Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

бывали разными. Утро могло быть посвящено работе внутри школы – починке стен или стирке – либо очистке от наледи садовых дорожек, по которым никто, кроме чистильщиков, не ходил. Вечер отводился на обучение: счет, азбука, религия, история Старой Империи, Второй Империи, Войны и городов Хайема. А еще за последние недели все чаще кто-нибудь из учителей отходил в конец класса, доверяя одному из «черных одежд» вести урок и расспрашивать о пройденном. Мила-кво то и дело прерывал своих подопечных, чтобы рассказать шутку или обсудить вопрос, о котором те не говорили. Тахи-кво только наблюдал и наказывал. Его лакированная розга прошлась по всем одноклассникам Оты.

Сегодня Риит-кво, из числа старших «черных одежд», отвел класс Оты в погреба. Снаружи вставало солнце, но Ота, не видя его, смахивал пыль с камней, которые будто сохранили холод с прошлой зимы, а потом мыл их ветошью, стирая в кровь костяшки пальцев. Наконец Риит-кво построил учеников, прошелся по рядам, раздал пощечины тем, чья осанка ему не понравилась, и вывел в столовую. Ота не оборачивался, не заглядывал вперед, а смотрел строго в спину товарища.

На обед подали холодное мясо, вчерашний хлеб и жидкий ячменный суп, которому Ота радовался главным образом оттого, что он был теплый. Очень скоро Риит отправил учеников мыть ножи и миски, а потом велел следовать за собой. Ота, на беду, очутился в начале колонны и первым вступил в холодный лекторий с каменными скамьями и узкими окнами, не знавшими стекла. Там уже ждал Тахи-кво.

Никто не ведал, почему хмурый круглолицый учитель взял этот класс под опеку, хотя в темноте общих спален ходили кое-какие слухи. Шептались, будто бы дай-кво выбрал одного из учеников и откроет ему тайны андатов сразу, в обход Милы-кво и «черных одежд», сделает поэтом, а значит, наделит большей властью, чем есть у хая. А может, чья-то семья, дальняя родня хая, раскаялась, что отослала сына, и хочет вернуть отпрыска в родовое гнездо.

Ота тоже слушал эти сплетни – мечты слабых и робких, – но не верил ни одной. Он понимал: если уцепится за такую мысль, она сломит его навсегда. Мучаясь в этой школе, надеясь лишь выжить, только так он мог сохранить свою душу. «Дотерпеть бы до конца, – думал двенадцатилетний Ота, – а там нас выпустят обратно в мир». Шел третий год его обучения – как раз середина срока. Сегодня надо пережить очередную беду. Так было вчера, так будет завтра. Заглядывать слишком далеко в прошлое и будущее – себе дороже. Только в самых смелых мечтах Ота представлял, как изучает тайны андатов, а это случалось столь редко, что впору сказать – никогда.

Риит-кво, то и дело поглядывая на учителя в конце лектория, принялся декламировать подопечным притчу о Близнецах-Драконах Хаоса. Ота знал эту историю, а потому мало-помалу отвлекся. За узким стрельчатым окном на ветке сидела ворона. Этот вид напоминал Оте о чем-то смутно знакомом.

– Кто из богов усмиряет духов воды? – резко спросил Риит-кво.

Ота собрался и выпрямил спину. Риит-кво указал на плотного паренька в задних рядах.

– Оладак-странник! – ответил тот, принимая позу благодарности учителю.

– А почему духов, которые не пожелали сражаться ни на стороне богов, ни против них, ввергли в последний круг ада, глубже, чем приспешников Хаоса? – Риит-кво указал на другого ученика.

– Потому что надо было сражаться за богов! – выкрикнул мальчик.

Ответ неверный. Потому что они были трусами, подумал Ота, зная, что прав.

Лакированная розга Тахи со свистом хлестнула ученика по плечу. Риит-кво осклабился и продолжил рассказ.

После урока еще немного поработали, но уже без надзора Тахи-кво. Потом был ужин, и очередной день подошел к концу. Ота был рад наконец забраться на жесткую койку и накрыться тонким одеялом по самую шею. Зимой многие ученики спали в одежде, чтобы не мерзнуть; Ота тоже. Впрочем, он любил зиму больше других времен года. Когда снаружи теплело, он порой просыпался и не мог вспомнить, куда попал, надеялся увидеть стены отчего дома и, может быть, улыбку матери, услышать голоса братьев – Биитры, Даната и Кайина. Эти наплывы воспоминаний были страшней розги Тахи-кво. Ота усилиями воли старался стереть образы семьи из памяти. Дома его не любили и не ждали. Он понимал, что слишком часто вспоминать эту горькую правду смертельно опасно.

В полудреме он заново проживал последний урок, где резкий голос Риита повторял притчу о духах, которые отказались сражаться. О трусах, приговоренных к изгнанию в самую глубь ледяного ада.

Вопрос всплыл неожиданно. Ота распахнул глаза и резко сел. Остальные мальчики спали. Кто-то неподалеку плакал во сне – привычный звук. В памяти звучали слова урока о трусливых духах.

«Что же их там держит? – спрашивал тихий внутренний голос. – Почему они остаются в аду?»

Ота несколько часов пролежал без сна, ломая над этим голову.

Покои учителей выходили в общую гостиную. Вдоль стен громоздились стеллажи книг и свитков. В каменном очаге тлели угли, приготовленные достойнейшими из «черных одежд» Милы-кво. Из широкого окна с двойным стеклом, не пропускающим ни холод, ни летний зной, открывался вид на дорогу, что вела на юг, к главному тракту.

Тахи грел ноги у очага и вглядывался в заснеженную равнину за окном. За спиной у него открылась дверь, и вошел Мила.

– Я ждал тебя раньше, – произнес Тахи.

Мила ненадолго принял позу извинения.

– Аннат Рёта снова жаловался, что кухонная труба чадит.

Тахи фыркнул:

– Сядь. У огня теплее.

– На то он и огонь, – иронично согласился Мила и сел.

Тахи ответил вымученной улыбкой.

– Что он сказал о твоем классе? – спросил Тахи.

– Почти то же, что в прошлом году. «Они заглянули по ту сторону пелены, а теперь ведут младших братьев к знанию». – Мила сложил руки в жесте легкой насмешки. – Все, что они умеют, – издеваться над слабыми. Любой мало-мальски полезный андат сожрет их не моргнув глазом.

– Жаль.

– Можно подумать, кого-то это удивило. А как твои?

Тахи пожевал губу и наклонился вперед, ощущая на себе взгляд Милы.

– Ота Мати опозорился, – произнес он. – Но наказание выдержал достойно. Дай-кво думает, из него выйдет толк.

Мила шевельнулся. Когда Тахи поднял голову, тот уже сидел в вопросительной позе. Тахи поразмыслил над немым вопросом и кивнул.

– Были и другие знаки, – сказал он. – Пожалуй, стоит к нему присмотреться. Только не хочется отдавать его тебе.

– Ты его полюбил.

Тахи изобразил согласие с оттенком признания собственного поражения.

– Может, я и жесток, дружище, – протянул он, явно повторяя не раз сказанное, – но не бессердечен, как некоторые.

Светловолосый учитель