Гидеон Эйлат - Расколотый идол

Пальцы киммерийца коснулись его груди, сомкнулись на большой бледно-желтой бусине, рванули. Золотая цепочка лопнула почти беззвучно.

— Стража! — пискнул Пузо. — Грабят.

— Для тебя же стараюсь, — с укором произнес Конан. Глаз Ониксового отправился к нему за пазуху. Киммериец заботливо поднял с колен Пуза кусок крольчатины и воткнул перепуганному бандиту в рот. — Ты кушай, кушай. Все будет хорошо.

С этими словами он перемахнул через стенку беседки и метнулся к каменной ограде.

Путь от особняка Пуза до храма кадуцеев Конан одолел бегом и, чуть пошатываясь от усталости, ворвался в келью Сабы.

— Пролаза! Ты здесь?

Кромешная мгла не ответила. Конан ощупью приблизился к туалетному столику и нашел канделябр. Пришлось повозиться с кресалом, чтобы затеплить огарок свечи. Комната была пуста. Вместе с Пролазой сгинул и идол — в этом киммериец убедился, перевернув все вверх дном.

— Распотроши меня Кром! Вот и верь после этого людям.

Исчезновение Пролазы не столько разозлило, сколько огорчило Конана — он-то считал немедийца человеком по-своему порядочным. Он вспомнил, что утром у Пролазы не болела голова. Должно быть, воришка решил, что его беды позади и счел за лучшее просто-напросто смыться с дорогими камнями. И теперь ищи его, свищи.

В отчаянии Конан топнул ногой и выругался. Но досадовать было некогда. В эти самые мгновения к загородному дому Губара на коне или в наемной повозке ехал посланник Пуза. Надо было его опередить.

Второпях сунув за пазуху несколько черствых лепешек, Конан бросился к выходу.

— Я приготовил тебе подарок, — сообщила статуэтка Бела, — Завтра губернатор дает ужин в честь совершеннолетия своей единственной дочери. Там будут присутствовать только избранные. Утром получишь приглашение.

— Как тебе это удалось? — Губар поймал себя на том, что его рот расползается в счастливой улыбке.

— Это было несложно. Губернатор имеет обыкновение дремать после обеда. Сегодня я явился к нему во сне и объяснил, как важно человеку на его должности иметь друзей среди состоятельных и добропорядочных горожан. А заодно внушил, что якшаться с преступниками наподобие Пуза — дурной тон.

Ростовщик расхохотался. Если так пойдет и дальше, Пузо очень скоро останется ни с чем. Он еще в ногах у Губара валяться будет, клянчить крохи со стола.

— Спасибо, Ониксовый! Я твой должник.

— Долг платежом красен, — без обиняков заявил божок. — Я жажду человеческой крови.

— Завтра, — твердо пообещал Губар. — Завтра ты получишь свою жертву.

— Пусть это будет девушка из твоего пруда, пепельная блондинка с большими синими глазами. Она мне понравилась.

— Лиз?! — воскликнул Губар. — Но мы же договаривались о Сабе!

— Саба может подождать. Сейчас я хочу крови Лиз.

— Проклятье! Нет, Ониксовый, я не согласен. Кого хочешь бери, только не Лиз. Она самая красивая из моих жен, настоящая бритунийка благородных кровей. Половина шадизарской знати мне завидует. Вдобавок, она обошлась в целое состояние. Возьми лучше Сабу, какая тебе разница.

— Сначала будет Лиз, — непреклонно заявил Ониксовый. — Потом чернокожая женщина. У меня еще не было чернокожих.

— Кушитка? О, тысяча демонов! Этак ты меня совсем без жен оставишь. Помилуй, где это видано, чтобы в жертву богам приносили членов собственной семьи? Ты хоть представляешь, какие ужасные слухи поползут по городу?

— Обязательно поползут, — зловеще подтвердил Ониксовый, — если ты меня рассердишь. Ужасные слухи о том, что я с тобой сделал. А чтобы не казаться голословным…

Паквид Губар взвыл и схватился за горло. Глаза его выпучились, язык вывалился и вмиг посинел. Через несколько мгновений, которые показались ростовщику вечностью, удушье отпустило, зато в животе вспыхнула невыносимая боль. Она перекочевала в колено — казалось, в него вцепился клыками громадный сторожевой пес. Затем боль ударила в пах. Придя в себя, Губар обнаружил, что сидит на полу, истерически всхлипывает и размазывает по щекам слезы.

— А теперь согласен? — холодно поинтересовался божок.

— Нет, — дрожащим голосом произнес Губар.

Дом затрясся, пол под ногами ростовщика заходил ходуном. Статуэтка Бела упала на пол. Губар взвыл, когда с полки свалилась и разбилась вдребезги драгоценная фарфоровая ваза из далекой Вендии. Ее звон подействовал на него сильнее любой физической боли. Из глаз Бела вырвалось красное пламя, заметалось по комнате, ударилось в стену. Раздался грохот, по стене разбежалась паутина трещин.

— Согласен! — вскричал Губар. — Согласен! Прекрати! Будет тебе Лиз, завтра же!

Разбуженное лихо улеглось не сразу. Наконец пламя вернулось в статуэтку. Мокрый от пота и слез, Губар попятился к двери, нажал на нее задом, споткнулся о порог и повалился в коридор. Вскочил и бросился в спальню, чтобы залезть с головой под одеяло и там, выбивая зубами барабанную дробь, дать себе клятву никогда и ни в чем не отказывать идолу.

Бритоголовый охранник четырежды стукнул в ворота деревянным кольцом. Два раза громко, на третий — тише, и снова громко. Скрипнули петли, в воротах открылось окошко.

— К хозяину от Пуза, — отрывисто сообщил патрульный.

Окошко закрылось, вероятно, один из привратников отправился с докладом к Губару. Спустя довольно много времени оконце открылось вновь. Человек за воротами что-то сказал. Патрульный без звука повернулся, прошел по мосту к повозке и сказал посланнику:

— Подойди к воротам. Хозяин с тобой поговорит.

Конан не опасался, что его узнают. Было за полночь, к тому же его лицо пряталось под соломенной шляпой с вислыми полями, а приметная фигура — под длинным плащом. Чтобы изменить голос, он положил в рот глаз Ониксового. Настоящий гонец Пуза, а также возница, надежно связанные по рукам и ногам, лежали под придорожным кустом в добрых двух полетах стрелы от особняка Губара.

Неторопливой уверенной поступью Конан приблизился к воротам. Телохранитель ростовщика с опаской следовал на почтительном отдалении. Когда повозка остановилась за мостом, он попробовал тайком подкрасться к гостю, приставить к горлу кинжал и отобрать оружие. Но сокрушительный удар в челюсть и острие меча, упершееся в живот, убедили его отказаться от этого намерения.

— Что надо от меня Пузу среди ночи? — недовольно спросил Губар из-за ворот.

— Его шветлошть ужнал, што ты пряшешь воровку, — прошепелявил Конан.

— Кого? — изобразил удивление ростовщик.

— Девку, которая шперла у хожаина одну штучку. Шаба ее жовут.

— Ша-аба? — протянул Губар — Впервые слышу. С чего он взял, что она у меня?