Закон ученого - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Она, с ходу поменяв конфигурацию тела, змеей просочилась в окно первого этажа – и Захаров почувствовал хруст костей первого из боргов, шею и грудь которого оплели вновь мгновенно отросшие безжалостные щупальца…

Это было омерзительно, ощущать, как твои, действительно твои парадоксальные конечности сминают живого человека, словно глиняную фигурку, – и как твое тело стремительно разбирает его на молекулы…

Будучи ученым, Захаров поневоле пытался проникнуть в суть происходящего – и не находил объяснения тому, как колония наноботов извлекает энергию из живого существа…

Но факты – вещь упрямая. Менее чем за мгновение от тела пулеметчика осталась лишь куча сухой пыли, а альтер-эго академика уже схватило следующую жертву – и расправилось с ней с той же фантастической скоростью…

В чудовище пытались стрелять – но безуспешно. Вред, нанесенный пулями, компенсировался мгновенно, и колония продолжала убивать, одновременно разрастаясь на глазах…

Увидев, что к нему приближается черная масса высотой более двух метров, один из боргов ощерился, показав остатки сгнивших зубов, и выдернул из подсумков разгрузки две гранаты, кольца которых с разогнутыми усиками были привязаны к клапанам специальными ремешками.

Кольца выскочили из гнезд, скобы со звоном отлетели в стороны. Борговец, продолжая жутко улыбаться, развел в стороны руки с зажатыми в них гранатами и шагнул навстречу своей смерти…

Однако эффектно умереть, забрав с собой на тот свет неведомого врага, у него не получилось.

Длинное щупальце со страшной силой ударило красно-черного в грудь. Тот, не ожидавший столь стремительного удара, отлетел назад, ударился спиной о стену – и в это время взорвались гранаты, которые он продолжал сжимать в ладонях…

Страшно это, когда в руках человека распускаются два огненных цветка, а во все стороны из образовавшегося кровавого облака разлетаются оторванные пальцы.

Страшно, когда осколки гранат рвут тело на части и разбивают череп, словно арбуз, по которому со всей силы ударили кувалдой…

Но когда, сидя в бункере, через бесстрастные объективы твоих кинокамер чуть ли не каждый день видишь подобное, чувства притупляются, и самые страшные картины человеческой смерти становятся обыденностью.

Впервые за много лет Захаров чувствовал себя беспомощным, и, возможно, от этого пришло понимание – а ведь он ничем не отличается от этого техногенного чудовища, поглотившего его разум! У него те же цели – господство над планетой. И, в общем, те же методы. Только он предполагал использовать население планеты в своих целях, а созданному им чудовищу люди были просто не нужны.

А между тем его альтер-эго продолжало стремительно и методично зачищать здание от боргов… которых в нем оказалось довольно много. Наноспрут уже захватил пять этажей, уничтожив около тридцати человек, но еще оставались четыре верхних этажа, с которых через лестничные пролеты и дыры в перекрытиях вниз летели гранаты и пули…

И тут возникла небольшая проблема.

Наноботы, получившие переизбыток энергии, принялись размножаться слишком быстро. Поскольку пули и осколки выбивали из тела чудовища определенное их количество, боты спешили восполнить утраченное…

И немного перестарались.

Академик заметил, что движения альтер-эго стали менее стремительными.

«Отяжелел, обожравшись», – злорадно подумал Захаров…

И тут же пришла следующая мысль, что гораздо эффективнее было бы не пытаться прорываться сквозь плотный огонь внутри здания, а вылезти наружу, закрепиться, прилипнув к стене, и с помощью длинных щупальцев зачищать здание без особых проблем.

«Благодарю за идею», – немедленно пришел ментальный ответ.

«Главное, не подавись», – мысленно скривившись, подумал Захаров.

Хотел ли он гибели своего создания?

Сложный вопрос.

Если погибнет оно, исчезнет и сам академик. Довольно глупо желать смерти фактически самому себе.

