Дебют четырех коней. 1946-1947 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Сплошную череду бесконечных поражений и отступлений Германии прервал только приход весенней распутицы, которая дала немцам некоторое время чтобы передохнуть. Впрочем, передышка мало чем могла Берлину помочь — союзники у немцев закончились, собственные силы подходили к концу, а война уже вступила на территорию, населенную собственно немцами. Никаких приемлемых способов «соскочить» не просматривалось и близко. А дальше могло быть только хуже.

Глава 13

Стокгольм, Швеция, конец мая 1947 года

— Иронично, вы не находите? — Чернышев с улыбкой сделал неопределенное движение рукой как бы обведя место вокруг себя. — Планета сделала полный оборот вокруг Солнца, а мы с вами все в том же месте, обсуждаем те же вопросы.

— Только на этот раз консультации инициировала ваша сторона, — не принял шутливого тона немец. Судя по его осунувшемуся лицу и тяжеловесным кругам под глазами, последние месяцы для него выдались не простыми.

— Не думаю, что Германия может поставить это себе в заслугу, — покачал головой посол СССР в Швеции. Он чувствовал себя более чем уверенно, что было заметно даже не вооружённым глазом. Чернышев спокойно взял хрустальный графин с яблочным соком, налил себе в стакан и сделал насколько больших глотков, не отрывая при этом взгляда от сидящего напротив немца. Тот только вздохнул и немного наклонил голову в знак согласия.

— Пожалуй тут с вами трудно не согласиться.

Едва подсохла земля, на советско-германском фронте началось новое наступление красной армии, главной целью которого был выход к Одеру. Полноценного прорыва фронта на этот раз не случилось, немцы наступления естественно ждали и вовремя начали отводить дивизии с наиболее угрожаемых направлений. Тем не менее за первые десять дней операции фронт продвинулся на запад уже примерно на 100 километров и были все шансы, что к середине июня, боевые действия будут уже вестись в ближайших предместьях немецкой столицы.

— Итак, мое правительство уполномочило меня передать вам последнее предложение по прекращению войны. В случае отказа, с нашей стороны будет в дальнейшем рассматриваться исключительно вариант с безоговорочной капитуляцией.

— Не нужно угрожать, Германия готова сражаться до последнего за свое будущее, — несколько излишне высокопарно, как для столь неформальной встречи, ответил немец, отчего Чернышев явственно скривился.

— Давайте без лозунгов. Последний солдат Германии уже мобилизован. При численности населения в 100 с небольшим миллионов на 1940 год, ваш мобилизационный потенциал должен быть порядка 15-17 миллионов. По подсчетам наших военных безвозвратные потери Германии — даже без учета гражданских женщин и детей — за восемь лет войны уже вплотную приблизились к 10 миллионам, а учитывая, что у вас под ружьем все еще остаётся 6-7 миллионов человек, новых солдат Берлину брать просто неоткуда. Вы вооружаете 16-летних мальчиков, Ганс, а недавно в плен к нам попал боец фольксштурма которому нет еще 15! Вы всерьез хотите повоевать еще год-другой?

— Вы же понимаете, что я могу лишь выслушать ваши условия, а принимать решения будут другие, — Ганс Томсен пожал плечами как говоря, готов слушать, а дальнейшее уже зависит не от него.

— Конечно.

— В таком случае, я весь внимание.

— В Польше правительство СССР предлагает Берлину вернуться к рубежам 1914 года, некоторыми правда изъятиями. Граница Восточной Пруссии будет сдвинута к Кенгсбергу, а также Польша сохранит за собой часть Силезии. Однако Кенигсберг, Данциг, Позен и Бреслау останутся немецкими городами. После чего будет проведен обмен населением дабы навсегда решить вопрос взаимных претензий на те или иные территории, — не полагаясь на память Чернышев зачитывал предложения советского правительства с листа.

— Щедро, — немец удивлённо вздернул бровь.

