Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)

Вот и дверь кельи Квая. Я тихо постучал, и он вышел. Все такой же бритоголовый, только в глазах побольше настороженности. И, в отличие от остальных, он-то меня признал сразу, торопливо посторонился и еще поспешнее захлопнул дверь, а потом вопреки уставу задвинул щеколду.

— Что ты делаешь, Зил… Кристиан?! — прошипел Квай, подталкивая меня в самый дальний от входа угол комнаты. — Тебя же узнают!

— Ну и что? — от волнения мой голос прозвучал излишне раздраженно. — Что с того?! Это мой родной монастырь! От кого мне прятаться? Квай, говори, что знаешь!

— Ничего я не знаю! — буркнул он, сжимая кулаки и садясь на кровать.

— Говори, почему я должен прятаться от своих?

Он огрызнулся:

— Потому что мне так сказали старшие, и я не хочу нарушать запрет!

— С каких это пор?

Квай опять уставился в серый пол. Пришлось менять тактику, потому что я хорошо знал это выражение лица друга. Уж если он уперся, то пиши пропало.

— Слушай, мы ведь с самого раннего детства друзья, — я сел рядом с ним и сбросил капюшон с головы. — Я никогда ничего не таил от вас с Ситом и Виртом. Все было общим. Что изменилось?

— То, что, когда тебя забрали во Внешний Круг, наставник Диэнус выставил Вирта против Сита, и тот случайно убил его! — выпалил он. — Вот так!

Меня снова окатило ледяной волной. Казалось, кожа на спине вздыбилась от мороза, когда я это услышал. Даже то, что одного из нас уже нет в живых, Агриппа скрывал от меня!

— Мастера посоха против мастера цепа?.. — я сам не узнал свой голос, таким он был вялым, а все из-за мечущихся во все стороны мыслей. — Где же теперь Вирт?

— Ходят слухи, что на суде, где разбирали его дело, присутствовал сам Иерарх. Говорят, он лично приговорил Вирта к заключению в Пенитенциарии… А это значит…

— …что его уже тоже нет в живых… — выговорил я, пытаясь осознать и принять услышанное.

Мне вспоминались наши тайные вылазки с Кваем, Виртом и Ситом, наши разговоры и выходки, не соответствующие поведению благонравных послушников, то, как мы выгораживали друг друга, получая, подчас незаслуженно, нагоняи — один за другого… И тут я узнаю, что нас стало вдвое меньше! Что еще скрывают от меня, никому не позволяя говорить о прошедших годах, пока меня здесь не было?

— Да, наверное, Вирт Ат тоже уже умер, — согласился Квай. — В Пенитенциарии живут совсем мало… Кристиан, послушай, уходи обратно и не возвращайся сюда. Мне кажется, вокруг тебя творится что-то очень нехорошее, а ты сам в великой опасности. Даже здесь. Отец Агриппа недаром соблюдал такие предосторожности, когда привел меня к тебе два месяца назад!

— Ты мне одно скажи: что со мной случилось во Внешнем Круге?

— Мне не рассказывали! Не рассказывали мне! Я ничего не знаю и тебе не советую в это лезть! Тебе слишком легко живется, да? Уходи обратно, молю тебя, Зил… Кристиан!

Я внимательно посмотрел в его глаза и понял, что он не лжет. Ему действительно ничего не известно. И он не желает знать запретных тем. Квай всегда был самым осторожным и уставопослушным в нашей четверке…

Добиваться чего-то еще от старого приятеля было бесполезно. С таким же успехом я мог пытать о своей судьбе любого обитателя Хеала.

Квай выглянул в коридор, успокоился и выпустил меня. Я снова спрятался под капюшоном, обнял друга на прощание и выскользнул прочь. Мне снова показалось, что в конце коридора промелькнула тень. И, вроде бы, это была та же тень…

Куда идти теперь, я не знал. Разве что обратно — упросить отца Агриппу сжалиться надо мной и рассказать правду?

Звук голосов, гулким эхом усиленный и разнесшийся по всей галерее, заставил меня свернуть на черную лестницу. В былые времена мы часто собирались там с друзьями, почти не рискуя, что наставники застанут нас врасплох: этот путь обитатели Хеала выбирали очень редко. Лестница вела к балюстраде на пятом этаже, но выход туда был заблокирован задолго до моего рождения. А вот совершенно пустой подвал стоял открытым — там-то мы обычно и планировали свои вылазки. Он и теперь манил темнотой, и я бесшумно шагнул под ступеньки, дабы скрыться и пропустить группу молодых монахов мимо себя. Стоило мне обернуться в коридор, чья-то крепкая рука схватила меня за плечо, рванула назад и вниз…

Я вывернулся и сделал несколько сальто, отлично помня о крутой каменной лестнице, на которой по незнанию и в темноте можно было бы свернуть себе шею. Таким вот замысловатым образом спустившись по ней, я принял оборонительную позу, но невидимый враг притаился, успев захлопнуть за нами дверь. Не ведаю, сколь острым было его зрение, однако мои глаза отказывались различать что-либо в полной тьме. Оставалось надеяться на слух, и он меня не подвел: я услышал шорох позади, присел и на ощупь сбил противника с ног. Некоторое время мы дрались вслепую, и он был очень силен. Но по его действиям я догадался, что не убить он меня хочет, а обездвижить.

— Зил, стой! — выдохнул он, когда я уже занес руку над его яремной впадиной, намереваясь парализовать ударом пальцев.

Голос был знакомым. Я ухватил его повыше кисти и ощутил шрам, браслетом обвивший запястье.

— Кто это?

— Это я. Зажги свечу, она все еще на прежнем месте.

Свечной огарок и правда лежал в щели между плитой пола и нижней ступенью. Там же было спрятано огниво. Об этом знали четверо…

Уже высекая огонь, я догадался, кого сейчас увижу, и все же не сдержал удивленного возгласа, едва узнав изменившегося Вирта Ата:

— Вирт?! Мне о тебе сказали, что ты мертв!

— Вот незадача-то, — мрачно проворчал старый друг, поднимаясь на ноги и потирая шрам на руке. — А мне — о тебе.

— Что на тебе надето? — я повел свечой из стороны в сторону, и тени запрыгали по стенам.

У него действительно было странное одеяние, совершенно не похожее на наше, монашеское. Странная повязка, намотанная на голову и ниспадающая на шею, длинные кожаные наплечники, торчащие крыльями чуть вверх, рубаха, подпоясанная толстым кожаным ремнем, брюки, широкие настолько, что не сразу отличишь их от подола рясы; на руках — короткие, чуть прикрывающие кисть и ладони, перчатки. И длинный, слегка изогнутый меч в ножнах на бедре, который он даже не собирался обнажать против меня…

— Ну довольно уже разглядывать. Я сюда пришел не сказки рассказывать и не красоваться, Зил. Времени мало. Меня вот-вот хватятся, и будет туго.

— Кто хватится и где?

— В Епархии, Зил. Садись и слушай. Не верь, а просто слушай. Потом я кое-что покажу тебе.

Мы уселись прямо на ступеньку, и я поставил свечу нам под ноги. Вирт повернулся ко мне. В черных провалах на месте его глаз угадывалось отчаяние. Я снова чувствовал его и понимал. С ним случилось что-то страшное. Нет, не только смерть Сита, а что-то еще. Свеча вспыхнула поярче, разгоняя страшный мираж и возвращая лицу Вирта глаза — живые и знакомые.