Князь Света. Порождения Света и Тьмы - Роджер Желязны

– Разве я не обещал тебе, Бич, – промолвил в ответ Тарака, – что помогу тебе в битве с богами?

– Да, но я-то говорил о внезапном нападении. Эти же приняли свои Облики и обрели Атрибуты. Если бы они так решили, им бы даже не пришлось приземляться, они могли просто уничтожить с воздуха всю Чанну целиком – и сейчас бы на ее месте, здесь, в самом центре Ратнагари, зиял бездонный кратер. Мы должны бежать, чтобы сразиться с ними позже.

– Ты помнишь проклятие Будды? – спросил Тарака. – Помнишь, как ты обучил меня вине, Сиддхартха? Я-то помню, и я чувствую, что задолжал, что должен вернуть тебе сейчас победу. Я должен тебе за твои муки и отдам в качестве платы этих богов.

– Нет! Если ты хочешь услужить мне, сделай это когда-нибудь потом! А сейчас унеси меня отсюда – побыстрее и подальше!

– Ты что, боишься встретиться с ними, Князь Сиддхартха?

– Да, боюсь. Ибо это безрассудная дерзость! «Мы подождем, мы будем ждать, восстанем мы снова!» – так вы пели? Куда же подевалось терпение ракшасов? Вы говорите, что будете ждать, пока высохнут моря и сровняются горы, пока с небес не исчезнут луны, – и вы не можете подождать, пока я не назову время и место решающей битвы! Я знаю их, этих богов, не в пример лучше вас, ибо однажды был одним из них. Не горячись сейчас. Если ты хочешь услужить мне, избавь меня от этой встречи!

– Хорошо. Я услышал тебя, Сиддхартха. Твои слова подействовали на меня. Но я бы хотел испытать их силу. И посему пошлю против них нескольких ракшасов. Ну а мы с тобой отправимся далеко, в далекое путешествие к самым корням этого мира. Там подождем мы победных реляций. Если же ракшасы, увы, проиграют эту схватку, тогда унесу я тебя далеко-далеко отсюда и возвращу тебе твое тело. А пока я поношу его еще несколько часов, чтобы посмаковать твои страсти в этой битве.

Сэм склонил голову.

– Аминь, – сказал он, и что-то в его теле пузырилось, что-то покалывало, когда оно само собою поднялось над полом и понеслось по просторным подземным коридорам, не ведомым никому из людей.

И пока проносились они из комнаты в комнату, из залы в залу, вниз по туннелям, провалам и колодцам, сквозь каменные лабиринты, гроты и коридоры, Сэм отдался потоку своих воспоминаний, и свободно потекли они, все глубже и глубже погружаясь в прошлое. Вспоминал он о днях своего свежеиспеченного пастырства, когда решился он привить черенок древнего учения Гаутамы к стволу заправляющей миром религии. Вспоминал о странном ученике своем, Сугате, рука которого не скупилась ни на смерть, ни на благословения. Будет течь время, и жизни их станут потихоньку сплавляться воедино, перемешаются их деяния. Он прожил слишком долго, чтобы не знать, как перетасует время колоду легенд. Да, был в истории и реальный Будда, теперь он знал это. Выдвинутое им учение, пусть и незаконно присвоенное, захватило этого истинно верующего, и он сумел-таки достичь просветления, своей святостью оставил в людских умах след, а затем по собственной воле передал себя в руки самой Смерти. Татхагата и Сугата станут частями единой легенды, да, он знал об этом, и будет Татхагата сиять, отражая свет своего ученика. В веках останется жить только одна дхамма. Затем его мысли вернулись к битве у Палаты Кармы и к трофейным машинам, все еще сокрытым в надежном месте. И подумалось ему о бесчисленных перерождениях, через которые прошел он, о сражениях, в которых участвовал, о женщинах, которых любил, – сколько их накопилось за века; он думал, каким бы мог быть этот мир и каким он был на самом деле, каким – и почему. И опять его охватили гнев и ярость, когда подумал он о богах. Он вспомнил о днях, когда горстка их сражалась с ракшасами и нагами, гандхарвами и Морским Народом, с демонами Катапутны и Матерями Нестерпимого Зноя, с дакини и претами, скандами и пишачами, и победили они всех, освободили мир от хаоса и заложили для людей первый город. Он видел, как прошел этот город через все стадии, через которые только может пройти город, пока его обитатели не смогли однажды сплести воедино свои разумы и превратить самих себя в богов, принять на себя Облик, укрепивший их тела, закаливший волю, оживившие силой их желаний Атрибуты, которые со словно магической силой обрушивались на любого, против кого их только ни обратишь. Он думал о городе и богах, и ведомы ему были их красота и справедливость, уродство и неправота. Он вспоминал их великолепие и красочность, не имеющие ничего подобного во всем остальном мире, и он всхлипывал в своей ярости, ибо знал, что никогда не сможет почувствовать себя ни вполне правым, ни вполне неправым, им противостоя. Вот почему ждал он так долго, ничего не предпринимая. А теперь, что бы он ни сделал, все принесет сразу и победу, и поражение, успех и неудачу; к чему бы ни привели его поступки – будет ли град грезой мимолетной или длящейся вечно, – ему нести бремя вины.

Они ждали в темноте.

Ждали долго, молча. Время влачилось, словно старик, плетущийся в гору.

Они стояли на пятачке около черного провала колодца и ждали.

– А мы услышим?

– Может быть. А может быть, и нет.

– Что мы будем делать?

– Что ты имеешь в виду?

– Если они вовсе не придут. Долго ли мы будем ждать здесь?

– Они придут с песней.

– Надеюсь.

Но не пришло ни песни, ни движения. Время вокруг них застыло в неподвижности, ему здесь было некуда идти.

– Сколько времени мы уже ждем?

– Не знаю. Долго.

– Я чувствую, что не все в порядке.

– Ты, наверное, прав. Не подняться ли нам на несколько уровней и разведать обстановку – или выпустить тебя на свободу?

– Давай подождем еще немного.

– Хорошо.

И опять тишина. Они мерили ее шагами.

– Что это?

– Что?

– Звук.

– Я ничего не слышал, а ведь у нас одни и те же уши.

– Ушами не телесными – вот опять!

– Я ничего не слышал, Тарака.

– И не перестает. Словно вопль, только нескончаемый.

– Далеко?

– Да, весьма неблизко. Послушай со мной.

– Да! Думаю, это скипетр Кали. Битва, стало быть, в разгаре.

– Все еще? Значит, боги сильнее, чем я полагал.