Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 - Александр Артемов

class="p1">— Воробей? — заинтересовался Драко. — А не тот ли это Яш Воробей, который приходится родственником Рогоже?

— Именно я, — кивнул тот несколько настороженно. Взгляды, которыми обменялись Драко с Колядой отдавали холодком. — Дядька он мой.

— И что же заставило тебя покинуть радушные объятия Шкуродера? Совесть замучила?

— Да я повода искал… — смутился Воробей. — Давно уж раздумывал плюнуть на этих мразей. Что Кречет, что дядька мой — одного поля ягоды.

— И что, нашел, повод-то? — хохотнул Коляда, хитро поглядывая на перебежчика.

— Ага, — кивнул тот и быстро заговорил, тараторя и коверкая некоторые слова. — Кречет совсем с катушек съехал. Сначала воевода рассудком помутился — решил подохшую свою ведьму в церкви отпевать, и для этого нанял опричника, чтобы тот по ней службы в церкве стоял!

— Врешь?! — округлились глаза у Гарона.

— Вот те Пламень, ежели вру, — осенил себя знаменем Воробей. — О том весь хутор два вечера гутарил, когда еще прошлой ночью та самая острожья церквушка, где опричника с попом Кондратом на ночь заперли, вспыхнула и до основания сгорела, словно ее скипидаром обрызгали или еще чем горючим. Думали, отмучились с ведьмой этой — вот так ее и черта этого одноглазого Спаситель покарал вместе с попом Кондратом, тоже надо сказать знатным мракобесом, требником ушибленным. Пока церквушка горела, та старая колокольня, которая в лесу с незапамятных времен стоит, трезвонила на всю округу, словно пыталась нас прикончить звоном этим. Как угольки разобрали, отрядил Шкуродер Кречета снять тот бесовской колокол и выдрать того черта, который в церкве той окопался. Плутали мы в лесу бес знает сколько, пока дед Микей дорогу туда из своей плешивой черепушки рожал. Но в церкве мы не нашли ни черта, ни колокола, зато отыскали гроб с ведьмой да опричника при нем, живого и здорового, пусть и потрепанного чутка.

— Неужто? — зажглись глаза недоверием. — Уж не сочиняешь ли ты сказки, Воробей?

— Да самому вспыхнуть мне на этом месте, раз брешу, — снова осенил себя знамением Воробей и продолжил: — И Кречет так помутился рассудком, что вместо того, чтобы вбить кол ведьме в сердце, приказал хватать этот проклятый гроб на плечи и бежать обратно в острог.

— Ой, Кречет! — рассмеялся Коляда. — Совсем с ума скатился, вылизывая панские подошвы…

— Все, значица, бесовское воинство сорвалось с места за этим гробом и давай нас вертеть-крутить по лесу, чтобы мы от этой проклятой церквы далеко не ушли. Ну тут у дядьки моего немного в голове прояснилось, и они на Кречета с удавкой!

— И что ж?! — загорелись глаза у Коляды. — Убили?

— Эхх… — махнул рукой Воробей. — Нет, верные ему псы с опричником этим опрокинули нас, а дядьку моего жизни лишили за то, что он посмел на ведьмин гроб с топором броситься. Жизни себя спасти и всех, кто воеводе верой и правдой служил, а Кречет вон как старому Рогоже отплатил! Ему, проклятому, со Шкуродером этим, людские жизни ничего не стоят, а труп панночки, от грехов сгнивший, превыше будет!

— А ты что же? — спросил Гарон.

— А я насилу убег, — вздохнул Воробей.

— И дядьку своего нечистым силам на поругание бросил? Эхх…

— Так убили дядьку моего — кречетов опричник и убил своим длинным ножом!

— А ты что же за дядьку своего родного не отомстил?! Поджилки затряслись, овечья твоя душонка!

— Так их больше было…

— Да и хер с ними, Гарон, — сплюнул Коляда. — Пусть Кречет с этой нечистью трахается до посинения. Может ведьма с опричником его на тот свет спровадят. Одной бедой меньше.

Но Гарон не стал мириться с трусостью Воробья — не спеша подошел к нему и схватил за отворот зипуна.

— Значит, первым на штурм пойдешь, чтоб свой позор кровью смыть, — процедил он сквозь зубы в лицо побледневшему Воробью. — Посмотрим, как ты за нас биться будешь.

Воробей надул желваки и с трудом протолкнул в горло вязкий комок. Явно не такого приема он ждал от вольнолюбивых атаманцев.

Следом до них донесся далекий колокольный бой, тревожно и торжественно разносящийся по всей округе. Услышав его, атаманцы встрепенулись и осенили себя Пламенным знаком. У Игриша засосало под ложечкой, и он мысленно повторил за ними священный жест.

— Вот и колокол ваш, — хмыкнул Коляда. — Вся нечисть проснулась! Сюда просится, на пир над костьми Шкуродера.

— Или его защищать летит… Ой, не зря Кречета отрядили в старую церковь именно сейчас!

— Сплюнь, — цокнул Коляда на трусливого товарища. — Накличешь еще, дурак. Еще скажи, что Шкуродер специально у нечистого заступничества ищет?

— А что? Дочку свою на заклание принес. Теперь обратной услуги требует…

Колокол звучал все громче, и пока шел разговор, двое колядников скрутили бомбарде казенную часть, подхватили тяжеленное каменное ядро и, смешно переставляя короткие ноги, потащили его к орудию. Навалившись всем телом, они не без труда, но закатили его в бомбарду и засыпали порох.

— Скажи, кузнец, а на кой х…й тебе была нужна эта штука в хозяйстве? — со смешком спросил Горюна Драко, который во все глаза следил за процессом заряжания орудия. — Ты чего думал таким хером бабу какую впечатлить?

Вопрос вызвал целую бурю веселья у столпившихся вокруг колядников — все мигом забыли про таинственный колокол. Сам Горюн оставил насмешку Драко без ответа, наконец заметив Игриша, который застыл рядом с юным таборщиком. Взгляд кузнеца мальчику совсем не понравился.

Закрутив потуже задницу бомбарды, колядники принялись наводить ее прямехонько на ворота, где осажденные уже заметили новую участницу представления — поднялся крик и суета. Стена вновь взорвалась выстрелами — туча свинца полетела в сторону насыпи. По деревянным щитам защелкали шальные пули и колядники поспешили пригнуть головы.

— Сейчас мы им дадим прикурить! — разогнулся Коляда, когда выстрелы утихли. — Сделаешь первый запал?

— Еще бы! — кивнул барон, схватил древко с фитилем на конце и разжег его угольками из собственной люльки. — Грех от такого отказываться.

Фитиль занялся, и не успел Гарон повернуться к бомбарде, как остался совсем один. Остальные от греха отбежали подальше от страшного орудия, пригнувшись к земле на всякий случай.

— Вы чего это?.. — обернулся к ним взволнованный барон, не донеся фитиля до бомбарды.

— А Сеншес ее знает, дуру эту… — с сомнением почесал подбородок Коляда. — Горюн, ты из нее стрелял когда?

Кузнец по своему обыкновению промолчал.

— Такая и вправду взорваться может, — кивнул им один из пришлых дезертиров с молочно белыми усами. — Видал я такую, когда службу нес. Там, в Пхеи, нынче у всех голова гудит — такой от них грохот стоит! Бывало, что раз бомбарда выстрелит, да и сама рванет от души. Весь расчет в клочья! Сам