Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон

class="p1">Ван Крюйк встал перед грот-мачтой на краю шканцев, выдававшихся над верхней палубой, как балкон над площадью. Почти вся команда собралась здесь; те, кому не хватило места или роста видеть капитана, взобрались на бак. Матросы разбились на кучки по цвету кожи, чтобы слушать перевод; две самые большие группы составляли малабарцы и филиппинцы, однако были и малайцы, китайцы, африканцы из Мозамбика, попавшие в Индию через Гоа, и несколько гуджаратцев. Часть корабельных офицеров составляли голландцы, приехавшие с Яном Вроомом. Чтобы управляться с пушками, среди наёмников, болтавшихся в Шахджаханабаде, нашли трёх артиллеристов – француза, баварца и венецианца. Наконец, оставались последние сообщники: ван Крюйк, Даппа, мсье Арланк, Патрик Таллоу, Джек Шафто, Мойше де ла Крус, Вреж Исфахнян и Сурендранат. Вместе с Джимми и Дэнни получалось сто пять человек. Ещё двадцать были на вантах, готовили корабль к шторму.

Джек поднялся на шканцы и встал за спиной у ван Крюйка, вместе с остальными пайщиками. Как раз когда он повернулся к верхней палубе, то есть в сторону Манилы, какой-то из греческих богов, досадуя, что ему достались лишь несколько клочьев иссиня-серой мглы, метнул молнию в живот сопернику, разодетому в коралловый и зелёный атлас. Расстояние между ними было миль двадцать. Будто трещина разверзлась на четверть небесного свода, впустив яркий свет из каких-то исключительно хорошо освещённых краёв за пределами ведомой вселенной. Хорошо, что команда смотрела в другую сторону. Те, кто заметил встревоженные лица старши́х на шканцах, обернулись, но не увидели ничего, кроме стены дождя над чёрными джунглями за городом.

– Должно быть, это Евгений бросил небесный гарпун, желая напомнить ван Крюйку о пользе краткости, – сказал Джек, и все, знавшие Евгения, нервно хохотнули.

– Мы пережили ещё один рейс, – начал ван Крюйк. – На христианском корабле я бы снял шляпу и вознёс благодарственную молитву. Однако на этом корабле нет общей веры, посему я останусь в шляпе, пока не смогу помолиться в одиночестве. Ступайте вечером в Маниле по своим пагодам, капищам и церквям и сделайте то же самое.

Перевод этих слов встретили одобрительным гулом. На «Минерве» было три кока и столько же котлов. Не было своего только у христиан, которым не запрещена никакая пища.

– Никогда мы все не соберёмся снова в одном месте, – продолжал ван Крюйк. – Енох Роот уже простился с нами. Через неделю Сурендранат с частью малабарцев отправится к Квина-Кутте на бриге «Коттаккал», чтобы переправить королеве её долю прибыли. Со временем к ним присоединится Патрик. Он, Сурендранат и мистер Фут будут пытать счастье в Южных морях, мы же отправимся дальше. Все вы разбредётесь сегодня по Маниле. Кто-то вернётся через месяц, чтобы готовиться к великому плаванию. Кто-то – нет.

Тут ван Крюйк выхватил саблю и указал на исполинский корабль, достраиваемый перед арсеналом на Кавите.

– Смотрите! – воскликнул он.

Все повернулись к гигантскому галеону, но лишь на мгновение, потому что в следующий миг налетел ветер. Он дул с востока, но по всему собирался меняться на северный. Однако марсовые на гроте расправили парус и развернули его так, что «Минерва» легла на другой галс и устремилась к середине бухты, дальше от мелей.

– Великий корабль для великого плавания! – продолжал ван Крюйк, указывая на испанский колосс. – Это манильский галеон. Как только его загрузят индийскими пряностями и китайскими шелками, он выйдет из залива и начнёт семимесячное плавание через половину земного шара. Когда Филиппины останутся за кормой, якоря снимут и уберут в самую дальнюю часть трюма, поскольку в течение больше чем полугода с корабля не увидят ни клочка суши, и проку от якорей будет, как от помпы на телеге. Галеон будет идти к северу, почти до Японии, пока не достигнет некой – ведомой лишь испанцам – широты, на которой пассаты дуют строго на восток и нет ни островов, ни подводных скал. Мореплаватели полетят с попутным ветром и будут молиться о дожде, без которого умрут от жажды, и тогда берегов Калифорнии достигнет корабль-призрак с иссохшими скелетами на борту. Порою пассат будет стихать, и они будут дрейфовать день, два, неделю, пока не налетит тайфун с юга или арктический ветер не скуёт их стужей, по сравнению с которой холод, от которого вы дрожали и ёжились у берегов Японии, показался бы ласковым дыханием возлюбленной на вашей щеке. Кончится провиант, и богатые эпикурейцы, доев свои башмаки и кожаные переплёты Библий, будут лихорадочно молить Бога вернуть им заплесневелые крошки, выброшенные в начале пути. Дёсны вспухнут, а выпавшие зубы будут сметать с палубы, как градины.

Сравнение, вероятно, пришло ван Крюйку под влиянием минуты, ибо из низкой клубящейся тучи только что посыпал град размером с горошину. Матросы смотрели на градины и честно воображали, что это зубы. Ветер пронёсся над водой, срывая с волн белые гребни, и забрызгал им лица пеной. В тот же миг парус издал хлопок, подобный ружейному выстрелу; весь корабль накренился и застонал. Трос лопнул и забился на палубе, как живой, постепенно расплетаясь и затихая. Шквал улёгся. «Минерва» в крутой бейдевинд неслась на север по темнеющему заливу. Солнце, как метеор, падало в Восточно-Китайское море. Молнии над Манилой были куда ярче него; в их затяжном голубоватом свечении почти можно было бы читать.

– Однако, когда они давно уже отчаются, кто-то из этих несчастных – один из немногих, ещё способных держаться на ногах, – выбрасывая за борт тела товарищей, увидит на воде нечто: обрывок водоросли меньше моего пальца. Ни вы, ни я его бы не заметили, однако для команды галеона это будет чудо, подобное явлению ангела! На палубе будут долго звучать молитвы и гимны, однако радость обернётся жестоким разочарованием. Ни клочка водоросли не увидят они ни в тот день, ни на второй, ни на третий. Им останется лишь мчаться с попутным ветром, из последних сил сдерживая искушение пожирать трупы умерших. К тому времени самые набожные доминиканцы забудут свои молитвы и будет проклинать матерей за то, что родили их на свет. Так пройдёт ещё неделя. Но наконец появятся водоросли – и не одна, а две, потом три. Команда поймёт, что они приблизились к берегу Калифорнии – острова, со всех сторон окружённого поясом морской травы.

Примерно на этом месте речи Джек заметил, что голубовато-зелёное свечение разгорается, как если бы какое-нибудь таинственное подводное солнце взошло из вод, излучая свет, но не тепло. Превозмогая безотчётное нежелание, он поднял голову и посмотрел на грот-мачту. Каждый рей, каждое волокно троса светились, как будто их окунули в фосфор. Зрелище было достойным