Либелломания: Зимара - Н. Мар

опасался их и не стремился в апартаменты, но Ктырь превзошёл самого себя. Радовало только, что и рыжий бес, рискуя, получил ту же дозу, и теперь проспит до утра мертвецким сном, в лучшем случае успев добраться до кровати.

Рейне, должно быть, ожидал, что Бритц упадёт сразу, как только войдёт в комнату. Он увидел, как софит на потолке выкрутился сам собой, встал на пять лапок и поскакал к эзеру. Бот не разбирал, спит жертва или нет, ему приказали действовать без промедления, и он действовал. Завидев второго шпайка на полу, Кайнорт бросился к окну. Распахнул его и выбросил комм наружу, уже чувствуя, как сон лезет в голову. Синхронизированная с коммом клипса с уха отправилась туда же. Шпайк упал с потолка на плечо эзера, проскакал до кончиков пальцев в погоне за клипсой, но опоздал. Бота прихлопнула створка. Расцарапанное в спешке ухо саднило и кровоточило. Стены апартаментов сужались, вдавливали в сомнамбулический гроб. Бритц помчался в ванную, на ходу сдирая перчатки. Смывать яд было поздно, оставалось смягчить его действие. Кайнорт не мог позволить себе роскошь крепкого сна, пока Эмбер сидела взаперти. Серо-зелёная, измученная, а может, наказанная за выходку с фонтаном. Вода ещё не успела прогреться толком, когда он уже выбрался из душа. Затряхивая себя в последний костюм, Бритц чувствовал, что проигрывает эту битву.

Не просушив голову, с рубахой нараспашку, он вырвался в комнату. Распечатал минералку и вывалился с ней на балкон. Свежесть мороза и бокал воды дали ему ещё каплю форы. Мокрые волосы мигом обледенели. Он свесился с перил и воевал со сном, глотая холодный кислород. Комм поблёскивал далеко внизу. Понимая, что в таком состоянии он уже никуда не долетит, Кайнорт всё-таки выпустил крылья и посмотрел в сумеречный туман. Если бы не дети, он кинулся бы с перил очертя голову, но теперь задумался, не самоубийство ли это. Не хватало заснуть в полёте над пропастью! Кайнорт щёлкнул зажигалкой, но вспомнил, что бросил курить. С тлеющей сигаретой в тряских пальцах он жадно скользил взглядом по леденистым кирпичам и прикидывал, сможет ли без цепких лап спуститься вниз, когда увидел чёрное брюхо с красным крестом.

Что? Эмбер?

Почувствовала, как ему страшно и больно, и пришла. Под эти чёрные лапы он был готов жизнь разложить веером. И опять повалил проклятущий снег.

«Потрясающая… моя вдова», — Кайнорт закрыл глаза и отвернулся от перил.

Зимаре нельзя было видеть её. Здесь, с ним рядом. Он скользнул обратно в комнату и оставил дверь незапертой. По его подсчётам, у них оставалось минут пять-семь. Досадно. Чёрные лапки, звенящие от инея, с опаской толкнули стекло.

* * *

Глаза и бархатистые волоски на моём брюхе обсыпало инеем. Над Френа-Маньяной водоворотом крутились метеоспруты. Один уцепился за шпиль северного крыла, и щупальца били в окна. Сквозь танец метели на балконе показалась фигура. Блеснула вспышка, отразилась в стекле и перемножилась на блики в окнах целого этажа. Кайнорт вышел с бокалом и сигаретой. Слишком сильно блестела вода в его бокале. Так сильно дрожала его рука. Он поставил бокал на перила и протянул ладонь к щупальцу метеоспрута. Маленький вихрь взметнулся от пальцев вверх, закрутился, будто испугавшись живого тепла. Никогда не видела такого снега. Я вздрогнула и припустила почти бегом. Когда я покидала рекреацию, мороз подбирался к минус тридцати. Бритц — белее метели — стоял за перилами в нескольких метрах от меня. Повалило пуще прежнего. Сверху, справа, слева, снизу и наискосок. Пурга взвыла, и я сказала ей:

— Это невозможно, нельзя и неправильно! Но давай?

И пурга отнесла мои слова к его перилам. За стеной метели Кайнорт закрыл глаза, и на его веки сели белые мухи. Он ушёл. Какого… дьявола?.. Хорошо, что пауки не умеют плакать. Мои глаза лопнули бы, заледенев от слёз, когда четыре хитиновых витража исчезли за окном. В стёклах отразились многократно его дивные крылья. Пока я перебиралась через перила, Кай скрылся за портьерой в комнате. Брошенная сигарета и осколки бокала катались по снегу на балконе. Я кралась по следу, потом толкнула холодное стекло и переползла порог. Осталась чёрной вдовой, напряжённой до кончиков педипальп, ждать разрешения войти. Затаила дыхание, чтобы слушать чужое, ровное. Кайнорт провёл рукой по моему бархатному брюшку сквозь ткань до самых хелицер, и я схватила ими его пальцы через портьеру. И высвободила. Кайнорт откинул занавес:

— Ты на моей стороне?

Он как-то сказал, что пауком я выглядела чудовищно. Трёхметровая чёрная вдова, шутка ли. Теперь, вскинувшись в почти вертикальную стойку взволнованного паука, я была исчадием ада. Но тёплый взгляд ласкал мои клыки. Я превратилась в голую ледышку, приподнялась на цыпочки, обняла его так же крепко, как и он, и хелицеры обвили его шею:

— Нет. Я с тобой.

— Эмбер, меня отравили… — ошарашил жёсткий шёпот за ухом.

— Что⁈.

— Тише, здесь боты-шпайки. У нас только пять минут, прежде чем я усну.

Череда аффектов прокатилась по моим нервам. Отравление было не смертельным, но, задержись я на пять минут, обнаружила бы его на полу уже без сознания. Триста секунд, всего триста отмеренных секунд были обидным сроком. Кай мутнел и рассыпался на глазах, обратный отсчёт кусал нити, которыми его рассудок цеплялся за реальность. Но я сказала самое главное за три секунды, и осталось триста на всё остальное.

— Тогда идём, — я подтолкнула его к постели, стараясь не дрожать сама. — Я уложу тебя спать.

Не отнимая меня от своей груди, Кайнорт запер балкон. Движения его становились неточными. Пиджак, стянутый с грацией зомби, скользнул с кровати на пол. На виске блестели капельки. Но когда он принял горизонтальное положение, ему явно стало лучше. Он сразу завернул меня в одеяло, скрипучее от пуха и болезненно-белое, и поцеловал в лоб, а я уложила голову ему на плечо. Мы свились и переплелись, как фрагменты комплементарности, противоположные и совершенные только в паре. Без слов, но созвучно, будто проделывали так сто лет изо дня в день. И как только наши вселенные пришли в равновесие, Кайнорт снова перевернул мир:

— Миаш и Юфи в заложниках у Клуба.

— Миаш и Юфи!.. — я подскочила на локте. — Где? Здесь?

— Нет. Не знаю где. И Верманд убит.

Меня трясло в одеяле. Кайнорт говорил серьёзно, холодно. Он потерял всех. Мы потеряли всех.

— Если я позволю им выиграть, Клуб убьёт императора и вернёт рабство. Если не позволю, Ктырь прикажет