Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора! - Андрей Олегович Белянин

– Зей-на-а-а-аб! Доченька-а-а, уми-ра-а-а-ю!..

Здесь наступает время второго акта. Занавес, аплодисменты, антракт. Встретимся через пятнадцать минут.

Глава 34

Мне бабы нравятся с фигурою Венеры…

Если вы думаете, что на крики «Доченька, умираю!» покорная дочь примчалась как электропоезд, то вы глубоко заблуждаетесь. Далиле-хитрице пришлось звать свою «мошенницу» долго и упорно. Либо она была очень занята, либо её послеобеденный сон был воистину недобудимым. Лев и Ходжа, перемигиваясь, отошли в угол, бегло уточнили детали, пока поднятые на уши слуги не разыскали наконец заботливую дочь и не привели её в вертикальное положение. Зейнаб заявилась заспанная, мрачная, с всклокоченными волосами и без косметики на лице. Скажем честно – лукообразных бровей, стрел-ресниц, глубоких очей, подобных озёрам, персиковых ланит и розово-лепестковых губ не наблюдалось. Взорам наших героев явилась здоровенная бабища в рубахе до колен и шароварах, с лепёшкообразным личиком, плоским носом и донельзя узкими глазками. Чадрой или вуалью она себя не прикрывала… Оно и логично, ведь врачи и астрологи, равно как парикмахеры или торговцы помадой «Мэри Кей», полноценными мужчинами не считаются. Бодрая мамаша упала дочке в ноги с причитаниями, рассказывая, что всемилостивейший Аллах привёл к ним в дом великих целителей Востока, которые с одного раза угадали все её старческие недуги. Естественно, следовало срочно осмотреть и молодую хозяйку, но, увы, на все старания вспотевшего от натуги астролога девица не реагировала даже лёгким шевелением уха. Поднять-то её подняли, но вот разбудить традиционно забыли. Она впервые проявила интерес, лишь когда Оболенский важно заявил, что подобная сонливость является первым признаком недоедания, и как врач рекомендовал побольше мучного и жареного. Через десять минут дочурка была «готова»… Оставалось лишь объяснить, что и как они с мамашей должны сделать сегодняшней ночью. Для «полного выздоровления», разумеется… Как впоследствии припоминал мой друг, он один такую афёру ни за что на свете не провернул бы. Да, собственно, и не придумал бы даже. Весь план «посрамления» был рождён творческой натурой Ходжи Насреддина, который впервые развернулся во всю мощь своего легендарного и полукриминального таланта. Лев лишь предположил, каким образом компенсировать затраты на операцию и покрытие морального ущерба бедного башмачника Ахмеда (не думайте, что мы о нём забыли!). Дабы не распалять ваше законное любопытство мелкими деталями, будем вести речь жёстко и по существу. Итак, сразу из ворот Далилы-хитрицы оба наглеца отправились к тому же Али Каирскому, дабы окончательно утрясти все спорные моменты. Из казарм Али тем же размеренным шагом дунули на шехметовское подворье, доложив главе городской стражи общую обстановку, а также лишний раз заручившись всеми возможными гарантиями на сегодняшнюю ночь. К вечеру парни буквально рухнули в чайхане без задних ног! С самого утра везде пешком, ни минуты отдыха, всё время на жаре, да ещё и постоянно переодеваясь на ходу… Пока они, едва ли не в лёжку от усталости, подкрепляли свои силы шаурмой и холодным щербетом, я сам попытаюсь примерно рассказать, в чём намечалась соль затеи. Короче, Али Каирская ртуть со своими людьми должен был сесть в засаду на востоке, где белёные крыши соседей нависали над двором его невесты. Дядя Шехмет, в свою очередь, планировал разместиться с запада, на близстоящих заборах. Одним было велено смазать лица дёгтем и надеть тёмное платье, другим рекомендовано одеться во всё белое, извазюкавшись мелом, дабы ничем не сорвать маскировку. А вот сама Зейнаб-мошенница активно готовилась к лечению своей «безнадёжно больной» матушки, которое почему-то должно было происходить непременно ночью, не в доме, а во дворе, и в таком неглиже, что правоверному мусульманину просто провалиться со стыда на месте… Кроме всего прочего, доченька должна поспособствовать изгнанию из маминого разума злобных чёрных демонов. Если вы хоть что-то где-то поняли, то в нехватке демонов точно проблемы не будет… Забегая вперёд, даже подскажу, что недовольных памятной ночью тоже не было – каждый получил что хотел, честное слово! Ну а насчёт потерь… Так это, как всегда, легло на плечи эмирской казны, и Селим ибн Гарун аль-Рашид всерьёз и надолго заинтересовался личностью нового Багдадского вора.

