Восхождение богов - Даша Игоревна Пар

над моей болью в попытках отыскать хотя бы крупицу потерянного. Она потешалась, рассказывая детали, которые больше не несли в себе эмоций. Сухие факты. И я подспудно понимала, что Туула могла и соврать, приукрасить, изменить картинку, просто чтобы поиздеваться надо мной, упиваясь властью.

– Почему он? Почему не Никлос?! – не выдержала я, когда подошли к концу. Оставалось последнее воспоминание и девочка, ради которой я залезла в заброшенный дом в поисках куклы. – Разве вы не хотите разорвать нашу связь, чтобы Ктуулу было легче получить его?!

– Так ты подтверждаешь, что связь есть? – рассмеялась вечная, выводя ребенка на середину комнаты. – Разве драконы полигамны? Я думала, ты любишь только Артана.

– Не извращай мои слова. Ты поняла, что я имею в виду, – ответила я с раздражением, отмечая, как именно Туула отреагировала на мой вопрос. Стало ясно, что она не просто так взялась за Артана. Это была игра с двойным, а то и с тройным дном.

– Я хотела почувствовать твою невинную любовь, Селеста. Первая любовь – самая сладкая. Настоящее пиршество. Между тобой и Никлосом никогда такого не было. Вас окутывают иные чувства. С такими я уже сталкивалась, и мне они не интересны, – она всплеснула руками, обращаясь к девочке. – О, вот бедняжка! Одна из тех, кто покинут этим миром. У нее не осталось ни друзей, ни родных. Одна-одинешенька. Если ее не станет – ничто не будет потревожено. Белый листочек. Таким можно и пожертвовать ради особенно ценного воспоминания.

– Какого? Все самое стоящее ты уже забрала, – горько дались мне эти слова.

Я ощущала небывалую пустоту в сердце. Его будто препарировали острыми скальпелями и удалили самые важные мышцы, оставив пустоты, которые теперь ныли, как свежие раны, напоминая об утраченном.

– Я хочу увидеть ваш последний раз. Ведь вы были вместе после утраты слияния? Знаю, что были. Так покажи это.

– Нет.

И я сама вздрогнула от того, как отчаянно прозвучало это слово. Перед глазами встал тот день, тот момент, когда мы отбросили все и вернулись к самой сути наших отношений. Мы приняли потерю слияния и попытались отыскать нечто бо́льшее в нас самих. Только истина. Только правда. Забыть это – значит, перечеркнуть и остальное. Испытанные эмоции говорили, что мы существуем. Но сестра Ктуула планировала лишить меня всего.

– Давай, я убью ее ради вашей любви!

Палец вечной прямо на глазах удлинился, заостряясь, и она аккуратно убрала с девичьей шейки локоны, нежно царапнув прямо над бьющейся жилкой. Девочка всхлипнула сквозь сон, пожевав сомкнутыми губками, но вскоре вновь успокоилась.

– Ты думаешь, это уничтожит меня? Сотрет в пыль? Думаешь, я расплавлюсь, как масло на раскаленной сковороде?! Не выйдет! Мы создадим новые воспоминания! Новые чувства и эмоции! Мы взорвем реальность нашей любовью, а вот ты останешься ни с чем! Думаешь, я не понимаю, почему ты так вцепилась в нас? У тебя этого никогда не было! Ты никогда не была невинной, никогда не влюблялась и не любила по-настоящему! Ты так изголодалась, что уже неспособна насытиться, потому что чрево твое – пустое! – крик звенел в комнате, и если бы я могла, то вскочила бы и сама зашвырнула бы в нее это воспоминание. Но вместо этого только пригласила странно застывшую Туулу к себе. – Иди же, ну! Забирай, коли так хочешь этого!

И она забрала. Резко подскочив ко мне и впившись когтями в виски, царапая кожу. В моей голове будто бомба взорвалась, так жестко девушка вытягивала наружу все оставшиеся крохи, целиком стирая что-то очень важное, что-то настоящее, с привкусом надежды и солнца. Пустота холодила мои вены, и я обхватила себя руками, дрожа, как цыпленок, выбравшийся из яйца.

Ничего нет. Даже памяти о том, что она выбрала. Последнее воспоминание было отнято целиком. Про остальные я хотя бы знала, что она забрала их, здесь же не осталось ничего.

– Не будь такой проницательной, дорогуша, – прошептала она печально. – Не стоит злить вечность. Она может дать сдачи.

Мои губы пересохли от крика, а из глаз ушел огонь. Я чувствовала себя полностью выжатой, как тряпка, повешенная на веревку после мойки. Ветер гоняет из стороны в сторону, но внутри ничего нет. Я пуста.

– Вот и закончилась наша игра. Ты… победила? – спросила Туула, наклоняя голову, пока ребенок возвращался в постель.

Во время игры среди туч все чаще гремели громовые раскаты. Скоро пойдет дождь.

Не получив ответа, вечная ухватила меня за подбородок, а увидев мое поражение, скупо произнесла:

– Давай, я дам тебе кое-что взамен. Пусть тебя греет огонь одного из моих сладчайших моментов вечности.

И я увидела ее с Никлосом.

Глава 15. Воспитание характера

Селеста

Вокруг меня галерея из зеркал, а над головой бесконечное черное небо с точками рассыпчатых, как кристаллы соли, звезд. Они отражаются в зеркалах, и кажется, будто тысячи моих копий парят в небесах или плавают на океанском дне. Только тронь поверхность, и она подернется рябью, совсем как водная гладь. Под ногами – стекло, за которым все та же звездная бесконечность, дышащая ледяным холодом.

Не сразу, но удается отличить зеркало от коридора. И буквально на ощупь, в полутьме, разгоняемой слабым свечением зеркальных поверхностей, нахожу путь в космическом лабиринте.

Но куда же идти? За каждым поворотом – еще один, а потом еще, а затем хуже – развилка, и уже не понимаешь, откуда пришел и куда идешь. Чувство времени – иллюзорно, ориентация в пространстве – смешна и глупа, а воздух такой холодный, что чувствую себя ледяной принцессой заколдованного царства.

Я сразу поняла, что это сон. Хотя от Туулы можно было ожидать и более жестокой игры.

В тот вечер, вернувшись к себе, я долго сидела на балконе под проливным дождем, пока не промокла насквозь и не ослепла от ярости майской грозы, в стройные ряды которой затесались острые градины, резавшие лицо ледяными бритвами.

Я наказывала себя.

Обстоятельства вновь оказались превыше меня. Опоздала с бегством и опять утратила нечто ценное. Сколько еще буду находиться в заложниках собственной жизни? Сколько раз буду болтаться в подвешенном состоянии, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации, совсем как из этого лабиринта?

Это шутка подсознания? Иллюстрация моих поражений?

Почему раз за разом не выходит дать настоящий отпор? Почему я – как безвольная овечка, с которой срезают белоснежную шерсть и хотят отправить на бойню? Может, дело во мне? Может, внутри есть изъян трусости? Нечто, позволяющее другим думать, что со мной можно так обращаться?

Я никогда не действую