком ярких свечей — Конан было перевел дух, но тут какой-то даже не шорох, а, скорее, едва ощутимое движение воздуха за спиной заставило его резко обернуться. Проклятье! Перед ним стояла Лорэйда. То, что она сумела так неожиданно и на столь малое расстояние приблизиться к нему, заставило Конана разозлиться на собственную беспечность. Приди ей в голову фантазия покончить с ним, ничего не было бы проще. Одно точное смертоносное движение — и он не успел бы даже вскрикнуть прежде, чем отточенное лезвие пронзило бы сердце, или горло оказалось бы располосованным от уха до уха в подобии кровавой ухмылки.

— Что ж ты незваным гостем, как вор, приходишь в дом, куда и так получил приглашение? — спросила Лорэйда, не позволив Конану произнести ни слова. Ее руки, спокойно скрещенные на груди, были пусты, что позволяло надеяться, будто Лорэйда безоружна. — Впрочем, что-то мне подсказывало, что именно так ты и поступишь. Одновременно нетерпелив и осмотрителен, так? Достойные качества.

— Скажи, почему тот человек, Лахлан, был так дорог тебе? — выпалил Конан. О, совсем не то он собирался сказать и сделать, но теперь было поздно начинать сначала.

— Если я скажу, что он был моим братом, что это изменит? — ее голос по-прежнему звучал ровно и спокойно. — Его больше нет. А ты разве для того сюда явился, чтобы интересоваться Лахланом?

— Мне показалось, он обращался к тебе вовсе не как брат, — гнул свое киммериец, не озаботившись, хотя бы ради приличия, выразить соболезнования или пробормотать что-нибудь вроде «мне страшно жаль!», хотя был потрясен и сбит с толку услышанным, — да и чувства испытывал отнюдь не те, которые положено по отношению к сестре…

— Оставь его в покое! Что тебе до него за дело, даже если он и вправду любил меня вовсе не как сестру?! — Лорэйда начала терять терпение; пока что огромным напряжением воли ей удавалось сохранять самообладание, но ее силы тоже имели предел. — Имей хоть немного уважения к мертвым. И — подумай лучше о том, что ты за мужчина, если, оставшись наедине с желанной женщиной, только и способен, что попусту трепать языком! Ради этого ты меня так добивался?

Конану было непривычно видеть глаза женщины — гневные, презрительно сузившиеся, прекрасные — почти на уровне собственных. Да, Лорэйда по-прежнему вызывала у него восхищение и страсть, усиливающуюся с каждым мгновением, однако что-то удерживало Конана от того, чтобы немедленно утолить терзавший его голод.

— Не указывай, что мне делать, женщина, — угрожающе произнес он. — Я не нуждаюсь ни в советах, ни, тем более, в принуждении. И я не такой дурак, чтобы полагать, будто ты сама только и мечтаешь оказаться в объятиях убийцы твоего, как ты говоришь, брата! Я тебе не Мантихор, со мной твоя игра не сложится.

— Не будь так в этом уверен, — произнесла Лорэйда бешеным, свистящим шепотом, и ее пальцы сомкнулись вокруг запястий Конана, как стальные обручи.

Ого! Киммериец даже не подозревал, что женщина — любая женщина, даже такая необыкновенная, как Лорэйда, — может быть наделена силой молотобойца. А это было именно так. Он попытался освободиться, изумленный сверх всякой меры, но еще не испуганный, однако не тут-то было. Время слов закончилось. Лорэйда молча, со стиснутыми от напряжения зубами, подтолкнула его в сторону огромной постели, почти тонувшей во мраке. Столь тесная близость ее разгоряченного тела сводила с ума, лишая остатков здравого смысла и осторожности. В двадцать зим трудно, почти невозможно противиться властному зову природы, и сейчас Конан одновременно боролся и с Лорэйдой, и с самим собой. Что-то было до ужаса не так, неправильно. На какой-то миг он позволил ей — и зверю в себе — одержать верх, жаркие губы Лорэйды почти слились с его ртом, но именно тут Конан понял, в чем дело.

Запах. Да… У него было очень много женщин, самых разных, юных и не очень, красавиц и едва ли не дурнушек, простолюдинок и знатных особ, и уж что-что, а какой аромат исходит от изнемогающей от желания подружки, киммериец знал лучше некуда. Так вот запах Лорэйды никак не походил на обычный.

А она, между тем, все-таки впилась в его рот, глубоко просовывая жадный язык, и в неистовстве уже рвала рубаху на его груди, нависнув сверху — ибо Конан даже не понял, в какой момент оказался распростертым на постели. Все его естество требовало одного — немедленно сдаться, и в голове не оставалось ни единой мысли. Золотые волосы Лорэйды струились по его лицу в точности так, как он совсем недавно мечтал, но…

От нее пахло кровью и смертью. Даже не своей — чужой.

— Эй, полегче, — согнув ногу в колене, Конан вроде бы не слишком сильно пнул ее куда-то в низ живота, и Лорэйда вдруг издала вопль негодования и боли. Ее лицо исказилось и покраснело, хватка заметно ослабла.

— Ах ты ж… — поток витиеватых ругательств с рычанием вырвался из глотки Конана, доводившее до безумия желание моментально сменилось ослепительной яростью. — Ну, тварь, мразь поганая, я же тебе сейчас кишки вырву и удавлю прямо на них!

С поразительной ловкостью Лорэйда перекатилась на другую половину ложа, и когда Конан бросился на нее, чтобы немедленно привести в исполнение свою угрозу, его ожидало новое потрясение; вместо горячей живой плоти его руки натолкнулись на совсем иную, холодную, податливую, да еще и скользкую. В полумраке киммериец не сразу сообразил, что именно перед ним: он сжимал горло не Лорэйды, кем бы та на самом деле ни была, а… ее мертвого супруга, лэрда Мантихора, и скользили в еще не окончательно свернувшейся крови, вытекшей из разверстого, очевидно, в последнем вопле рта.

Конану было сейчас не до лишних вопросов «как?» или «почему?». По-видимому, тварь прикончила Мантихора за считанные минуты до появления киммерийца — и как раз в ожидании его прихода. Очень удобно было бы представить дело так, будто это именно он виноват в смерти лэрда, а самой выйти сухой из воды, разом избавившись от двоих ненавистных людей. Но она просчиталась. Он не позволит так запросто обвести себя вокруг пальца и погубить!

Впрочем, и мертвый, лэрд сослужил Лорэйде последнюю службу: воспользовавшись его телом как щитом, она замедлила стремительное движение варвара, выиграла время и получила некоторое преимущество. По крайней мере для того, чтобы истошно заорать, призывая слуг и стражу. Этого ни в коем случае нельзя было допустить. Метнувшись к ней, уже успевшей добежать до двери, Конан рванул Лорэйду назад, взяв ее горло в захват и зажимая ее рот свободной рукой. Сейчас он уже не сомневался, что имеет дело вовсе не с женщиной, и действовал соответственно.