– Пора, Лёва-джан.

– Пора, Ходжа. – Лев пружинисто встал, потянулся до хруста в костях и треска в халате, бросил два дихрема чайханщику с круглыми плечами и уточнил: – Ты к кому пойдёшь, к мужчинам или к женщинам?

– Это даже не вопрос, ибо тебя к женщинам подпускать нельзя. Возьмёшь на себя дядю с племянником. Что ты на меня так смотришь?

– Хочу увидеть в твоих глазах стыд, после того как ты оскорбил меня, честного, скромного и очень порядочного человека…

– Я видел, как ты крутился вокруг мошенницы Зейнаб, – отрезал Ходжа.

– Ну и где твоё чувство юмора? По-моему, вместе мы смотрелись в ритме супер! Нет?! О, да ты ревнуешь!

– Избави Аллах! – едва не перекрестился домулло и тут же шлёпнул себя по рукам, дабы впредь не перенимать жесты друга. – Пойдём, уважаемый, до полпути нам по дороге.

Вдвоём они вышли на улицу, где голубоглазый бородач фамильярно подцепил низенького «индуса» под локоток. Ходжа почему-то покраснел, но сбросить хватку Оболенского было очень непросто. Как и большинство истинно русских людей, после сытного обеда нашего героя тянуло на философию. А философия, как известно, это вино и женщины…

– Ходжа, вот тебе какие женщины нравятся?

– Стройные, с высокой грудью и широкими бёдрами, – напряжённо ответил Насреддин, окинув подозрительным взглядом мужественную фигуру Оболенского. – Ты не подходишь, и не надо так ко мне прижиматься…

– Балда, я ж сугубо ради конспирации! – искренне удивился псевдолекарь. – Но я ведь не в смысле внешности интересуюсь, а относительно поведения в постели.

– Лёва-джан, ты… как это… охренел, да?! – Ходжа наконец-таки вырвался. – Какого шайтана ты лезешь в личную жизнь мусульманина?

– Ой, ну не нуди, моралист медресированный… О чём ещё говорить двум таким красивым мужикам, как не о подлых бабах?

– О Коране, о шахматах, о товарах, о минаретах, о звёздах, об урожае, о плове, о поэзии, о… – начал загибать пальцы домулло, но Лев аристократически небрежно прикрыл ему рот и пустился в сладостные воспоминания:

– А вот у меня как-то была одна плейбоистая подружка… так она любила тоже поговорить. Причём именно в постели. Представляешь, да? Ну, короче, я там тружусь вовсю, культурно, с обстановкой: вино мускатное, шоколад самарский, чулочно-резиновые изделия из Китая, а она… Ну ни на минутку не затыкается! Ей-богу, даже когда целуется и то что-то щебечет! И самое главное…

Насреддин страдальчески закатил глаза, вздохнул, попытавшись ускоренно передвигать ноги. Но даже когда он почти бежал, размашистый шаг Оболенского легко нагонял несчастного, и радостно рокочущий бас упоённо разглагольствовал на всю улицу:

– И самое главное – ей всё нравилось! Всё-всё, чем ни занимались, в какой позе