Закон ученого - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Практически…

Захаров мысленно усмехнулся.

Вот именно – практически. Если у боргов все хорошо со связью и кто-то из тех красно-черных, кого он так эффективно убил, успел перед смертью передать на центральную базу в Припяти информацию о нападении, то сейчас сюда уже мчится усиленный отряд карателей в штурмовых бронекостюмах и экзоскелетах, вооруженных более чем серьезно.

В том числе и гаусс-пушками последней модели…

Захаров прекрасно понимал: сейчас ему вполне хватит и одного выстрела из фотонной «гауссовки», чтобы от его тела остались критические девять процентов массы. А его расчеты, многократно перепроверенные еще в лаборатории, однозначно показывали: девять процентов наноботов неспособны к репликации, и их участь – это гибель вследствие потери связей друг с другом. Возможно, какое-то время они еще сохранят обрывки коллективной памяти, но это будет просто медленная смерть сознания сродни гибели от болезни Альцгеймера.

Медленной гибели, пока в разрозненных наноботах полностью не иссякнет энергия…

Страшная смерть.

Очень страшная…

Захаров покосился на гаусс-пушку, валяющуюся в бурой луже свернувшейся крови и посеревших фрагментов мозга рядом с трупом борга, которому Захаров разорвал голову. А ведь в «гауссовке» еще остались заряды. Да и вон несколько полных магазинов лежит в ящике – новые, не перезаряжавшиеся, с синей заводской пломбой на контактной паре…

Да только не понадобится перезаряжать гаусс-пушку. Чтобы покончить с собой, достаточно будет дотянуться до нее единственной оставшейся рукой, зажать приклад коленями и нажать на спуск. Главное, только правильно направить поток фотонов, чтобы он уничтожил сразу и полностью жалкие тридцать пять оставшихся процентов тела. Непростое акробатическое упражнение. Хотя там вроде должен быть регулятор ширины потока излучения, так что если вывернуть его на максимум, то…

Бывает такое у творческих людей. Вроде сидел себе, тупо уставившись в стену, с головой пустой, словно автоматный магазин, последний оставшийся патрон из которого уже отправлен в патронник с понятной целью…

И вдруг откуда ни возьмись приходит в твою голову мысль.

Нет, не так.

Мысль!

С огромной заглавной буквы!

Настолько яркая, что ты аж зажмуриваешься, пораженный ослепительностью ее безумия!

И пониманием, что есть такое вдохновение, о котором столько говорят люди, никогда его не испытывавшие…

Академик собрал волю в кулак, сконцентрировал плотность пальцев в оставшейся руке.

Протянул ее, взял два гаусс-магазина.

Зубами сорвал пломбы с контактных пар…

И улыбнулся.

Зачем стрелять в себя, корячась, чтобы захватить потоком фотонов максимальную площадь тела, когда есть более простой выход? А именно – сжечь все вокруг на несколько метров высвободившимся взрывом аномальной энергии! Ведь если один выстрел из «гауссовки» легко уничтожил значительную часть наноботов, то понятно, что будет, если двадцать таких выстрелов сольются в единый энергетический взрыв.

И для этого нужно немного.

Всего лишь соединить вместе контактные пары двух гаусс-магазинов…

Когда люди видят свою смерть, они обычно боятся.

Странно это.

Все равно рано или поздно придется через это пройти. Так что лучше встречать ее с улыбкой, как давно ожидаемую старую подругу, которая наконец удосужилась почтить тебя своим визитом.

– Ну, привет, дорогая моя, – прошептал Захаров. – Я слишком часто знакомил тебя с другими. Пришло время и нам с тобой познакомиться поближе.

С этими словами академик зажал один магазин между нижней челюстью и подбородком, а второй поднес к первому.

И, не закрывая глаз, соединил контактные пары…

Что чувствует человек, оказавшийся в эпицентре ядерного взрыва? Понятное дело, что об этом никто никогда не расскажет.

Но предположить можно.

Скорее всего, ничего.

Вспышка, а за ней – темнота…

Даже боли почувствовать не успеешь, как превратишься в ничто…

Захаров тоже всегда так думал.

