Дуглас Брайан - Смерть на чёрных крыльях

Поэтому когда стемнело, Конан немного полюбовался на луну, убедился в том, что все пока спокойно, и завалился спать прямо на голых досках. Азелла прикорнула рядом, забравшись к нему под бок, и всю ночь тихо сопела варвару под мышку. Под утро ей стали сниться страшные сны. Она принялась ворочаться, толкать Конана острыми локтями, пинать его колючими коленками, а затем тонко, пронзительно застонала прямо ему в ухо.

Конан проснулся и схватил ее своими ручищами поперек туловища, как котенка.

— Ты что? — рявкнул он.

Девушка, не открывая глаз, содрогнулась, изогнулась всем телом и, широко раскрыв рот, закричала.

Конан потряс ее, случайно ударив затылком о палубу.

— Азелла! Проснись! Азелла! Что с тобой? Что ты видишь?

Девушка распахнула черные глаза. В них плескался страх. Сновидение не сразу покинуло ее. Наконец она поняла, что видит перед собой этого огромного, надежного мужчину, который так понравился ей в порту Кордавы, и девушка немного успокоилась.

Конан выпустил ее.

— Я принесу тебе питья, — сказал он. — Хочешь воды?

— Вина, — шепнула она, обхватывая себя за плечи тонкими смуглыми руками и вздрагивая.

— Ладно. — Конан снял с пояса флягу. — Вино у меня всегда при себе.

— Дай! — Она вытянула руку и схватила флягу. Конан с легкой насмешкой наблюдал, как девушка присасывается к запасам крепкого, неразбавленного зингарского вина. Ее горло вздрагивало, как у лягушки. Вообще Азелла напоминала Конану кого угодно, только не человека. Даже повадки у нее были звериными.

Напившись и окончательно придя в себя, она зевнула.

— Что тебе снилось? — спросил Конан, отбирая у нее опустевшую флягу.

— Смерть на черных крыльях, — сказала девушка тихо. — Вот что. Раньше я видела только лишь кровь… кровь на воде… А теперь — черные крылья.

— Сколько их?

— Кого?

— Крыльев! — рявкнул Конан. — Сколько крыльев у смерти?

— Не знаю… Много. Восемь. Десять. Я не умею считать так хорошо…

Конан тряхнул нечесаной гривой своих густых черных волос.

— У смерти восемь или десять крыльев. Так? Девушка кивнула.

— Черных, — добавила она.

— А саму смерть ты не видела?

Азелла задрожала всем телом и прижалась к Конану. Он ощущал ее содрогания. Она терлась о его бок лицом, и одежда Конана постепенно промокала от обильных слез, которые проливала девушка.

— Не знаю, не знаю! — всхлипывала она. — Мне было страшно!

— А теперь?

— Теперь не страшно. Теперь я с тобой.

— Так что же ты плачешь? — спрашивал Конан, пытаясь оторвать от себя цепкие влажные пальцы зингарки.

— Не знаю…

— Сонтий! — позвал Конан, отчаявшись привести Азеллу в чувство.

Но теперь он знал, что опасность реальна. И эта опасность приближалась. Гадалка увидела ее во сне. Способности Азеллы были очень ограничены, но по мере приближения к таинственной «смерти», она видела ее все более отчетливо.

Что бы это могло быть? Конан задумчиво вынул из ножен свой огромный двуручный меч и принялся полировать его чистой тряпицей. Оружие может понадобиться в любую минуту.

— Корабль на горизонте! — донесся крик часового с мачты.

Конан отвлекся от своего занятия и поднял голову. Острый взор киммерийца тоже приметил чужое судно. Оно медленно дрейфовало в волнах. Волны подталкивали его в борта, словно телята матку, требуя еще молока. Мачта наклонялась то влево, то вправо.

— Странный корабль, — заметил капитан Карсеол. — Такое впечатление, будто там все пьяны.

— Или мертвы, — прошептала Азелла, которая жалась к Конану и таращила на чужой корабль огромные, выпученные глаза.

— Надо подойти ближе, — сказал варвар громко.

Карсеол посмотрел на него, не скрывая своей досады.

— Пока что на «Летучей Рыбе» командую я, Конан, — напомнил капитан.

— Я отвечаю за безопасность судна, — возразил Конан невозмутимо. — Я обещал, что буду на борту, когда «Летучая Рыба» бросит якорь в гавани Лабиена. Мы должны прийти на Барахские острова. А для этого нам следует приблизиться к незнакомому кораблю и выяснить, почему он ведет себя так странно.

— Может быть, там пираты? — предположил господин Меноэс, который тоже выбрался из своей каюты и всматривался в морскую даль, изо всех сил щуря глаза и морща лицо больше обыкновенного. Он выглядел серым и невыспавшимся, и Конан предположил, что торговца всю ночь мучили страхи и морская болезнь.

— Откуда в этих водах пираты? — возразил Карсеол. — Отродясь их тут не было!

— Они могли появиться, — сказал Конан. — Какие-нибудь заблудшие души родом из Черных Королевств, которые, скажем, бежали со стигийских галер, а после решили заняться морским разбоем…

Он замолчал.

Капитан Карсеол бросил на киммерийца подозрительный взгляд, который яснее всяких слов говорил: «Полагаю, сейчас, голубчик, ты рассказал нам часть своей жизненной истории. Так, так. Я и подозревал, что ты слишком хорошо осведомлен о нравах и обычаях пиратов. Чересчур хорошо для того, чтобы не оказаться одним из них…»

— Я не пират, — сказал Конан, разрушая напряженную тишину. — Точнее, сейчас я не пират. Хотя мне доводилось заниматься разбоем, о чем вы все, естественно, уже догадались.

Господин Меноэс зашипел и втянул голову в плечи. Конан равнодушно махнул рукой.

— Чем лучше охранник знает обыкновение предполагаемого врага, тем лучше.

— Может, ты их сообщник? — свистящим шепотом осведомился Карсеол.

— Клянусь Кромом, нет. Я вообще сомневаюсь, что пираты имеют к этому делу какое-либо отношение, — ответил Конан, сохраняя полную невозмутимость.

Он знал, что при случае в состоянии перебить половину команды «Рыбы», устрашить оставшихся в живых и захватить корабль. Просто сейчас ему хотелось разгадать тайну. Киммериец вовсе не был так кровожаден, как предполагают люди, мало имевшие дел с северянами-варварами. Во всех своих поступках он обычно исходил из соображений целесообразности.

— Меняем курс! — крикнул капитан Карсеол после недолгого раздумья.

Спустя полчаса они приблизились к дрейфующему кораблю. Здесь их ждало несколько открытий, и первое сделал господин Меноэс.

— Это «Плавучая Дама»! — закричал он. — Боги! Вот что с нею стало!

«Плавучая Дама» принадлежала Меноэсу и бесследно пропала в безопасных водах между Зингарой и Черным островом несколько месяцев назад. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Она вышла не из Кордавы, а из Мессантии, куда ходила за грузом пряностей, поэтому кордавские моряки о ней ничего не знали.