Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Подожди. Кроме этого, я должен вам сообщить, что перед тем, как спустился в подземелья у озера, заметил кого-то, шедшего впереди. Несколько позже, уже под землей, я наткнулся на отпечатки подошв, а затем и на труп – по словам Молота, труп женщины.

– Лучше бы ты не рассказывал об этих местах, – пробормотала Крапива. – Послушаешь – одни страхи там, под землей.

– Так и есть. Но если ты не возражаешь против рассказа о погибшей, лично мне представляется, что она прибыла к нам из Тривиганта – вероятно, под видом торговки. Синель не раз носила записки какой-то торговке с рынка, и найденная мной погибшая вполне могла оказаться ею, тривиганткой, не причисленной Госсаном к сети доктора Журавля, поскольку Журавлю она не подчинялась. Полагаю, приезжая в Вирон, она всякий раз проводила здесь не более пары недель… самое большее месяц.

– А о нем… то есть о Молоте кто-нибудь что-нибудь знает? – осведомилась Крапива. – Как он, что с ним… понимаешь?

– Другими словами, не овдовела ли я, не успев выйти замуж? – пробормотала майтера Мрамор. – Точно сказать не могу, но вряд ли. Вряд ли. Когда Улит привел своих женщин, он был в отлучке, искал материалы, а оказавшись рядом, мог бы спасти всех нас. Уж меня-то, патеру Наковальню и дочь нашу – сборку мы уже начали – выручил бы непременно.

– На нас, майтера, две сотни тривигантцев шли, – заметил Бивень. – Патера меня на улицу выслал, их караулить. Убили бы Молота, если б не сдался.

– Как знать, как знать…

Майтера Мрамор уселась рядом с Крапивой.

– Возможно, он тебя еще выручит, – подбодрил ее Шелк. – Вполне возможно, он выручит всех нас. Насколько я его знаю, наверняка постарается, что меня и тревожит… однако давайте вернемся к вопросу Крапивы. Понимаешь, Крапива, поскольку у тривигантских женщин власти больше, чем у мужчин, многие ожидают, что либо все, либо большинство агентов рани также окажутся женщинами, и лучшего довода в пользу агентов-мужчин мне на ум не приходит. Однако для тривигантских шпионов-мужчин вполне естественно вербовать в помощницы местных женщин. Женщины – помнится, Гиацинт при первой встрече говорила что-то подобное – скорее отнесутся с сочувствием к их точке зрения, ну а тривигантские мужчины, разумеется, будут подыскивать в помощницы женщин отважных, решительных, наподобие тех, что окружали их на родине, но… Боюсь, все мы склонны к чрезмерному обобщению. Если большинство авгуров набожны и наивны, мы полагаем таковыми всех авгуров до единого, хотя, дав себе труд поразмыслить, сразу поймем, что это не может быть истиной. Посему в Тривиганте непременно найдутся храбрые мужчины, а у нас – мужественные, волевые женщины… причем прекрасная представительница последних сидит сейчас здесь, рядом с нами. Что же до женщин, подчинявшихся приказам Госсана, кто они, виронки или тривигантки, на самом деле не так уж важно. Не желающие повиноваться, они не представляли бы для доктора Журавля с Госсаном никакой ценности и были бы давным-давно забракованы.

– Кальд, я хочу спросить еще кое-что, но, боюсь, майтера на меня рассердится.

– Суди сама, дорогая, стоит ли дело риска.

– Объясни мне, а я спрошу, – предложил Бивень.

– Нет. Если тем женщинам хватило храбрости пойти в шпионки и даже застрелить советника, уж с этим-то я справлюсь сама. Я, кальд, подслушивала вас у дверей. Майтера меня застукала и прогнала, но потом снова отправилась работать над дочерью, и я вернулась.

– Я не сержусь, – сообщила ей майтера Мрамор, – это тебе самой следует на себя сердиться. Ты поступила дурно, и прекрасно об этом знаешь.

