Елена Хаецкая - Заклинание Аркамона

— Ты так подробно рассказываешь, как будто сама там побывала!

— Я и побывала там однажды под видом торговки мазями.

— Ты ведь не разбираешься в травах!

— Именно, — старуха кивнула. — Поэтому я всучила им овечье сало с мелко порубленной петрушкой. Не знаю уж, какое место на своем теле они стали этим смазывать… Какой-нибудь бедняк вполне мог бы приправить этой штукой свою похлебку.

— Возможно, они смазали служанку и съели ее, — с серьезным видом произнес Конан.

Старуха вздохнула.

— Я смеюсь, чтобы не плакать… А ты?

— А я смеюсь просто потому, что мне весело.

— Если бы я была здоровенным мужчиной, верзилой с конской гривой вместо волос на голове, с вот такими ручищами, — сухая лапка коснулась плеча Конана и снова юркнула под покрывало, — с такой улыбкой, как у тебя…

— Не вздумай со мной заигрывать, — предупредил Конан. — Я люблю женщин, но всему есть предел.

Эригона грустно вздохнула.

— Я не заигрываю с тобой, киммериец. Ты мне как правнук. Я восхищаюсь твоими статями.

— Еще скажи — что я тебе как конь.

— В таком случае — правнук моего коня… — Она засопела, как будто досадуя. — Словом, будь я мужчиной твоих статей, я бы тоже веселилась по поводу и без повода. Но у меня другая участь.

— Послушай, Эригона, ты была молода, хоть и очень давно, и наверняка взяла свое от жизни. Так что не печалься, а лучше вспоминай былое. Это должно тебя утешить. Во всяком случае, так говорили мне старики у нас в Киммерии… очень давно.

Она кивнула.

— Поверь мне, если бы у меня была бурная молодость… — Она осеклась и быстро закончила: — Будь у меня что вспомнить, я бы вспомнила.

— Неужели ты была жрицей-девственницей? — в тоне Конана послышался неподдельный ужас.

— Что-то вроде того.

— В таком случае наверстаем упущенное, — решил киммериец. — Я расскажу тебе десяток моих приключений, а ты уж постарайся впасть в маразм и решить, что это были твои приключения.

— На это нет времени, — сказала старуха. — Мы говорили о том, почему родственники Майры не стали обыскивать пруд.

— Насколько я понял, дно пруда представляет собой омут или зыбучий песок, или еще что-то в том же роде?

— Именно. Ты быстро соображаешь.

— Таково свойство варварского ума.

— Остается лишь позавидовать. — Эригона опять приложилась к своей кружке.

Конан с любопытством наблюдал за ней.

— Ты уверена, что не голодна?

— Уверена… Разве что немного хлеба. Белого, если есть. И чуть-чуть овощей. Хорошо потушенных. Мне нравится со сметаной. Как ты думаешь, у этого Абулетеса есть сметана?

Эригона не объяснила, откуда у нее самой взялась уверенность в том, что Майра жива.

— Хочешь сказать, что тебе открыли боги? — допытывался Конан. Он припомнил, что она не стала отрицать, когда он предположил, будто Эригона была жрицей какой-нибудь богини.

— Я ничего не хочу сказать… Но пусть будет так. Мне открыли боги. В видении. Тебя устроит такое объяснение?

— Нет.

— Я так почему-то и решила. Конан, Майра жива! Я это чувствую.

Киммериец покусал губу.

— Хорошо. Надеюсь, мы не найдем труп. Или, того хуже, призрак, мстительный и требующий человеческой крови. Потому что если такое случится, я отдам ему тебя. Ненавижу призраков!

— Такого не случится.

И тут Эригона в очередной раз удивила Конана. Она повозилась под своим покрывалом и вдруг сунула в руку киммерийца какой-то небольшой предмет.

— Возьми, это задаток.

— Задаток? Я, кажется, не просил задатка… но все равно спасибо. Это очень приятно.

Он разжал пальцы. На его ладони лежал искусно сработанный золотой браслет, украшенный так тонко, с таким изяществом, что сомнений не оставалось: вещь очень дорогая.

— Откуда у тебя это?

— Это вещь из дома, где жила Майра.

— Ты украла эту штуку?

— Завидуешь? Можешь всем рассказывать, что обчистил меня. Надеюсь, это прибавит чести к твоей воровской репутации.

Конан только головой качал.

— Ты знаешь о том, что ты — самая большая язва… в здешнем кабаке?

— В таком случае, не завидую хозяину. У него скучная жизнь, если я могу считаться здесь самой большой язвой.

— Жизнь делают интересной не… — начал было Конан, но Эригона прервала его:

— Довольно скалить зубы. Ты берешь браслет?

— Конечно, беру!

— Молодец. Вещь не заговоренная, самая обычная, только краденая. Поэтому продавать ее лучше не в Шадизаре, а где-нибудь подальше отсюда. Ты понял?

— Да. Все равно спасибо.

Старуха наелась и побрела к лестнице на второй этаж. Конан пошел следом, делая вид, что все происходящее имеет к нему весьма косвенное отношение. Ему приходилось прикладывать огромные усилия для того, чтобы не озираться по сторонам и не слушать насмешливые возгласы завсегдатаев кабачка. Ехидные замечания сопровождали киммерийца, пока он поднимался по лестнице вслед за старухой и показывал ей комнату, где та могла отдохнуть.

Затем Конан спустился обратно в зал, заказал еще кувшин вина и основательно напился.

Как и предсказывала Эригона, скоро в кабачке Абулетеса к ней все привыкли. Кое-кто начал именовать ее «мать», нашлись и такие, кто возомнил, будто она — целительница (раз уж не ведьма) и с охотой воспользовался мазью из овечьего жира и порубленной петрушкой. В знак благодарности исцеленный от синяков и шишек пациент преподнес Эригоне горшочек меда. Лакомство это в тот же вечер слопал киммериец. Он даже не поинтересовался, откуда мед.

— Я разведал сегодня дом Майры, — сообщил Конан своей сообщнице, облизывая липкие пальцы. — Сад обнесен стеной, но перебраться через такую стену для меня ничего не стоит. В саду все, как ты говорила. Пруд с рыбками, деревья, беседка. Сам дом недурен, но далеко не так богат, как хотелось бы. Создается такое впечатление, что семейство все деньги потратило на сад.

— А что не так с домом? — насторожилась Эригона.

— Фасад довольно грязный, резьба кое-где обвалилась… Впрочем, мне до этого нет никакого дела! — рассердился вдруг Конан. — Лишь бы там было достаточно всяких блестящих побрякушек.

— Будут у тебя побрякушки, — с отвращением произнесла Эригона. — Неужели тебя больше ничто не интересует?

— А что меня должно интересовать? Безутешные родители погибшей Майры? Хороши родители, если так быстро «похоронили» в мыслях свою дочь!

— А что они, по-твоему, должны сделать?

— Хотя бы осушить этот проклятый пруд. Посмотреть, нет ли на дне распухшего, посиневшего, полуразложившегося тельца их милой доченьки. Лично я именно так и поступил бы.