— Дело не в щедрости. Тут правительство СССР руководствуется принципами справедливости и рациональности, нет смысла передавать Варшаве земли на 95% заселенные этническим немцами. Да и чтобы заселить довоенную территорию Польши, им просто не хватит коренного населения. Благодаря вашим стараниям, — и отложив в сторону документ, как бы демонстрируя, что это его личное мнение, а не мнение руководства, Илья Семенович добавил, — что же до самих поляков, то они конечно тот еще «чемодан без ручки». Нести неудобно, а бросить — просто невозможно, они же сразу побегут к англичанам или американцам.

— Вы собираетесь включить Генерал-губернаторство в состав СССР?

— Не готов это обсуждать, — качнул головой посол, — мое личное мнение в Москве уж точно учитывать не будут при решении польского вопроса.

Поляки наравне с евреями стали народом наиболее пострадавшим от национальной политики Третьего рейха. Сначала поляков выселяли в Генерал-губернаторство с земель, присоединенных непосредственно к Рейху, потом проводили массовые уничтожения и высылки в концентрационные лагеря. В том же Аушвице из двух миллионов уничтоженных людей около половины составляли именно граждане польской национальности. Потом были высылки трудоспособного населения на запад для работы на немецких предприятиях, а с приближением фронта и эвакуацией из генерал-губернаторства промышленности этот процесс приобрел совершенно всеобъемлющий характер. Дальше было Варшавское восстание и последовавшие за ними репрессии, а теперь вот в качестве вишенки на торте уже полгода на территории Польши шли достаточно ожесточенные фронтовые бои.

В итоге даже спустя двадцать лет после окончания войны точные цифры польских потерь так и не были достоверно установлены. По разным оценкам погибло от 10 до 14 миллионов человек имевших в 1939 году польское гражданство. Показательна — даже с учетом резкого сокращения площади — тут статистика по численности населения. Если в 1939 году население Польской республики составляло 35 миллионов человек, то в 48 году в ПССР проживало — даже с учетом проведенного с немцами обмена населением — только 15.

— Что дальше?

— Правительство СССР готово согласиться с тем, что в составе Германии останутся населенные немцами австрийские и швейцарские земли. При проведении соответствующего референдума, конечно. Эльзас-Лотарингию придется вернуть Франции, а Судеты — Чехословакии. Остальные границы изменений не претерпят.

— Хм… — Томсен задумчиво отстучал пальцами несложный ритм по застеленной белоснежной скатертью столешнице, предложение было слишком щедрым, чтобы не задуматься о возможных подводных камнях. Впрочем, достаточно быстро в глазах немецкого переговорщика отразилось понимание, которое он воплотил в короткий вопрос, — репарации?

— Конечно, — не стал юлить русский. — Немецкоязычные кантоны в составе Германии будут частью стороны проигравшей войну. Там есть некоторые производства, в частности шарикоподшипников, которые СССР хотел бы получить в качестве репараций. Независимая Швейцария — наоборот страна, претендующая на часть компенсаций от Берлина. Выбор в общем-то очевиден.

— Что касается общего объема компенсационных выплат… — Начал было немец, однако Чернышев оборвал его на полуслове.

— Они будут большими. Вероятно, Версаль покажется вам детским утренником, однако я думаю, что миллионы жизней советских граждан, в том числе гражданских, того стоят. Что касается конкретных сумм, я не уполномочен их обсуждать, думаю, для этого будет создана специальная двусторонняя комиссия, предназначенная для оценки нанесенного ущерба и сведения дебета с кредитом.

— Политические ограничения?

— Ничего за гранью разумного. Будет запрещена нацистская партия, реорганизовано правительство с имплементацией в него лояльных нам лиц, обязательно проведен судебный процесс над особо запятнавшими себя политиками и прочими… Разными.

— Категорическим условием капитуляции будет предоставление гарантий от преследования для определенного… Хм… — Запнулся на секунду Томсен, — круга лиц.

— Этот вопрос заслуживает отдельного обсуждения, — кивнул Чернышев, принимая позицию немецкого правительства. Ничего странного в ней не было, своя рубашка, она завсегда к телу ближе, с другой стороны и откровенных палачей отпускать в Кремле не собирались. Это было делом принципа.