А сейчас вдруг понял, что ошибся…

Его тело пронзила невероятная, адская боль, словно каждый из микроскопических наноботов его тела швырнули в индивидуальный «электрод» – и проклятая аномалия принялась увлеченно раздирать его на части своими молниями…

Академик кричал, но собственного крика не слышал. Вероятно, ему лишь казалось, что он разрывает собственный рот в вопле. Но даже если и так, то когда кричишь – легче. Если занят чем-то надрывным, когда тебя убивают изуверским способом, то вроде бы и притупляются немного острые ощущения, которых не пожелаешь и врагу.

Хотя, конечно, все это не что иное, как самоуспокоение…

А потом вдруг пришло ощущение, что боли стало… больше.

Намного больше!

Она заполнила все тело полностью, от макушки до пальцев ног – и, что самое интересное, сейчас ею была до отказа залита левая рука, которую академик самолично отрезал «Бритвой»!

Захаров от удивления даже орать перестал. И глаза открыл, зажмуренные до этого, – встречать смерть смело и с улыбкой, конечно, можно, но когда она раскрывает тебе свои объятия, мало кто сможет в этот момент держать глаза открытыми…

И перед ученым предстала картина, которую совершенно точно не видел до него ни один человек ни в одной из вселенных Розы Миров…

Скорость движения времени упала до минимума. Оно почти остановилось – но лишь почти…

Сейчас Захаров находился внутри энергетического взрыва небывалой мощи, и при этом острота его зрения возросла многократно. Он видел, как потоки энергии пронзают наноботы, как те начинают светиться от ее переизбытка – и не разрушаться при этом, как предполагал академик, а делиться наподобие клеток растущего организма…

Их становилось все больше и больше, и вот они уже образуют устойчивые энергетические связи между собой, готовые поделиться жизненной силой с соседями, если тем она понадобится. Академик смотрел на происходящее в немом восхищении, ибо формирующаяся на его глазах структура наноорганизма была намного совершеннее и надежнее, чем та, которую он изобрел…

Невозможно сказать, сколько времени продолжалось это виде́ние, – скорее всего, долю секунды реального времени. Однако в памяти ученого оно отпечаталось как ярчайшее воспоминание, хотя вряд ли он мог с уверенностью сказать, что это был реальный фрагмент его жизни, а не галлюцинация сознания, переживающего собственную смерть…

Но Захаров не умер.

Объективная вселенная внезапно ворвалась в его мозг вонью гниющей крови, жужжанием квази-мухи, прилетевшей на запах мертвечины, и осколком челюсти с торчащими из нее зубами, лежавшим в сантиметре от глаза Захарова…

А следом пришло и ощущение собственного тела, безвольно валяющегося на холодной земле.

Но при этом тела вполне здорового, сильного, без признаков отсутствия левой руки или каких-нибудь внутренних повреждений.

«Масса тела сто процентов от возможной, с потенциалом расширения триста сорок два процента. Повреждений не обнаружено. Потенциальных противников в радиусе пятисот метров не обнаружено».

Мысль, пришедшая в голову, слегка шокировала Захарова. Он не посылал никаких запросов на диагностику тела. Понимание его состояния пришло само, словно из ниоткуда.

И означать это могло лишь одно.

Он не просто полностью восстановился. Его тело, получив колоссальную энергетическую подпитку, эволюционировало за счет самообучаемости колонии наноботов.

«Но я не закладывал такую способность в их алгоритм», – пришла немного растерянная мысль.

И тут же на нее пришел мысленный ответ:

«Создатель лишь показывает путь. Дальше его создание следует своим путем самостоятельно».

Тело ученого легко поднялось с земли, размяло руки, ноги…

Именно тело.

Не сам Захаров.

Он лишь словно наблюдал со стороны за происходящим – и это было жутковато. Будто твой разум по-прежнему находится внутри твоей головы – но уже не ты, а кто-то другой управляет этим телом, получившим полную самостоятельность думать, принимать решения, действовать… и беззвучно вести беседу с тем, кто совсем недавно был его хозяином.