Выродок. Часть первая - Дмитрий Львович Рузанов

Ознакомительный фрагмент

затейливые фонтаны на Соборном спуске, который вёл к роскошным дворцам Верхних – фаворитов и советчиков градоправителя. И, тем не менее, невольно ей в глаза бросалось то, что город выставлял напоказ, а порой и сокрытое от любопытных взглядов – славный Абелин представал перед путешественниками таким, каким его хотели видеть. Величавые дома, украшенные искусным орнаментом, неохватные взглядом крикливые и разноцветные торговища, соседствовали с кучами мусора и стайками чумазой ребятни, одетых в немыслимые лохмотья. Некоторые из них порой бежали за пришлой, клянча нехитрую подачку, встречные исподтишка поглядывали ей вслед, но она не обращала внимания на попрошаек и любопытных. Запыленная накидка с глубоким наголовником, не позволяла рассмотреть её внешность, а усталый мул, тащивший повозку с пожитками, был обычной принадлежностью странствующих по дорогам Обители.

Так, сторонясь многолюдных улиц и посторонних глаз, она прошла через весь город, пока ее глазам не открылись могучие воды Вечной Бели, реки-кормилицы Абелина. Стоящие у пристаней корабли вываливали из своих трюмов различные грузы и принимали на борт пассажиров, на реке сновало множество лодок, барж и баркасов, против головного причала разворачивалась огромная ладья, а на берегу…да чего тут только не было! Многочисленные постройки создавали неповторимый узор, состоящий из путаницы задворок и тупичков, повсюду вились дымки кашеварен, чьи гостевые шесты с разноцветными вымпелами соперничали с лесом мачт у берега. Разбросанные тут и там стихийные торговища предлагали всевозможные товары, бродячие показушки демонстрировали свое умение на потеху толпе и над всем этим царил неумолимый гвалт, состоящий из ругани, стука молотков, скрипа колес и криков зазывал и надсмотрщиков. Всё это порядком взволновало мула странницы. Подёргав головой и переступив с ноги на ногу, он с огромным усердием влил в эту звуковую какофонию посильную лепту.

– Уймись, мы ещё не на месте и никто не знает, как нас здесь примут… – слова хозяйки подкрепились возникшим перед его мордой кулаком с зажатым кнутовищем.

Мул попятился, хотя прекрасно знал, что наказывать плетью его не будут – ему было достаточно строгого голоса – но показать лишний раз свой испуг не мешало. Похлопав животное по шее, путница направилась вниз в самую гущу снующего люда. Дорога – единая вначале – постоянно дробилась от неё отходили другие, ведущие к разным пристаням. Идти было непросто, но теперь, когда цель путешественницы была близка, она не собиралась никому уступать, упрямо продвигаясь вперед. Странница проходила вдоль площадок с вереницами невольников угрюмо ждущих покупателей, вразрез галдящим ватагам мастеровых направляющихся к доскам с предложениями работы, обгоняла стражей, плетущихся рядом с охраняемым грузом. Навстречу ей бесчисленные повозки тащились в город и чего только они не везли. Лес и ткани, провиант и фураж, доспехи и оружие – городу нужно было всё: Абелин начался отсюда, отсюда он рос, пока не превратился в некоронованную столицу Южных провинций Обители.

По принятому много лет назад закону, пристани не относились ни к одной городской доле. Считалось, правда, что они принадлежат вильету Абелина и у каждой был номинальный владелец из числа Верхних. Но правила и уговоры, царившие здесь, редко соответствовали общепринятым законам и не поддавались никаким меркам. Поэтому как не старались иные Верхние расширить свое влияние и подчинить себе хоть какую-то часть приречников, ничего у них не получалось. Споры и толки о том, кому и как кормиться от реки, заводили присланных ими законников в такие дебри, что те бежали от пристаней совершенно обалделыми и с самой страшной клятвой никогда больше не соваться обратно. Может ещё и поэтому приречники прозвали это место Заводью. Заводь охотно принимала пришлых, но не все они горели желанием осесть тут надолго. Здесь могли укрыть сбежавшего невольника и продать соседа в рабство за долги, помочь за небольшую плату найти место на баркасе, а ночью, в ближайшей кашеварне, проиграть этот баркас первому попавшемуся проходимцу, и пассажир оставался на берегу без денег и пожитков. Но отказа или выдачи Заводь не признавала. Чужака могли изгнать, и то лишь после того, как убеждались в его полной никчемности или в наушничестве кому-то из Верхних. И, тем не менее, здесь царил определенный порядок, за которым следили и оберегали по мере сил и возможностей. К этому-то местечку и направилась путница, временами останавливаясь, пропуская телеги и вереницы тех, кто спешил покинуть Абелин или только прибывал в город.

***

Грошик уныло сидел на деревянном столбике, изредка покачивая ногами. Столб был его,– он принадлежал ему по праву зазывалы кашеварни Одноухого Касама и достался ему по наследству от старшего брата, впрочем, как и прозвище. Если старшего зовут Грош, кем еще можно стать? Только Грошиком. Свое настоящее имя, как и отца с матерью мальчик вспоминал все реже. Родители исчезли еще при первых набегах гиблых на северные поселения, в числе которых оказалась и их деревня. Жившая с ними отцова сестра-бобылка, спасла братьев, укрывшись с ними в лесу, и сумела пробраться чащобными тропами на Большак, соединяющий северные города с южными землями Обители. Всех тягот того пути не помнила даже тётка, но они выдержали и пришли в Абелин вместе с первыми беженцами от разгорающейся Погибели.

В ту пору ещё довольно легко можно было обустроиться у пристаней. Тетка, недолго помыкавшись, нанялась в кашеварню Касама убирать комнаты постояльцев, брат стал в ней зазывалой. Вместо оплаты варщик предоставил им комнату да кормежку. Постояльцы порой давали непрошеную денежку, Грош приносил то, чем награждали зазванные, в общем, жизнь казалась вполне сносной. Грошик (наречённый в младенчестве Риммом), помогал тётке, порой извлекая из своих посещений гостей кашеварни определенную выгоду. У заезжего торговца, прожившего у Касама несколько седмиц, мальчишка уразумел основы счета и письма, не совсем ещё спившийся бывший кормчий рассказывал ему о странах и городах, в которых ему удалось побывать. Лоэ – таинственная твердыня Призрачного архипелага, невольничьи рынки Коррора, заснеженные кручи Безликой Громады, леса и степи Ближнего и Дальнего Заречья – где только не потаскало старого пропойцу. Подружившись с местными подростками, Грошик натаскался в драках, мог стянуть незаметно ломоть свежего пышника у кухарки и научился плавать как рыба. Все это исчезло – будто и не было: подросший и раздавшийся в плечах Грош сумел наняться в команду одного из многочисленных кораблей. Брат ушел, как говорили здесь, на Реку, оставив им с тётушкой все свои сбережения, да прозвище, уменьшенная форма которого, тогда и прилипла к младшему. С той поры много воды утекло в Вечной Бели, но ни единой весточки о себе Грош так и не подал. Тетушка каждый вечер молилась