– Теперь-то все это вряд ли имеет значение, – сказал Шелк.

– Имеет, и еще как. Потому, что я слышала кое-что в самом конце, оттого и поднялась, услышав твой разговор с Бивнем. Ты… ты просто… сдался. Этот советник, которого застрелили… Лори? Он заговорил о раздаче пулевых ружей…

– А я сказал, что условия можно обсудить после. Что мы сдаемся.

– Ага.

– Но мы ж побеждали, – возразил Бивень. – Весь город так говорил.

– А он, Бивень, сказал, что победят они, потому что крестьяне начнут воевать с тривигантцами и тривигантцам придется уйти. Тогда кальд ответил: ладно, мол, мы сдаемся, а об остальном договоримся, когда времени больше будет. Только майтера сказала, что для этого ему надо быть кальдом. Иначе, сказала, его слова – пустой звук.

– Патера Шелк никогда не отличался мстительностью, дорогая.

– Знаю, майтера, и слово это знаю, только не понимаю, что оно у тебя сейчас значит. Разве ты, кальд, не собирался казнить советников?

– Разумеется, нет. Что касается нашего восстания, мне с самого начала хотелось лишь закончить его поскорее. Восстановить мир и воссоединить Вирон. Эхидна велела майтере Мяте уничтожить Аюнтамьенто и вернуть город Сцилле. Задумывалась ли ты, Крапива, хоть на минутку, что означает сей последний наказ?

– Наверное, нет.

– Тогда поразмысли сейчас, – посоветовал Шелк, машинально нащупывая перед собою плиту амбиона. – Возвращение к Сцилле означает возврат к Хартии: ведь Хартия писана самой Сциллой, и никакие молитвы, никакие жертвы не станут убедительной демонстрацией преданности, пока мы ее нарушаем. В свою очередь, Хартия требует существования Аюнтамьенто. Об этом тебе известно?

– Мне – да, патера, – откликнулся Бивень.

– Отсюда недвусмысленно следует, что Эхидна вовсе не требует от нас покончить с Аюнтамьенто как институцией. Разумеется, в коллегиальном органе власти из советников, переизбираемых с интервалами в три года, каковым и надлежало быть Аюнтамьенто, в собрании разумных, умудренных опытом людей, к которым кальд может обратиться в трудную минуту, нет и не может быть ничего дурного. Посему Эхидна велела нам распустить нынешний, очевидно противозаконный Аюнтамьенто, и это требование вполне гармонирует с первым, неявным требованием о возвращении к Хартии. С учетом всего этого путь к примирению представлялся мне простым и ясным с самого начала. Мне следовало оставаться кальдом, пока сие угодно народу, объявить действующий Аюнтамьенто распущенным, назначить выборы и призвать всех к поддержке уцелевших членов распущенного Аюнтамьенто. Кроме того, за них, безусловно, проголосуют и те, кто по-прежнему держит их сторону, а значит, переизбрание им обеспечено… да, обеспечено вне всяких сомнений.

Крапива, дрожа, прижалась к Бивню всем телом.

– Не грусти, кальд! Может, оно еще так и получится.

– Возможно, возможно… мне просто вспомнилось, как в тот день, на вилле Крови, советник Лори предъявил нам с Моли ряд требований.

– Совершенно абсурдных, – объявила майтера Мрамор.

– Несусветных, это уж точно. Заложники от рани, суд над генералиссимо Оозиком и прочими старшими офицерами… Разумеется, я их отверг.

– А еще предложил отказаться от власти кальда, – напомнила майтера Мрамор, – и вообще держался крайне мужественно.

– Я был крайне глуп, крайне утомлен и очень, очень испуган. Иначе сразу бы понял, что нужно согласиться, положить конец кровопролитию, а после спокойно заняться деталями. Крапива, тебе приходилось когда-нибудь разговаривать с писарями из Хузгадо?

– Нет, кальд.

– А мне вот пришлось. Нарочно сам к ним пошел, так как знал, что отец Гиацинт служит