Холмы Каледонии - Мария Сергеевна Руднева

– Журналист «Вестей Тамессы», кажется, Уотерс. Напросился к нам в полет, и прогнать его нет никакой возможности. Поэтому все детали мы обговорим перед полетом – в дороге у нас не будет никакой возможности для личных бесед.

Сказав так, мистер Мирт с тоской взглянул на мисс Амелию – и ему показалось, что на одно мгновение он увидел в ее глазах отражение этой тоски.

Он моргнул, и наваждение пропало.

– Ну, за работу, господа! – Он вскочил на ноги и хлопнул в ладони: – У нас еще слишком много дел!

ИЗ ДНЕВНИКА ЭВАНА УОТЕРСА

Лунденбурх, май 18** года

Проклинаю тот день, когда мистер Фэйгрис заставил меня ввязаться в это расследование! Хорошо ему – сидит в теплом офисе, а мне приходится ползать на коленях вокруг амбара в надежде что-то увидеть!

Мистер Мирт больше не пускает меня на порог. Сказал так решительно: «Вы увидите все в день запуска, я разрешаю вам отправиться с нами в полет, но только это!» Вы посмотрите, какой наглец! И как у него язык поворачивается!

Признаться, я обрадовался, увидев в «Панче» ту карикатуру. Это значило, что нашелся-таки смельчак, решивший щелкнуть по носу зазнавшегося Мирта!

Вот только до адресата, судя по всему, щелчок не дошел. Ишь какой гордый!

Я решил, что буду тщательно выписывать в свою записную книжку каждую мелочь, которая могла бы дискредитировать безупречного Габриэля Мирта и его летательный аппарат.

Нет, я ни в коем случае не могу спорить с тем, что он гений. Никто ведь не додумался до паровой машины? А он смог и был первым. И это уже вписало его в историю. Любой порядочный джентльмен на этом угомонил бы свои тщеславные порывы. Но гордыня мистера Мирта всеобъемлюща.

Решив покорить небо, он бросает вызов всему, что мы знали и во что верили.

И это будоражит публику.

Не скрою – меня тоже будоражит.

Но на борту дирижабля окажется самый строгий критик в мире.

Поберегись, Габриэль Мирт! Теперь о тебе будут говорить только правду – какой бы жестокой и неприглядной она ни была!

Глава 7. Нелегкая доля репортера

Мистер Уотерс сидел в любимом пабе на углу Чарльз-стрит и размышлял, почему эту проклятую детьми Даннан улицу до сих пор не переименовали во что-то приличное. Он всем сердцем поддерживал Парламент и был одним из первых, кто освещал Призыв Просвещения в «Вестях Тамессы». Призыв Просвещения обеспечил ему головокружительную карьеру от обозревателя фестивалей цветов до полноценного гласа города. Именно из-под пера мистера Уотерса выходили все самые остроумные, язвительные и честные заметки обо всем, что могло заинтересовать лундербурхцев.

Потому он был крайне недоволен деятельностью Общества сохранения исторического наследия Лунденбурха, от которой, по его мнению, происходил один вред. И сейчас, отвлекшись от раздражающего мистера Мирта, занимающего его мысли которую неделю подряд, он обдумывал обличительную статью. Публикацией этой он намеревался пресечь деятельность вредоносного общества и открыть наконец публике глаза на неправомерность его деяний.

Когда первая пинта стаута подошла к концу, записная книжка мистера Уотерса была исписана хлесткими обвинениями, яркими оборотами и умопомрачительно точными метафорами. Он представлял, какую великолепную разгромную статью напишет для следующего номера «Вестей Тамессы», и закрывал глаза в предвкушении триумфа. Перед его взором проносились лица председателей общества – неких Симонса и Брока, – с которых будет мгновенно стерто выражение надменного превосходства. О, это будет сокрушительно!

Борьба с Обществом сохранения исторического наследия Лунденбурха занимала мысли мистера Уотерса последние несколько дней настолько плотно, что он на время позабыл о мистере Мирте.

И был этому очень рад – хоть никогда бы не догадался поблагодарить за это Симонса и Брока, – поскольку вместе с мистером Миртом забылись и летательный аппарат, и громадный холодный ангар, и все те унижения, через которые мистеру Уотерсу пришлось пройти в попытках урвать хоть крупицу информации.

Как будто мало было уже того, что бессовестный мистер Мирт отказал ему в доступе в мастерскую. Так не обращаются с репортерами главной газеты Британии! Неужели мистеру Мирту не приходит в его светлую голову, что оттого, что он откажется отвечать на вопросы мистера Уотерса, мистер Уотерс в свою очередь не перестанет писать о нем в своей колонке? Какая чушь!

Жители Лунденбурха были так взволнованы объявлением про летательный аппарат, что буквально завалили редакцию письмами. Каждый требовал объяснить подробности: что такое дирижабль? Как он поднимется в воздух? И зачем вообще летать в небе?

Мистер Уотерс был журналистом по зову сердца и велению души и верил совершенно искренне – нельзя разочаровывать читателя! Мистер Фэйгрис же активно подогревал в нем веру в эту мысль, отчего рвение мистера Уотерса увеличивалось вдвое. Ну а так как мистер Мирт отказывался давать какие-либо комментарии, кроме тех, что уже прозвучали, мистер Уотерс отвечал на вопросы читателей так, как считал правильным сам.

Мистер Мирт в ярости комкал «Вести Тамессы» и кидал ею в Поупа, требуя перестать приносить ему это мракобесие, потому что он не переживет столь жестокого обращения с бумагой. Но Поуп, воспитанный при королевском дворе, отказывался пренебрегать столь важной для каждого бритта традицией, как утренняя газета к завтраку. Но фантазия мистера Уотерса была весьма ограниченна – представить, как что-то такого размера летает в небе, да еще и с людьми на борту, ему никак не удавалось. Потому он снова и снова предпринимал вылазки к ангару, теперь уже тайные. И пытался найти окно или хотя бы щель, сквозь которую может подсмотреть или подслушать ценную информацию.

Как назло, таких окон и щелей было слишком мало, а мистер Мирт отличался поистине звериным нюхом и намедни натравил на него своего амбала.

Мистер Уотерс с подозрением относился к команде мистера Мирта – суфражистка Эконит его раздражала, но было хотя бы понятно, что в ней сказывались гены Безумного отца. Старик Гилдерой ведь кончил жизнь в Бедламе! Но что заставило мистера Мирта взять на службу ханьца… Подозрительные они, эти ханьцы, с их раскосыми глазами, жесткими черными волосами и ничего не выражающими лицами. А у этого еще и пол-лица за железным протезом, ну точно в маске. От его вида у мистера Уотерса по спине бежали мурашки.

А амбал-механик, судя по его виду, лучше всего прижился бы среди контрабандистов Улья, но никак не среди приличных людей. Мистер Уотерс пытался навести о нем справки – по всему выходило, что Джон Ортанс возник ниоткуда несколько лет назад. А чем он промышлял до этого –