Дочь Горгоны - Оксана Олеговна Заугольная

От Ворот они прошли совсем немного, постоянно оглядываясь и толкая перед собой Вассу, когда Егор что-то заметил.

– Ты спрашивал про свою подружку, – ухмыльнулся он. – Сейчас я её получше рассмотрю в прицел, и поверь, ты удивишься тому, что потом увидишь!

– Солунай? – успел спросить Никита и собирался уже ударить по ружью, он ведь точно ударил бы и спас её, он же хотел её спасти! Но не успел. Он услышал невероятный голос. Приятный, нежный, как лучшая мамина сказка на ночь.

– Всё хорошо, вы так устали и всё равно куда-то идёте… – удивлялся голос. – И несёте эти тяжёлые ружья. Как больно рукам, тяжело…

Никита с облегчением выпустил ружьё из рук. Пашка рядом сделал то же самое, последним ружьё уронил Егор. Никита смотрел на Егора и поэтому успел заметить, как лицо того сереет и становится безжизненным.

А потом он услышал полный отчаяния знакомый голос.

– Да это же просто люди, а не чудовища! Бануш, прекрати, я надеваю очки!

– Ты слушала директора вообще? Во внешнем мире почти не осталось чудовищ из-за таких вот людей. – Из кустов откликнулся тот голос, но он больше не был чарующим. Никита потряс головой, туман исчезал, и он увидел Солунай.

Но какая она была! Когти почти как у Вассы, изо рта торчат клыки. А облако волос шевелится, словно от ветра.

Никита понял, что они убили Егора и сейчас убьют их. Вот так просто, без всякого предисловия. Кажется, Пашке в голову пришла та же мысль.

По крайней мере, подхватили с земли ружья и направили на Солунай они одновременно.

Глава 25. Как в сказке

Никита сам не понял, как они так слаженно с Пашей решили стрелять. С когтями или нет, но это всё ещё была Солунай. Его спасительница Солунай! Он уже собирался убрать палец со спускового крючка, правда собирался, когда мычащая и рыдающая сквозь кляп Васса, про которую все позабыли, со всей силы ударила его головой под колени. Падая, он слышал выстрел и краем глаза ухватил движение крепкого короткого хвоста – по ногам Пашки. И второй выстрел.

Солунай вскрикнула, хватаясь за руку. Кто попал, он или Пашка? Хоть бы Пашка.

– Я не хотел, – просипел Никита, пытаясь подняться сначала на колени, потом на ноги. Но не успел, так и остался стоять на коленях и ладонях, зачарованно глядя на Солунай.

Она всё ещё была в очках и шипела сквозь длинные клыки, отодвинувшие челюсть ниже, баюкая раненую руку, но над волосами у неё поднялись шесть змей. Никита вроде и до этого мог понять – по окаменевшему Егору, но на деле понял только сейчас, кто перед ним.

Со стороны кустов ползком приближался Бануш, он смотрел в сторону от Солунай и уверенно полз к ним, причём взгляд его не предвещал ничего хорошего.

– Паша, глаза! – успел крикнуть Никита и зажмуриться, тогда как упрямый Пашка снова поднимал ружьё. Последнее, что успел увидеть Никита, как Солунай стягивает очки. Наверное, Пашка зажмурился, потому что последовало ещё два выстрела, прежде чем всё стихло. И только Васса мычала сквозь кляп.

Ружьё глухо упало на землю, и стало совсем тихо. Никита пытался с закрытыми глазами отползти назад, но не вышло. Из-под него выдернули ружьё и отбросили в сторону. Может, у Пашки тоже просто отобрали оружие?

Никита охнул, почувствовав, как в плечо вонзаются когти.

– Открой глаза. Иначе умрёшь, – раздался шёпот у шеи. Когда Солунай успела оказаться сзади? Никита послушно открыл глаза, не позволяя себе поворачиваться, и вздрогнул.

Прямо перед ним на корточках сидел Бануш, в его распахнутой пасти – ртом это нельзя было назвать даже при большом желании – были острые как иглы зубы. Кажется, даже в несколько рядов, как у акул. И глаза беспощадные, немигающие. Точно как у них.

А чуть сбоку стоял Пашка. Каменный, как и Егор.

– Мне точно нельзя его сожрать? – печально спросил Бануш, глядя снизу вверх.

– Бануш, не дури. – Голос Солунай был раздражённым. – Директор сказал, что ты никого не должен убивать. Это про меня он ничего не говорил.

Она оторвала кусок ткани с низа рубашки и, придерживая зубами, перевязала руку. Бануш ей не помогал.

– Нас будут искать, – неожиданно тонким голосом выкрикнул Никита.

– Браконьеров? С такими ружьями? – ухмыльнулся Бануш. Глаза его загорелись недобрым огнём. – Утонули и утонули. В заповеднике запрещено охотиться, знаешь? Жаль, что мне нельзя убивать, если я хочу остаться тут ещё ненадолго. Я бы с удовольствием начал с одного из таких сволочей, как ты.

Он явно нехотя поднялся на ноги и подошёл к Вассе, помогая ей встать.

– Как снять это? – спросил он про наручники.

Как хорошо, что Никита видел, куда Егор положил ключ!

– В машине, в бардачке, – поспешно произнёс он. – Я могу принести.

– Пойду с тобой, – согласился Бануш. – Постарайся не дать мне повод тебя убить. Я очень, очень зол.

Никита посмотрел на Солунай, которая снова была в очках, но змеи спокойно вились вокруг её головы. Рукав её намок от крови.

В машине точно была аптечка, Никита это помнил.

Идти под присмотром Бануша было страшно, но и убежать Никита не пытался. И без того было понятно, что догонит и… что, сожрёт? Как в сказке? В детстве Никита не задумывался, как Баба-яга и другие персонажи сказок собираются есть «добрых молодцев», теперь же, оценив внушительную челюсть Бануша, он прекрасно представлял. Голова в таком рте, может, и не поместится, но вот нога запросто. Жаль только, что роль добра молодца уготована ему. Если не сумеет договориться, конечно.

– А ты почему Солунай с рукой не помог, – нарушил он молчание. – Ей неудобно было завязывать.

– Ты дурак, что ли? – вылупил глаза на такой в общем-то простой вопрос Бануш. – Или правда не понимаешь? Да я готов сейчас убить и сдерживаюсь только из-за неё и директора. А там кровь. Сорвусь как пить дать!

– А… – Никита замолчал. Разговор явно не клеился, хорошо хоть машина стояла недалеко.

– Так, давай сразу определимся. – Бануш сделался деловит и серьёзен. – Я с тобой не полезу, но шутки шутить не советую. Уехать не удастся – остановлю, как только мотор услышу. Полезешь к оружию – откушу ногу. Ты сам будешь ключ искать или зачаровать тебя подальше от искуса?

– Не надо, – буркнул Никита. – Ключ от машины Егор с собой таскал. А что до выстрелить…

Он вдруг понял простую и такую неприятную вещь. Стыдную. Но мама бы им всё равно гордилась. За то, что признал.

– Трус я, – просто сказал он. – Не выстрелю.

– В Найку стрелял, – заметил Бануш, но в машину отпустил. Только стоял прямо рядом, будто и впрямь ждал повода.

– Не я попал. – Никита не знал точно, но сам поверил, когда говорил. – А Пашка.

– Да как скажешь, – пожал