Александр Лекаренко - Остров Рака

Он вздохнул, закурил крепкую греческую сигарку, подаренную Александросом и, не вставая со стула, посмотрел в сторону волнолома. В воздух вертикально поднялась глыба бетона, и он выстрелил ею так, как стреляют камешком из рогатки. Глыба улетела метров на пятьсот и упала в море, подняв фонтан брызг. Он выпустил клуб ароматного дыма и поднял ее с глубины в семьдесят метров. Бетонный блок вылетел в воздух, подобно резвящемуся киту, вспучив при этом воду, как глубинная бомба. Он выстрелил сильнее – блок превратился в точку и упал где-то очень далеко, взметнув вверх едва заметный фонтанчик.

Тогда он посмотрел на солнце и сразу, из самых глубин его существа, всплыла мысль, - «Не лезь туда»! Мысль была настолько категоричной и настолько чужой, что он испугался. Это не было предупреждение, это был окрик, вроде того, каким одергивают собаку. «Иисусом Навином мне не стать», - подумал он с некоторым даже облегчением и, отвернувшись от моря, перевел взгляд на бетонную чашу. Он чувствовал, что может разметать ее, как горку песка с ладони, обнажив удивленно копошащегося профессора, но не стал этого делать, и для этого ему не понадобилось никаких окриков. Но ассоциация с горкой песка, сдуваемой с ладони, навела его на мысль поэкспериментировать с воздухом, и он поднял в воздух тонны песка, закрутив смерч – для этого ему пришлось, всего лишь, вообразить процесс вращения и сконцентрировать его в выбранной точке пространства. Некоторое время он заворожено наблюдал, как массы песка вращаются внутри невидимой воздушной трубы, затем ослабил хватку, и песок с шумом обрушился в воронку, вырытую смерчем – пожалуй, с таким прибамбасом уже можно было выходить на международную арену.

Из какой-то щели между блоками выполз обеспокоенный профессор. Он взял его на свою умственную ладонь, перенес по воздуху и усадил за стол, напротив себя. – Вы че? – профессор ошарашено, обеими руками ухватился за бороду - последний якорь спасения, - С ума сошли? – Это вы сошли с ума! – ответил он и расхохотался, в нем начала подниматься волна неконтролируемой эйфории. В море поднялась волна высотою в дом и застыла, не доходя десятка метров до берега, было видно, как внутри нее мечутся серебристые рыбы, в чистом небе загрохотал гром, и в волну с шипением ударила молния. – Саша, образумьтесь, - крикнул профессор, - Вы угробите нас обоих! – Волна осела и ушла прочь, в открытое море. – Не называйте меня «Саша», - сказал он, капризно растягивая слова. – А как же вас называть, уважаемый? – Ну, как-нибудь по-простому, скажем, Тор. – Он расхохотался. – Не будете ли вы так любезны, Александр Васильевич, - сказал профессор, насупившись и выпрямляясь на стуле, - Отнести меня на место. У меня еще куча дел.

