Пророчество тьмы - Анви Рид

спросил ниджай, стоя к нему спиной.

– У тебя глаза и на затылке есть? – удивленный Эвон расстегнул пуговицы своей некогда белой рубахи.

– Твою похоть сложно не учуять. Держи себя в руках.

– Ты меня не привлекаешь, ниджай, а вот Илина красива и притягательна. Неужто тебе она не понравилась?

Соно оголил спину, исполосованную шрамами. Эвон охнул, прикрыв рот. Что же он пережил? Травник надеялся узнать историю Соно, ведь он и сам был игрушкой в руках великого короля, тряпичной куклой, которую можно швырнуть об стену или, напившись, избить, обвинив во всех грехах.

– Это?.. – Эвон смотрел на шрамы ниджая, надеясь, что ему не придется договаривать.

– Это в прошлом, – будто услышав его мысли, ответил Соно.

Он подошел к бочке и, взяв с крючка ковш, принялся омываться. Вода стекала по его телу в небольшое ведро.

Раздевшись, Эвон развесил одежду. А после того как наконец омылся теплой водой, надел теплые вещи, которые беглецы все это время таскали в сумках. Травнику досталась шерстяная рубаха и кожаная жилетка с мехом внутри, но с ней он решил повременить. Соно же надел кофту, закрывающую горло, и, забрав хаори, которое стирал в ведре, пока мылся Эвон, повесил сушиться на бельевую веревку, натянутую под потолком. Освободив купальню, ниджай и травник вернулись за стол. Эвон надеялся, что Далия с Юри не поубивают друг друга, пока будут мыться.

– Ну, как водичка, дорогие мои?

Илина принесла большие деревянные кружки на подносе и ловко расставила их рядом с пустыми тарелками.

– Самая свежая и самая мокрая. – Эвон улыбнулся, увидев хозяйку таверны. – Но кое-чего мне не хватило.

– Гляди на него, лис какой.

Эвон коснулся ее руки и провел по коже пальцами.

– Мне не хватило тебя, чудесная.

– Ой не смеши, ха-ха-ха, – залилась смехом Илина. – Ты видел меня, дорогуша? Куда тебе? Не дорос еще.

Убрав руку, она, продолжая смеяться, ушла на кухню. Эвон проводил ее взглядом, оставив висящую в воздухе ладонь там, где только что касался пальцами Илины.

– Безнадежный.

– Я… Мне… Мне первый раз отказали. – Обескураженный Эвон посмотрел на Соно щенячьими глазами.

Готовый вот-вот наигранно расплакаться, он ждал слов поддержки. Но ниджай лишь осуждающе зашипел, помотав головой.

– Нет, ты слышал? Слышал? Не дорос! – Эвон вскочил с места, громко отодвинув стул.

– Тише. – Соно кивнул в сторону других гостей. – Не привлекай внимания.

– Мое сердце разбили! Меня отвергли! – не унимался Эвон, который успел сесть и так же громко придвинуться к ниджаю. – Вот тебе когда-нибудь отказывали?

Но ответом ему был тяжелый вздох и осуждающий взгляд.

– Ну да, твое сердце уже занято. – Поставив локти на стол, оперся на руки Эвон. – А ты говорил ей о своих чувствах? Юри знает?

Соно шикнул на него, столкнув руки со стола и отодвигая его от себя. Юриэль и принцесса уже вышли из купальни и почти подошли к столу.

– Что я знаю? – Сиаф села рядом со смущенным ниджаем.

Далия раскраснелась – то ли от горячей воды, то ли смущенная совместными купаниями с Юри. Она села рядом с Эвоном и сложила руки на столе.

– Что Соно любит поболтать, – схитрил травник. – В купальне он не замолкал ни на минуту и рассказал мне все свои секреты, – шутил Эвон.

– Закрой рот, травник. – Ниджай был не в настроении поддерживать веселую атмосферу за столом.

– Травник? Среди вас есть травник? – Илина поставила на стол большую тарелку с запеченной картошкой.

От одного ее запаха рот налился слюной. Не дождавшись разрешения приступить к трапезе, беглецы налетели на еду, пытаясь ухватить побольше. Горячие овощи обжигали нёбо, но Эвон, даже не разжевав до конца, проглотил их.

– Незримый, бешеные какие. – Илина подливала всем грог. – Так кто из вас травник-то? Помощь нужна. Услуга за услугу, дорогие мои.

– Ты отвергла меня. – Эвон смотрел на нее исподлобья, разжевывая вкусную еду. – А теперь хочешь, чтобы я согласился?

– Да ты ж моя булочка. – Хозяйка таверны потрепала его по почти высохшим волосам. – Тут тебе не бордель схиальский.

Юри подавилась от смеха.

