Пути Дивнозёрья - Алан Григорьев

меня есть идея! – вдруг вскинулась Радмила. – Может, чушь, конечно. И я не могу объяснить это ничем, кроме чародейского чутья, но мне кажется, что ключ именно в Тайке. Она не принадлежит волшебному миру в полной мере, как мы с вами. Но говорит, что и миру смертных тоже не принадлежит. Она как бы не там и не тут. А что, если именно она видит не морок, а истинный облик Дороги Снов?

– Дорога Снов – это всегда иллюзия, – возразил Весьмир. – Она не реальна. Её как бы не существует, но всё-таки она есть.

– Знаю. Но что, если Тайкина иллюзия самая близкая к истине, а мы с вами видим иллюзию в иллюзии?

– Мне кажется, ты всё слишком усложняешь.

– А мне кажется, ты говоришь так потому, что я моложе тебя, значит, и чародейского опыта у меня меньше! – сверкнула глазами Радмила.

– Неправда!

– А я думаю, она права, – фыркнула Огнеслава. – Мне ли не знать, как вы, мужики, женщин ни во что не ставите и величаете нас глупыми бабами и в лицо, и за глаза.

– Я не такой! – лицо Весьмира оставалось спокойным, но Тайка была уверена, что внутренне он уже закипает: скоро свистеть начнёт, как чайник. Она невольно усмехнулась от пришедшего на ум сравнения, и чародей покосился на неё подозрительно. – Что, и ты на их стороне?

– Мы все тут на одной стороне, если ты забыл. – Яромир положил руку Весьмиру на плечо. – Если у тебя есть другие идеи, мы выслушаем. Если же нет, предлагаю послушать Радмилу. Её редко подводят предчувствия. Если, конечно, дело не касается Кощеевича, но, по счастью, сейчас его с нами нет.

– Пф! – сестра попыталась ткнуть его локтем в бок, но Яромир поймал её руку.

– Не дерись. На правду не обижаются. И если никто не против, пусть Тайка нас ведёт.

Возражать никто не стал. Кроме самой Тайки.

– Ребят, вы уверены? Я вообще не врубаюсь, что происходит. Тут знаете сколько дверей? Как найти нужную?

– Пусть сердце тебе подскажет, – муркнул Пушок. – Мы в тебя верим, Тая. Пусть это придаст тебе сил.

Она хотела сказать, что не справится. Что никогда не хотела такой ответственности. Но глянула на друзей – и проглотила упаднические слова, потому что все смотрели на неё с надеждой. И Тайка, кивнув, решительно зашагала вперёд, тараторя на ходу:

– Значит, план таков. Мы ищем оружейный склад или что-то вроде. Короче, такое место, где может храниться волшебное оружие. И если кто-то заметит Мая, говорите. Его мы тоже ищем. Помните, что сказала Мара-Марена? Если кто-то застрянет здесь, то непременно станет неприкаянной тенью и никогда не вернётся в мир живых. Если Лис узнает, что мы Мая потеряли, он нам бошки открутит. И, кстати, будет совершенно прав.

Яромир шёл бок о бок с ней и, когда остальные немного поотстали, шепнул:

– А ты не хочешь попробовать призвать на помощь Кладенец? Он ведь разумное оружие. Может знать, где хранятся другие ему подобные.

– Ох…

– Ты чего охаешь?

– Да досадно. Могла бы и сама догадаться. – Тайка сжала в руке едва тёплую подвеску-меч. – Я иногда такая глупая бываю. Как будто сглазил кто.

Яромир окинул её очень внимательным взглядом:

– Никто тебя не сглазил, дивья царевна. Уж поверь, я такие вещи вижу. Да и Весьмир с Радмилой заметили бы.

– Да я пошутила. Знаешь, не хочется признаваться, что просто затупила. Кладенец в последнее время как-то тихо себя ведёт. Раньше всегда предупреждал меня об опасности, а сейчас – ни гу-гу. Он хочет сказать, что на Дороге Снов – считай, на изнанке заболевшего мира – сейчас безопасно? Или когда Мара с Мареной друг друга чуть не поубивали – тоже было безопасно? Что-то не верится…

Она всё-таки сняла подвеску, и Кладенец в её руках превратился в половник, украшенный синими и красными самоцветами. Вот негодяй, опять за своё!

– Мне кажется, он сломался.

– Или обиделся, – предположил Яромир.

– В любом случае я что-то не чувствую, чтобы он куда-то меня вёл.

– А ты его просила?

– Ой, нет! – Тайка покрепче перехватила половник и взмолилась: – Мечик-Кладенечик, прости, что я про тебя фигни наговорила! Укажи нам верный путь, пожалуйста!

Конечно же, ничего не произошло. Дуется всё-таки.

– Эй, я же извинилась!

Хлоп! – половник в её руке вдруг исчез, а из-за плеча раздался сварливый басок:

– Извинилась она, ишь ты! Как будто брошенных походя слов достаточно.

Тайка обернулась на голос и остолбенела: перед ней стоял парнишка лет шестнадцати в алой шапке и такого же цвета кафтане, подпоясанном синим кушаком. На его одёже была золотом вышита вязь – такая же, как и на рукояти её меча. А глаза были яркими, будто два сапфира, и слегка светились.

– Ты – Кладенец?! – ахнула Тайка.

– Нет, твоя бабушка! – так же сварливо отозвался парнишка. – Ну хоть узнала меня, и на том спасибо. В противном случае я бы с тобой даже разговаривать не стал. Ушёл бы – и поминай как звали.

– Это потому, что я ляпнула, что ты сломался?

– Нет.

– А почему?

– Сама угадай! – Кладенец надул губы, как капризный ребёнок.

– Вот только пассивно-агрессивного меча нам не хватало для полного счастья, – шепнул Пушок, закатывая глаза.

– Эй, я всё слышал!

– И что? – щёлкнул зубами коловерша. – Зарубишь меня? Я ж не горыныч.

– Тьфу, пакость. Зачем ты их только вспомнил? – парнишку аж передёрнуло.

– Кстати, а что у вас с горынычами произошло? Почему ты их так не любишь? – полюбопытствовала Тайка.

– Ох, ведьма, ну какое тебе сейчас до этого дело?! Ваше время уходит, друг пропал, лук и стрела не найдены, двери скоро закроются, весь мир рассыплется как карточный домик. Ты правда хочешь сейчас болтать о горынычах?

– Я же не знала, что всё настолько плохо. У нас тут, знаешь ли, нет часов Судного дня.

– Это можно устроить.

Кладенец щёлкнул пальцами, и на стене возникли ходики с кукушкой и гирями в виде шишек. Стрелки показывали без четырёх минут полдень. Ну, Тайка думала, что полдень. За окном всё-таки светило солнце.

– Раз уж времени мало, давай начистоту: чем я тебя обидела?

Кладенец принялся загибать пальцы:

– Усомнилась в моих силах – это раз. Лезвие моё не полировала, не чистила – это два…

– Но я чистила!

– Ну да, если вспоминала. Это каждый день надо делать вообще-то. Я уже ржавчиной начал покрываться. Весь чешусь. – В доказательство своих слов Кладенец поскрёб подбородок, покрытый светлым юношеским пушком. – Колыбельные мне не пела – это три!

– Откуда я должна была знать, что мечу надо песни петь? Радмила, ты знала?