С другой стороны, Захаров еще не успел как следует осознать себя в роли пленника. Скорее, сейчас он ощущал себя зрителем в кинотеатре, сидящим в глубине удобного кресла собственной конструкции. Но мысль о том, что он намертво пристегнут к этому креслу, все же понемногу отравляла сознание…

Между тем, ломая ржавые перила, чудовище напролом через свинцовый град прорвалось на шестой этаж – и началась бойня… Захаров смотрел, как люди умирают страшной смертью, раздавливаемые щупальцами либо размазанные их ударами о бетонные стены, и потихоньку в нем росло отвращение. Нет, не к своему созданию, превратившемуся в чудовище.

К себе.

Ибо не нужно превращаться в монстра тому, кто изначально был чудовищем, по какой-то странной ошибке природы заключенным в человеческое тело…

Сминая своей массой верхушки деревьев, «галоша» пролетела над кромкой Рыжего леса и под острым углом понеслась к земле. Двигатели, высосав из аккумуляторов последние капли топлива, заглохли, и я понимал, что спасти нас от фатального удара может только чудо…

Оно нас и спасло.

Эти «чудеса» постоянно разбрасывают по Зоне «мусорщики», гости из иной вселенной, вываливающие в Зону свои промышленные отходы.

Тот самый мусор, который сталкеры называют аномалиями, и захватил нашу «галошу», когда до стремительно приближающейся земли оставалось не более полутора метров.

Это был гравиконцентрат.

К счастью, недостаточно большой – эти аномалии могут достигать значительных размеров, и известны случаи, когда они даже захватывали и превращали в стальные блины низколетящие вертолеты.

Гравитационная аномалия схватила «галошу» за днище, дернула вниз… но удержать не смогла. Сила инерции протащила наше транспортное средство вперед еще на несколько метров, и оно со скрежетом врезалось в землю.

Удар был силен. Нас всех буквально выбросило из «галоши». Я ждал этого, и, не сопротивляясь инерции, сам прыгнул вперед, кувыркнувшись через приборную панель и сгруппировавшись в воздухе. Естественно, перед этим просто крикнул:

– Прыгаем вперед! – ибо не было времени объяснять, что да как нужно правильно делать. Кто услышал – надеюсь, поймет. А кто не понял – тот сам себе злое говорящее полено…

Прыгнул я удачно: удар подошв о землю, кувырок вперед, гасящий инерцию, выход на обе ноги, разворот в сторону «галоши», дабы посмотреть, что там и как.

И то, что я увидел, было эпично…

Рядом со мной тяжело вставал с земли Бесконечный. С его массой, конечно, так скакать, как я, было тяжеловато, но по виду тех фрагментов его тела, что были доступны для обозрения, вроде цел…

А вот Циркача и Греты видно не было. И я, сразу поняв почему, заорал:

– Быстрее! Они в галоше!!!

И почему «быстрее» – тоже было понятно.

Гравиконцентрат, зацепив своим краем нашу «галошу», тащил ее к себе. Медленно, ибо она довольно глубоко вошла в почву и сейчас пахала ее изуродованной кормой, – но неотвратимо. А на приборной панели, расколотой ударом надвое, лежал Циркач. То ли мертвый, то ли без сознания…

Я ринулся к «галоше», сознавая, что до фатального контакта с гравитационной аномалией нашему транспортному средству осталось метров пять, не больше. И знал я, что у гравиконцентратов есть невидимые ложноножки, типа коротких щупальцев. Подойдет живое существо к границе аномалии, выпростает та короткий грави-отросток – и как корова языком слизала бестолковое теплокровное, от которого останется лишь черно-багровое пятно на земле, да и то ненадолго, до первого слабокислотного дождя.

Так что рисковал я нехило, но в то же время оставить возможный труп в «галоше» мне совесть не позволяла. А вдруг жив и просто без сознания?

Понимаю, что вряд ли кто-то, знающий об опасных свойствах гравиконцентратов и будучи в своем уме, станет подобным образом строить из себя героя.

Но я просто не мог иначе.

Есть у меня очень свой и очень специфический моральный кодекс, с которым ну никак не бьется перспектива не попытаться помочь члену нашего маленького отряда, попавшему в беду.