Другое Существо - Андрей Арсланович Мансуров

Подняли все.

Кроме доктора Сэвиджа и человека-богомола.

И если про Пэрисса у Мартена и правда имелись сомнения — что-то он уж слишком задумчив в последние часы! — то отказ доктора Сэвиджа выглядел… Странно.

— Доктор. — Мартен жестом предложил тому высказаться, — При всём моём уважении, не могли бы вы пояснить своё решение?

— Мог бы. Мог бы. — доктор встал, и неловко поклонился всем присутствующим. — Я не хочу лететь вовсе не потому, что не хочу жить. Я хочу, конечно. Просто…

Тут доктор прикусил губу и уставился в пол. Смотрел он туда довольно долго, но никто и не подумал нарушить напряжённое молчание. Доктор наконец снова поднял глаза на Мартена:

— Я тут на досуге изучил конструкцию нашего стационарного — ну, того, что на Станции! — реактора. Я хочу остаться потому, что хочу взорвать эту чёртову Станцию к чертям собачьим!

А сделать это можно только вручную. Забравшись внутрь самого реактора!

— Храбро, конечно. Но довольно глупо. Вы уж простите, доктор — не можете же вы принять на себя бремя общечеловеческой, так сказать, совести, и попытаться исправить допущенные не вами ошибки и гнусности.

— Я ни за чьи ошибки отвечать не собираюсь. Я хочу только кое-что предотвратить.

— Что же?

— Возможность новых соблазнов. Для не слишком чистоплотных, или… Ну очень нуждающихся в деньгах учёных.

Потому что буду честен: мне деньги были очень нужны. И хотя я понимал, что за нормальную, то есть — законную, работу столько платить не будут, подписал Контракт. — Доктор Сэвидж посмотрел на доктора Лессера, но тот сидел молча, тоже устремив невидящий взор в пол, — Естественно, я могу и хочу отвечать только за себя. За свой выбор. Какие причины побудили других прибыть сюда, на Станцию, я знать не могу. Да и не моё это дело. Каждый решает для себя, как вы только что сказали, сам. Но!

Если есть выбор — кто-то ещё может попасться на удочку. На крючок выгоды.

Вот я и хочу уничтожить Станцию, чтоб такого выбора, крючка, не было!

— Мысль ваша вполне ясна, доктор. Не сочтите за грубость, но аргументы ваши звучат, мягко говоря, неубедительно. Да вы и сами это понимаете. Весьма наивно было бы думать, что проклятая телекорпорация не найдёт другого места, где можно было бы проводить подобную… Деятельность!

— Да, вы, разумеется, правы, Мартен. Однако!

Это потребует от них огромных вложений. Новых. Вот я и надеюсь, что наш Проект за это время достаточно себя… Исчерпал. Что новизна, а, следовательно, и популярность и рейтинги его, упали. И Руководство как корпорации так и канала может просто посчитать, что вложение новых денег в нечто подобное же — просто не окупится!

— Хм-м… Эта мысль тоже понятна. И она-то как раз выглядит поубедительней.

Ладно, доктор. Отговаривать, собственно, не собираюсь.

Ваша жизнь — вам и решать.

Я согласен разрешить вам остаться. И взорвать. Заодно, как говорится, и следы заметём. Ну а с тобой, Парисс, я хотел бы поговорить. Наедине.

Это собрание пока давайте считать закрытым.

— Мне не нравится, как я выгляжу, мне жутко неудобно пользоваться четырьмя ногами вместо двух. И, как мне представляется, мне окажется жутко неудобно заниматься сексом.

— Тоже мне аргументы! — Мартен возмущённо фыркнул.

Но человек-богомол оказался непреклонен:

— Нет. Не аргументы, наверное. Но я уже всё для себя решил. Я не полечу.

— Неужели желание подраться перевешивает желание выжить?

— Ну… — человек-богомол помялся, — наверное, да. Я же не совсем дурак: понимаю, что хоть носитель памяти мне попался и боевой и умелый, это — не его выбор. А мой.

Да и не получится у нас жить совместно. Что на корабле, что на планете. Мартен, уж ты-то должен это понимать: мы слишком разные. Вон: уж на что люди — вроде, одинаковы. А всегда находили из-за чего повздорить: этот — белый, этот — чёрный. Этот — христианин, этот — исповедует радикальный Ислам. Этот — умный, этот — … ну, скажем так — даже не понимает, что ему Бог недодал мозга. Но подозревает, и не без оснований, что окружающие его нагло используют. Или просто издеваются над ним.

Обидно, да. Чем не повод пристукнуть того, кто умнее, но — слабее?

Пока мы с тобой вдвоём, я честно тебе скажу: не слишком я верю в то, что вам удастся договориться. И прийти к какому-нибудь консенсусу, как это называет док Лессер. Так что рано или поздно тебе придётся решать, какого из мутантов пристрелить, чтоб не тянул одеяло на себя, и не пытался всем навязать своё главенство. Или обособиться.

Ну, или придётся, что совсем уж невероятно, искать для каждой пары нас, то есть — «тварей», отдельный Дом. То есть — индивидуальную планету. Под один вид, одну расу.

Потому что даже поселись вы на островах какой-то одной, рано или поздно вы размножитесь настолько, что станет тесно. И доберётесь до соседей. И междоусобица начнётся. И не надо кривить рот — ты отлично понимаешь, что я прав. Поскольку твоя память восстановилась получше моей.

Мартен покивал. Человек-богомол говорит дело. Сомневаться не приходится — рано или поздно это начнётся.

Качание прав, требование независимости, разборки в стиле «кто кого лучше».

Слишком уж они разные. И слишком по-разному представляют себе свои цели и своё будущее. Поэтому то, что пока они вынуждены держаться вместе, сплачиваемые общими целями и желанием выжить — ничего не значит.

Когда окажутся на корабле, в изоляции и относительной безопасности — проблемы совместимости и толерантности возникнут неизбежно.

Но с другой стороны, желание остаться на Станции, и подраться вволю перед смертью, пришло в голову пока лишь одному человеку-богомолу.

Придётся так и так снова созывать общее собрание.

И рассказать об этом. И многом другом…

— Мы можем вылететь уже через девять-десять часов. Погрузка почти закончена, перекачка топлива в резервные цистерны из резервуаров Станции закончится через… э-э… шесть часов. Кое-какие мелочи мы, разумеется, ещё не успели погрузить, но погрузим. После обеда и вот этого собрания. Доктор, вы успеваете? — Сэвидж, усаженный Мартеном за отдельный столик, теперь на всякий случай записывал всё сказанное выступающими, чтоб гарантированно сохранить принятые решения, и зафиксировать, кто какой позиции придерживался. Это представлялось Мартену важным. На будущее.

— Да, Мартен. Продолжайте.

— Хорошо. Тогда я вынужден сообщить вам, уважаемые соратники, что наш друг, человек-богомол, Парисс, не летит с нами. Он тоже, как и доктор, — вежливый кивок в сторону Сэвиджа, — выразил желание остаться на Станции, чтоб, как он сказал, «дать гадам последний бой, и помочь доку взорвать всю