Милость королей - Кен Лю

скользнула по поверхности камня, и твой дед сумел отрубить ему голову, однако всегда считал ту победу незаслуженной. Он почтил Котумо, устроив ему роскошные похороны, а оружие его оставил себе на память.

– У него есть имя? – спросил Мата.

Фин покачал головой:

– Если дубинка как-то и называлась, то твой дед этого так и не узнал.

– Тогда я назову его Кровавой Пастью, спутник На-ароэнны.

– Ты не подберешь себе щит?

Мата презрительно фыркнул:

– Зачем мне щит, если все мои враги умрут еще до того, как я нанесу три удара?

Он поднял правой рукой меч и ударил им по дубинке, зажатой в левой руке. Раздался долгий звучный звон, гулким эхом отразившийся от каменных стен замка.

Фин и Мата с боем проложили себе путь через замок.

Теперь, когда Мата пролил первую кровь, им овладела жажда убийства. Он был подобен акуле, оказавшейся среди стада тюленей. В узких коридорах замка солдаты не могли воспользоваться преимуществом в численности, и Мата методично расправлялся с ними, когда они подбегали к нему парами или по одному. Он наносил такие сильные удары На-ароэнной, что клинок пробивал щиты и руки, поднятые в тщетной надежде защититься, а удары Кровавой Пасти получались такими могучими, что черепа солдат вбивались в торс.

Гарнизон замка состоял из двухсот человек. В тот день Мата убил сто семьдесят три солдата. С остальными двадцатью семью разобрался Фин Цзинду, который смеялся от радости, глядя на сражавшегося рядом с ним юного племянника, узнавая в нем великого Дадзу Цзинду, своего отца.

На следующий день Мата поднял над замком флаг Кокру: красное поле с двумя воронами, черным и белым, – а на дверях замка вновь появилась хризантема – герб клана Цзинду. Весть о победе над гарнизоном Ксаны мгновенно разнеслась по округе, превращаясь в легенду, а потом и по всем островам Туноа. Даже дети узнали имена На-ароэнна и Кровавая Пасть.

– Кокру вернулся, – шепотом говорили друг другу жители островов Туноа, которые все еще помнили легенды о доблести Дадзу Цзинду.

Внук выглядел достойным деда, и, быть может, восстание имело шансы на победу.

Мужчины собирались у замка Цзинду, чтобы сражаться за Кокру, и очень скоро армия Цзинду насчитывала восемьсот солдат.

Заканчивался девятый месяц; прошло два месяца с тех пор, как Хуно Крима и Дзапа Шигин нашли пророчество в рыбьем брюхе.

Глава 8

Выбор Куни

В окрестностях Дзуди, девятый месяц третьего года правления Праведной Силы

Еще вчера под началом Куни Гару находилось пятьдесят узников – несколько человек из Дзуди, но большинство издалека, – совершивших разного рода преступления, за что их приговорили к каторжным работам.

Осужденные двигались медленно, потому что один из них хромал, и не успевали вовремя добраться до следующего города, поэтому Куни решил разбить лагерь в горах.

Утром у него осталось только пятнадцать узников, что возмутило его до глубины души: «О чем они думают? На островах негде спрятаться. Их поймают, казнят, а заодно и семьи; в лучшем случае отправят на каторжные работы. Я хорошо с ними обращался, не приковывал по ночам – и вот как они мне отплатили за доброту? Теперь я покойник!»

Два года назад Куни получил повышение и стал главой департамента принудительных работ. Обычно узников сопровождал кто-то из его подчиненных, однако в этот раз он решил взяться за дело сам, потому что знал: они не успеют прийти вовремя из-за одного пленника с больной ногой. Куни не сомневался, что сумеет убедить командующего в Пане не наказывать узников. Кроме того, он никогда не бывал в Пане и всегда хотел посмотреть на Безупречный город.

«Вот затеял я в высшей степени интересное дело, – ругал себя Куни. – Ну и каково мне сейчас? Весело?»

В этот момент ему больше всего на свете хотелось оказаться дома, с Джиа, выпить чашку травяного чая, который она заваривала по собственному рецепту, томиться от скуки, зато в безопасности.

– Вы не знали? – удивился солдат по имени Хупэ. – Вчера узники целый день только об этом и шептались – планировали побег. Я подумал, что вы сознательно их отпускаете, потому что верите в пророчество. Они хотят присоединиться к повстанцам, которые объявили войну императору и поклялись освободить узников, приговоренных к каторжным работам.

Куни помнил, что узники действительно шептались, и, как и все в Дзуди, слышал о восстании, но его слишком занимала красота гор, по которым они путешествовали, поэтому нужных выводов не сделал.

Сконфуженный Куни попросил Хупэ рассказать о повстанцах и, выслушав, воскликнул:

– Свиток в рыбе! В рыбе, которую они незадолго до этого купили. Я перестал вестись на подобные сказки, когда мне исполнилось пять. И им поверили?

– Не нужно плохо говорить о богах, – холодно сказал религиозный Хупэ.

– Отличная шутка, – пробормотал Куни.

Чтобы немного успокоиться, он вытащил пучок жевательных растений из висевшего на поясе мешочка и положил в рот, под язык. Джиа умела делать смеси, которые позволяли Куни подниматься над землей и видеть повсюду окруженных радугами крубенов и диранов – они с Джиа получали от этого удовольствие, – но умела создавать и другие, которые помогали успокоиться и принять правильное решение в те моменты, когда Куни был взволнован. Сейчас ему как раз и требовалась именно такая ясность.

Какой смысл приводить в Пан пятнадцать узников, если квота составляет пятьдесят? Его ждало свидание с палачом, и, как бы он ни пытался вывернуться, теперь уже ничто не поможет. Как и Джиа. Его жизнь в качестве слуги императора подошла к концу, обратной дороги к безопасному существованию больше не существовало, и, что бы он ни выбрал, впереди ждала смерть.

«Но одно интереснее другого, а я дал себе обещание».

Возможно, это восстание – как раз тот шанс, на который он рассчитывал всю жизнь?

«Император, король, генерал, герцог – это всего лишь ярлыки. Если подняться по их генеалогическому древу достаточно высоко, там окажется простолюдин, решивший рискнуть».

Он взобрался на валун и посмотрел на солдат и оставшихся узников: все они были объяты ужасом.

– Я благодарен вам за то, что остались со мной, однако идти дальше нет никакого смысла. По законам Ксаны каждого из нас сурово накажут. Вы можете уйти, и если есть желание – к повстанцам.

– Вы сами не намерены к ним присоединиться? – оживился Хупэ. – Внять пророчеству?

– Сейчас я не могу думать о пророчествах. Мне нужно спрятаться в горах и решить, как спасти собственную семью.

– Вы собираетесь стать разбойником?

– Вот как я на это смотрю: если ты пытаешься следовать закону, а судья все равно называет тебя преступником, значит можешь жить в соответствии с этим статусом.

Куни не удивился, хотя и почувствовал удовлетворение, когда все согласились остаться с ним.

«Лучшие соратники те, которые полагают, что последовали за тобой по собственной воле».

Куни Гару решил увести свой отряд подальше в горы Эр-Ме, чтобы уменьшить риск встречи