– Это местечко открыли еще мои прапрабабки-сестрицы. И теперь таверна из поколения в поколение передается. Это наш дом. Мы тут и работаем, и живем. Гостей встречаем, кормим, поим, моем. Помогаем таким, как вы. Мы люди добрые, дорогие мои, некорыстные. Только вот старушка моя заболела. – Илина села на стул рядом с Эвоном и вытерла ему испачканный рот. – Бабуля хворает сильно. Я-то понимаю, что скоро она отправится к нашей святой, но, может, ты бы посмотрел ее да травки посоветовал?

– Ты была к нам добра, поэтому я буду рад отплатить тем же, – сдался Эвон. – Она тут? – он кивнул на второй этаж.

– Так на кухне стряпает, дорогой мой. Хлеб, вон, вам пекла со своей помощницей.

Все удивленно уставились на нее.

– Что выпучили глаза свои? Пока сердце бьется – живет и душа. Живет душа – живет тело. Поломанное ли, израненное, больное – неважно. Сдаться – значит сразу умереть.

Хозяйка таверны встала из-за стола, чтобы взять еще один стул.

– Ба, иди сюда. Посиди с нами! – крикнула Илина на кухню.

Все подвинулись, кучнее сев за столом и освободив место для бабушки, Юри принялась вылизывать тарелку. Соно сразу отобрал ее и подвинул свою недоеденную порцию.

– Кушай сам. Хватит уже отдавать мне свою еду, – Юри отодвинула его тарелку.

– Ты голодна, – настаивал ниджай.

– И ты тоже.

Юри потянулась к тарелке Эвона и, наколов на вилку запеченный картофель, положила его Соно.

– Приятного аппетита, – не стал возражать травник и, закинув остатки еды в рот, запил их грогом.

Кухонная дверь скрипнула, будто выбитая жаром и запахом запеченного мяса, сразу долетевшими до гостей. Медленно, опираясь на палочку и держась за высокую мускулистую женщину, с кухни вышла бабушка. Ее лицо украшали благородные морщины, за которыми было сложно разглядеть ясные черты, зато румяные щеки, растянувшиеся в улыбке, Эвон заметил сразу. Из-под косынки свисала тоненькая седая косичка. Испачканный в соусе и масле фартук прикрывал исписанный узорами сарафан с длинными рукавами. Голова старушки тряслась, и, будто жуя собственный язык, она подбирала слова, которыми собиралась встретить путников:

– Гости наши, приветствую вас. Все ли вкусно было? Все ли по душе пришлось? Может, вам еще хлебушка принести?

– Садись, ба.

– Да брось ты, Илиная. – Убрав руку внучки, бабушка с трудом, но села сама. – Я не беспомощная.

– Ты… – выкрикнула Далия, и старушка, не поняв, к кому та обращается, осмотрелась по сторонам.

Будто уже отвыкнув от ее голоса, Эвон повернулся на Далию. Она уставилась на помощницу – женщину, которая так же удивленно смотрела в ответ.

– Дэл, ты знаешь ее?

– Это ты… Ты!

– Йа! Йа, принцеш!

– Юта, ты жива! – Далия вскочила из-за стола, бросаясь на девушку с объятиями.

По сравнению с высокой тучной северянкой, Далия казалась маленькой куклой, которую легко было сломать. Они тепло обнимались и, будто старые подруги, радовались встрече.

– Это Юта! – Далия наконец решила всех познакомить. – Мы с ней были на пиратском корабле. Нас двоих продали на Юненском аукционе. Так я попала к Эвону, а она… Она сюда.

Соно с Юри закивали, будто что-то поняли. А ведь и правда, Эвон даже не успел рассказать им, как нашел Далию. Да они и не спрашивали. Опасное приключение вымотало всех, и времени на разговоры не было ни у кого. Эвон посмотрел на рокрэйнку, которую выдал северный акцент. Он вспомнил и ее, и бабушку Илины, которая была так знакома ему.

– А-а-а! Я видел вас, точно! – громко озвучил травник свои мысли. – Я Эвон. Очень приятно познакомиться!

Он протянул руку Юте, но она не пожала ее. Лишь на секунду замерла, изучая его лицо. Она осмотрела каждый кусочек его тела, зачем-то принюхалась и, будто что-то вспомнив, упала на колени.

– Юниш сэн! Юниш сэн! – закричала она, ударяясь головой о его ноги. – Яйн фунетц юниш Скаль. Сэн Рокрэйниш конге![9]

– Юта, чего кричишь? Вставай давай, хватит коленями грязь с пола собирать. – Бабушка пару раз ударила палочкой по полу, окликнув свою помощницу.

– Откуда ты знаешь меня?

Эвон испугался