Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

бросил на стойку монеты. Продавец прикусил одну из них и удовлетворенно кивнул.

– Три-то не много будет?

– В самый раз, – улыбнулся Луций.

Он вернулся к Орхо, держа в руках три ледовые чаши с черным вином, пронизанным мелкими искорками. Две из них Луций передал Орхо.

– Что это?

– Пей. – Дождавшись, когда Орхо сделает глоток, Луций, едва сдерживая улыбку, спросил: – А теперь расскажи мне, что это? Какой у него вкус?

Орхо сделал еще один глоток и медленно облизнул губы.

– Идеальный, – коротко ответил он.

– Но какой именно?

– Кислый, – Орхо щелкнул языком и с лукавым прищуром посмотрел на Луция, – как ревень с цветами бузины, но чем-то еще, свежим. Это лучшее, что я пил в своей жизни. Так что это?

– Жидкий оникс. – Луций отпил из своей чаши, прокатывая по языку терпкость горечавки и полыни, острую свежесть можжевельника и едва уловимые сладкие нотки аниса. – И это правда лучшее, что ты пил в своей жизни. Жидкий оникс на вкус как то, что тебе нравится больше всего. Это иллюзия, вплетенная в напиток. Одна из величайших вещей, когда-либо созданных магией.

Орхо поднял ледяную чашу, разглядывая искры магии в густой, как мед, черной жидкости. По его руке стекали капли воды.

– А домой купим?

– Не наглей, – усмехнулся Луций, – его нельзя запасти впрок, это легковесная иллюзия. Живет примерно столько же, сколько тает лед. Поэтому пей быстрее.

Орхо выпил обе своих порции так быстро, словно опасался, что в его руках чаша растает раньше срока. Впрочем, это и правда было возможно. Они двинулись дальше вдоль центрального тракта, останавливаясь у разных прилавков. Жидкий оникс растекся теплом по телу Луция. Крепостью он, конечно, уступал талорскому бальзаму, но не сильно – подумав об этом, Луций с легким удивлением понял, что он и на вкус не сильно отличался. Был лишь немного слаще и мягче. Две чаши были серьезным аргументом. Луций с ехидной радостью отмечал, как все больше блестели глаза Орхо, краснели щеки, а движения становились шире и развязнее.

Чем ниже они спускались вдоль центрального тракта, тем меньше вокруг становилось палаток. Увитый золотистым лавром купол остался позади, и Луций обнаружил себя в густых лиловых сумерках. Горожане от мала до велика устремились в Верхний город, чтобы приобщиться к празднику, и Средние улицы недовольно ворчали, точно взъерошенная собака, оставленная на привязи хозяином. За спинами Луция и Орхо слышался гул и музыка. Отблески магического света плясали на стенах высоких инсул, а далеко впереди всполохами манил живой огонь Кал’даора. Орхо шел все быстрее, нетерпеливо увлекая Луция за собой. Посмотрев на него, Луций вдруг ни с того ни с сего стушевался.

– Не жди многого. Илма говорила… – он осекся и отвел взгляд, – говорила, это не сравнится с тем, как выглядит настоящий Кал’даор.

Орхо улыбнулся и положил ему руки на плечи, толкая Луция вперед.

– Нет настоящего Кал’даора. – Он нагнулся к уху Луция и перешел на талорский: – В Зене на Кал’даор заливают горы золотых монет кровью и медом и бросают их в реку. Кильдигерцы трахаются до потери пульса. А как проходит Кал’даор в лесах Ивера, тебе лучше не знать.

– А в Тале?

– Еще увидишь.

Кал’даор ударил Луцию в голову внезапно и оглушительно.

Он словно возник из ниоткуда, и Луций оказался в центре праздника. Он окружал свежим щебетом цимбал и низким урчанием варгана. Душистым копченым дымом, тонким запахом сладких настоек и горьких травяных бальзамов, ароматами мяса, хлеба и чего-то землистого, грибного. Луций, распахнув глаза, завороженно осмотрелся. Он не раз бывал на Кал’даоре раньше, но не уставал поражаться тому, как преображался Нижний город. Рабы и беженцы, которые еще вчера жили здесь подножным кормом, ютились в горелых заброшенных инсулах и донашивали рваное тряпье, сегодня плясали в разноцветных одеждах, расшитых золотыми и серебряными нитями, которые блестели и переливались в свете вездесущих костров – алых, ядовито-зеленых, пурпурных и канареечно-желтых. У Луция захватывало дух. В детстве ему казалось, что Илма приводила его в другой мир, потайной, по-настоящему волшебный. И даже в свои двадцать он так и не разгадал его секрет.

Это было невероятно красиво и слишком… Неожиданно для себя Луций понял, что рефлекторно прижимался к руке Орхо, прячась у него за спиной. Устыдился и отступил на шаг – но тот поймал его за локоть.

– Не теряйся, – улыбнулся он и потащил Луция в гущу толпы к длинным столам, заставленным горами еды и напитками.

Орхо перекинулся парой слов с невысоким бородатым мужчиной, и тот выдал ему простенький бурдюк на перевязи и огромную тарелку. Они разговаривали на рокочущем и мягком зенийском наречии, который был общим торговым языком народов Севера. Луций не знал его – улавливал лишь общие с талорским корни. Повернувшись к Луцию, Орхо нагнулся к его уху.

– Дай ему денег.

– Сколько?

– Сколько считаешь нужным.

Луций растерянно выгреб из мешочка пригоршню монет, не считая. Северянин посмотрел на него, вскинув бровь, шутливо что-то промолвил талорцу и отошел.

– Что он сказал? – спросил Луций, провожая его взглядом.

– Поблагодарил за то, что я привел богатого гостя.

– Вообще-то, я тебя сюда привел.

– Объясни это ему, если хочешь. – Орхо стянул с центра стола огромный кувшин. Понюхав его, он расплылся в довольной улыбке и принялся заливать светлый пенящийся напиток в бурдюк. – Кильдигерский сидр, кислый, как ревность. Пей, – велел он.

Луций, не задумываясь, сделал большой глоток и закашлялся. Сидр хоть и невинно пах свежими яблоками, горло жег сильнее вина, а от кислоты сводило скулы. Орхо расхохотался. Сам он пил его как воду – даже не морщась.

Луций любил северную еду, а с момента смерти Илмы не ел ее ни разу. Он не говорил на зенийском и понятия не имел, в каких потайных харчевнях Нижнего города можно найти похлебку с рыбой и сливками или грибное рагу в ржаном хлебе. Здесь же были и обжаренные на углях пряные колбаски из косули, и хрустящие пирожки с рубленым мясом и кипящим бульоном внутри. Орхо сидел рядом, уперев подбородок в ладонь, и с какой-то непонятной улыбкой наблюдал за тем, как Луций возился с горячим тестом, дуя на пальцы и облизывая обожженные губы. Наконец он сжалился и выдал ему густой прохладный напиток из кислого молока с черникой.

Луций украдкой наблюдал за ним с легкой досадой. Поддатый Орхо не стал разговорчивее. Вернее, трепался-то он охотно – но снова ни слова не говорил о себе. Зато, по крайней мере, раскрыл загадку, которая мучила Луция много лет.

– Все это оплачивает Зен, – объяснил он, когда