Лайон Де Камп - Мститель

— Стареем, стареем, — пробормотал он, переводя дух. — А ведь были деньки, когда я разделался бы с ним одной левой. Подумаешь, насадить ящерицу на прут!

Конан скромничал, с наивностью варвара преуменьшая свой подвиг. В глубине души он знал — совершенного им не смог бы повторить ни один человек на свете.

Этой победой он был обязан только себе самому, а вовсе не предначертанию судеб или удачному стечению обстоятельств…

— Слезай, девочка! — прокричал он хрипло. — Дракон сдох, обожравшись бамбука. Веди меня в свою деревню: я помог тебе, а теперь вы мне поможете!

IX ТАНЕЦ ЛЬВОВ

Бамбуковая хижина была погружена в полутьму.

Ароматный дымок желтого лотоса кольцами поднимался вверх, прозрачные щупальца тянулись к дымовому отверстию в потолке, вырастая из нефритового чубука изукрашенного золотого кальяна, стоявшего на полу перед старым кхитайцем, что сидел, скрестив ноги, на красной циновке.

Старику было под восемьдесят; лицо его напоминало пожелтевший пергамент, испещренный бесчисленными письменами морщин. Тем не менее, в его облике сквозила почти юношеская энергия, сочетавшаяся с властным спокойствием и ясностью мысли. Он придерживал чубук левой рукой, размеренно и с наслаждением попыхивая душистым, слегка пьянящим дымком. Зоркие черные глаза внимательно изучали черноволосого, белокожего исполина, который сидел на низком стуле против него и с жадностью поглощал тушеный рис «ши-ла», что подала ему спасенная девушка.

Теперь на ней была курточка, целомудренно застегнутая чуть не до подбородка, и вышитые штаны. Наряд выгодно оттенял ее золотистую кожу и огромные, глубокие, раскосые глаза, а блестящие волосы были уложены в замысловатую прическу. Словом, ничего общего с полуголой, растрепанной, насмерть перепуганной девчонкой, которую Конану довелось спасать и от людей, и от чудовища. Но киммериец хорошо помнил жаркое объятие ее рук в час отдыха на лесной поляне, когда она по-женски отблагодарила его со всем пылом дочери Востока, — ну, а в нем-то ответная страсть всегда вспыхивала легко…

Они путешествовали один день и одну ночь, останавливаясь лишь тогда, когда девушка выбивалась из сил. Когда же она окончательно выдохлась, Конан усадил ее на свои широкие плечи, и его не знающие усталости ноги понесли вперед их обоих. И вот наконец тропа вывела их на просеку. Там, у ручья, стояла дюжина крытых щепой лачуг; ручей сверкал серебром от обилия играющей рыбы. Из лачуг навстречу пришельцу выбежали суровые желтокожие мужчины, вооруженные луками и мечами. Они, впрочем, быстро разобрались, что к чему, и воинственный клич сменился криками радости: спасителя односельчанки приветствовали, как желанного гостя.

Скоро Конан узнал, что в деревне жили люди благородных кровей, бежавшие в джунгли от тирана Ях Чиенга Ужасного. Жизнь их была исполнена постоянного страха: в любой момент могли нагрянуть прислужники чародея — когорты вооруженных меченосцев — и всех уничтожить…

Когда, насытившись и допив последний глоток желтоватого рисового вина, Конан утер рот, старый хозяин заговорил:

— Могуществен некогда был клан Канг, который я, Канг Хзу, по сей день возглавляю… В те годы Пайканг с его пурпурными башнями был прекраснейшим среди всех городов-государств северного Кхитая. Сверкающие латами полки охраняли мирный люд от воинственных поползновений Шу-чена с севера и Руо-чена, что на юге. Плодородная земля приносила обильные урожаи… Мой дворец в Пайканге блистал всем великолепием искусства и культуры нашей древней цивилизации… Но потом пришел Проклинаемый. Его войска налетели с юго-востока в темную ночь, подобно разрушительному урагану. Наши армии были сметены с лица земли его нечистым искусством: их поглощали землетрясения, сжигал волшебный огонь, поражал неведомый мор. Проклинаемый отдал беззащитный прекрасный город на разграбление своим извергам. Кровь затопила Пайканг, ревущий огонь уничтожил дома и дворцы. Жестокостям, которые тогда совершались, нет имени на человеческом языке… Мне с семьей и кое-кому из слуг удалось скрыться на быстроногих верблюдах. Тяжел и опасен был наш путь, пока наконец мы не обосновались здесь, в джунглях. Сомневаюсь, чтобы Ях Чиенг догадывался о нас: иначе бы он нас давно уничтожил. Меченосцы схватили мою дочь Канг Лю-цзе, когда она гостила в соседней деревне за несколько миль отсюда, а к нам, в это укрытие, никакие ищейки еще не добрались. Иногда мне кажется, что все надежды напрасны… Нас горстка — можем ли мы противостоять колдовской мощи и тысячами хорошо вооруженных солдат? И все-таки я знаю, что наш народ, стонущий под бременем жестоких налогов и иных вымогательств, не позабыл прежних времен — безоблачных времен процветания и свободы. Дай ему малейшую надежду, и он поднимет восстание. Но покамест полководцы Проклинаемого держат народ в железном ярме. Его меченосцы проходят по улицам Пайканга развязной походкой завоевателей, с кнутами в руках… Это тянется уже двадцать лет; впору было бы совсем утратить надежду, если бы не пророчество, которое только и вело нас сквозь бесконечные годы кошмара…

Молча слушавший Конан осторожно полюбопытствовал:

— Я чужестранец и не знаю почти ничего… Что это за пророчество?

— Моя жена, мать Лю-цзе, повелевала удивительными силами, — ответил старик. — Она понимала язык птиц; я сам видел, как дикие звери джунглей ластились к ней, тычась носами в ее ладони… Когда разразилось несчастье, один из мародеров Ях Чиенга ворвался в покой моей супруги и поразил ее насмерть во время молитвы богам. Я прибежал слишком поздно… Я зарубил злодея, но ее спасти уже не успел. Я стоял с окровавленным мечом в руке, сам не свой от горя и ужаса… И тогда она нашла в себе силы поманить меня рукою и прошептать: «Мой час настал… Беги же, любимый, спасай себя и детей. Спрячьтесь, ждите и не отчаивайтесь. С Запада придет доселе невиданный воин, наделенный благородным сердцем и щедрой душой. В своем гневе он сокрушит и раздавит врага, точно ядовитую змею под каблуком. Это будет белокожий человек необыкновенной силы, король своей страны… Подобно огненной молнии поразит он Проклинаемого. За ним стоят боги! Пайканг снова будет…» — но тут алая кровь хлынула из ее уст, и она умерла.

Несмотря на охватившее меня горе, я выполнил ее последнюю волю. Я собрал и вывел из дому наших детей. Самых маленьких вынесли потайным ходом верные слуги… С тех пор и до сего дня мы ждали появления белокожего полководца. Мы мечтали о том, как он придет во главе блистающих армий и его стяг взовьется над башнями Пайканга. Но из великих пустынь налетают лишь кочевые орды грабителей… А годы идут, и с каждым днем слабеет надежда. И вот я состарился; дни мои сочтены. Я отчаялся… какая судьба ждет мой народ?