Глава 24

- Ну как, - спросил профессор вечером за ужином, когда они снова собрались вместе, - Вы уже не чувствуете усталости, истощения после ваших подвигов? – Нет. Я чувствую себя здоровым и полным сил, как никогда. – Это заметно, - кивнул профессор, - Видели бы вы себя со стороны в первый день нашего знакомства. – Я чувствовал себя изнутри, - заметил он, - И мне этого вполне достаточно. – Охотно верю. А каковы ваши ощущения сейчас, в ходе и после экспериментов? – Наслаждение. Эйфория. Желание использовать силу снова и снова. У меня даже снизилась потребность во сне. – Это настораживает. Если у вас такая же нервная система, как у человека, то вы подвержены той же опасности, - свалиться в яму маниакально-депрессивного психоза. – Что это значит? – Человек входит в состояние мании, состояние сверхвозбуждения, сконцентрированного на какой-то идее. Это может быть все, что угодно: секс, творчество, спор. Затем маятник качается в другую сторону, и он переходит в состояние депрессии. Очень часто, пытаясь выбраться оттуда с помощью наркотиков, из которых самый распространенный – алкоголь. – Мне не требуется алкоголь. – А зачем же? Сила – это и есть ваш наркотик. Но если я вас правильно понял, вы используете вашу нервную систему в качестве проводника для какой-то внешней энергии. А любой проводник имеет свою пропускную способность. Он может просто сгореть от переизбытка энергии. Возможно, краткость жизни большинства гениев объясняется именно этим. Проводник быстро изнашивается, а то и вовсе перегорает, как в случае с Ницше, например, который умер в психушке. – Де Сад тоже умер в психушке, но, будучи вполне почтенного возраста дедушкой и до последнего часа сочиняя и ставя пьесы, на которые собиралась половина Парижа. – Причем тут де Сад? – Ну, как же? А садизм? Разве это не сдвиг на сексуальной почве? Вы же тут толковали о психических нарушениях. – Де Сад не имеет никакого отношения к садизму, так же, как Иисус Христос к христианству. Вы читали де Сада? – Конечно, читал. Я же филолог, как-никак. – А вы не заметили, что во всех его механических и очень нудных описаниях сексуальных эксцессов абсолютно отсутствует эротика? – Да, пожалуй. Они не способны возбудить и подростка. – Потому, что произведения де Сада не порнографичны. Это дурно написанные, философские произведения. Маркиз использовал форму сексуального эпатажа для пропаганды своих взглядов. Так же, как Платон использовал форму диалога, Салтыков-Щедрин – сатиру, а Иисус Христос – притчу. Персонально же, де Сад был весьма благовоспитанным и очень добродушным человеком, как свидетельствуют современники. И за всю свою долгую жизнь он мухи не обидел. Но постоянно боролся за справедливость. За что и сидел постоянно в тюрьме при всех режимах, бедолага. А вот Иисус Христос не написал ни строчки и не произнес ни единой проповеди, призывающей к насилию. Но кошмарные злодеяния веками творились во имя Его и Его человеколюбивых идей. Так кто – садист? – Христос – это идея, Анатолий Кириллович. – Христос – это идея, Александр Васильевич. А человек, зафиксированный на идее – это мономаниак. А маниакальность имеет противоположный полюс – депрессию. Человек, маниакально зафиксированный на идее добра, в состоянии депрессии превратится в исчадие зла. Вот вам и разгадка загадки Христа, господин филолог. – Да вы анархист и безбожник, Анатолий Кириллович. – А почему, вы думаете, я сижу здесь и наставляю демона в прикладной психологии? – Это я-то – демон? – Вы – демон, Саша. По сравнению с вами, все эти опереточные Мефистофели, Астарты и Воланды с их салонными играми – просто клоуны. Но вы не избавлены от проклятия человечности. Вы не прилетали с другой планеты. Вы родились здесь, от человеческой матери. А это значит, что вы будете качаться между позицией демона и позицией человека, пока эта раскачка не разнесет вашу психику на куски. Это тот же деструктивный процесс, который происходит с бессознательными гибридами, но только на другом уровне мощности. Я думаю, что именно по этой причине погиб Федор. И я, наблюдая в вас ту же опасную тенденцию, иначе я бы не затеял этот разговор. – Что я должен делать? – Занять позицию над полюсами, позицию Наблюдателя. Если я что-то понимаю в атлантах, то это – позиция атланта. Атланту нет дела ни до людей, ни до атлантов. Он стоит на позиции Себя Самого, это единственное место, где он в безопасности. Возможно, атланты не хотят или не могут вас этому научить. Возможно, по той же причине, по которой Зевса воспитала коза, Ромула и рема – волчица, а Геракла – получеловек, полуживотное, кентавр. Возможно, нужен взгляд со стороны, взгляд животного чтобы атлант мог оценить как свою животность, так и свою сверхчеловечность, чтобы встать над ними обеими. Я, животное – воспитатель титанов. Я делал это всю жизнь, теперь я делаю это для вас.