Леонард Карпентер - Конан изгнанник

Не прижимаясь больше к Конану, но и не выскальзывая из-под обнимающей ее руки, принцесса встала и направилась к выходу. Караванный двор еще больше наполнился народом, несмотря на усилившуюся к полудню жару. Гуляющие люди с удовольствием глазели на танцоров и акробатов, жонглеров и музыкантов.

— Скажи, — спросил Конан, — нарцинт уже подействовал? Ты можешь что-нибудь сказать о будущем этих людей?

— Нет, сегодня все как-то по-другому. Вместо людей и предметов — какие-то неясные тени. Мне даже кажется, что я одна в безлюдной пустыне.

— А я? Я, случайно, не в каком-нибудь мало приличном наряде? — спросил Конан.

Африандра рассеянно покачала головой.

— Жаль, — вздохнул киммериец, понимая, что сейчас ему вряд ли удастся развеселить принцессу своими шутками.

Африандра привела Конана к цепочке храмовых воинов, охранявших королевский павильон. Здесь она попрощалась с киммерийцем, не желая зря нервировать родителей. Она проскользнула между охранниками, а Конан отправился по своим делам.

Найдя в толпе своего сановного работодателя, Конан подошел к нему:

— Как насчет обещанной платы, Куманос? Дела идут так, что мне нужно получить мою долю как можно скорее.

Жрец молча смотрел на киммерийца. Тогда Конан сделал еще одну попытку:

— Ты сказал, что заплатишь, когда идол окажется в Оджаре. Время пришло. Где мои камни?

— Время платить еще не пришло, — ответил Куманос, спокойно выдерживая разъяренный взгляд Конана. — Разве ты не знал, что священный идол Вотанты должен быть собран из трех равных частей, лишь одна из которых доставлена в Оджару? Работа еще не закончена.

— Что? Ты говоришь, что я должен вернуться туда, где мы встретились, и еще дважды проделать этот путь? — Конан зажал в кулаке отворот плаща жреца. — Знаешь, приятель, это просто грабеж.

— Оставшиеся части идола уже в пути, — невозмутимым голосом ответил Куманос, перебирая пальцами талисман на груди. — Они должны прибыть сюда со дня на день. Но лучше будет, если мы выедем им навстречу и поможем добраться сюда. А то вдруг они потеряются и не найдут дорогу в город? Тогда условия сделки так и останутся невыполненными.

— Подлец! Лживый мерзавец! Значит, там, в пустыне, страдают еще вдвое больше людей, а ты молчишь! Скажи командиру оджарской стражи. Его солдаты будут счастливы сделать эту работу и помочь твоим людям.

Куманос покачал головой:

— Мы можем принимать лишь очень ограниченную помощь. Я должен лично возглавить поиски. А ты мне нужен как разведчик и проводник.

— Жулик, вот ты кто! Может, твои камешки гроша ломаного не стоят.

— Две пригоршни, — перебил его Куманос. — Закончим работу — получишь столько камней, сколько сможешь унести в двух пригоршнях, опущенных в ящик поочередно.

— Три части идола — три горсти, — заявил Конан. — Я согласен доделать работу, но не меньше чем за три горсти твоих камней.

— Договорились. Ты получишь плату, когда идол будет собран, не раньше.

Конан что-то хмыкнул в ответ, но протянул руку, чтобы скрепить сделку. Его неприятно поразила рука Куманоса. Его аж передернуло от этого сухого, холодного, совсем не человеческого прикосновения.

— Мы выходим завтра на рассвете, — сказал Верховный жрец. — Поищем к югу от города. Приготовь свои вещи и верблюда.

Конан, не говоря ни слова, повернулся к нему спиной.

Африандры нигде не было видно. Семиархос и Регула о чем-то беседовали, сидя под навесом, по принцесса как сквозь землю провалилась. Не решившись обратиться к монархам, киммериец отловим какую-то важную шишку при дворце — маленького старикашку, Высокочтимого лорда, Хранителя чего-то там, точнее Конан не помнил.

— Вы не скажете, почтенный, где принцесса Африандра? У меня для нее новости… Ее что, где-нибудь заперли?

— Ты разве не видел? — старик взглянул на чужеземца с недоверием и негодованием. — Oна упала в обморок и была отвезена во дворец. — Увидев в Конане благодарного слушателя, он продолжал: — Она вышла в караванный двор, чтобы взглянуть на прибывших шартоумцев и саркадийцев. Неожиданно она вскрикнула и рухнула на землю. Может быть, перегрелась на солнце, а может, просто девичьи штучки. Она и так стала какая-то странная с тех пор, как ее суженый отрубил себе голову. Но кто бы мог подумать… Упасть при людях…

Конан развернулся и молча пошел прочь. Последние слова старика едва долетели до его ушей:

— Ее глаза были широко раскрыты, и она стонала не переставая.

Конан не мог дождаться вечера, чтобы увидеть Африандру. Ему казалось, что родители заперли ее где-то, чтобы не позволить ей видеться с ним. Хотя, зная ее дар предвидения и чувствительность ко всему увиденному, можно было и поверить в рассказ старика. Хорош «дар», нечего сказать.

Киммериец корил себя за то, что не предупредил девушку об опасности баловства с колдовством, пусть даже самым невинным. Особенно рискованным становится такое дело в переломные моменты человеческой судьбы. А что уж говорить о судьбе целого города, которому предстояло принять нового бога в своем храме. Волей-неволей Конан тоже чувствовал что-то зловещее, исходящее от этого идола, от самого культа Вотанты, и вовсе не радовался, что помог Куманосу добраться до Оджары, несмотря на то что жители города так несправедливо обошлись с ним.

Постучав в ворота королевского дворца, Конан был встречен целым отрядом стражи, грубо не пустившей его внутрь. На вопросы о здоровье принцессы он тоже не получил вразумительного или хотя бы вежливого ответа. Раздосадованный, Конан вернулся в Караванный квартал, чтобы заняться подготовкой к завтрашнему выезду.

Собрав все, что нужно, Конан провел остаток вечера, потягивая арак и болтая со старыми и новыми знакомыми, чтобы скоротать время.

Когда последний луч солнца скрылся за западной стеной города, киммериец вышел из караван-сарая. С толпой празднично одетых и веселых горожан он прошел через Храмовые ворота и нырнул в один из узких переулков Храмового квартала. Здесь он нашел место, где дворцовая стена была прикрыта с внутренней стороны деревьями, что затрудняло страже наблюдение. Трещины и неровности в стене, пусть даже небольшие, были вполне достаточны для опытного скалолаза, чтобы в два счета подняться на гребень стены и перемахнуть через нее, лишь на мгновение мелькнув силуэтом на фоне темнеющего неба.

Приземлился он мягко и бесшумно. Так же бесшумно Конан стал пробираться по роскошному густому саду, дававшему много плотной тени, чтобы укрыться.

В дальнем конце сада возвышалась еще одна стена — на этот раз полированная, с тщательно подогнанными — ногтя не просунешь — плитами. Но дворцовый архитектор украсил стену декоративными полуколоннами. Упершись в них и распластавшись по стене, Конан начал подниматься, попеременно продвигая вверх руки и подтягивая ноги. Наконец его пальцы нащупали лепной карниз. Резко качнув всем телом, Конан словно взлетел на балюстраду дворцовой галереи, где и замер, выжидая, пока пройдут мимо часовые. Двигаясь, издавая не больше шума, чем тень охотящейся совы, киммериец пересек галерею и без труда вскарабкался по богато украшенной барельефами внутренней стене и оказался на балконе спальни Африандры.