Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

но тихий прекрасный голос Семая не умолкал:

– Ота Мати не убивал их, да?

Воздух в комнате стал разреженным, как на макушке высокой горы. Идаан было нечем дышать. Семай крепче сжал ее пальцы, наклонился и поцеловал в висок.

– Все хорошо. Расскажи.

– Не могу, – сказала она.

– Я люблю тебя, Идаан-кя. И что бы ни случилось, буду всегда тебя защищать.

В комнате было темно, но Идаан все равно закрыла глаза. Сердце разрывалось от желания поверить ему, от желания сознаться во всех прегрешениях и быть прощенной. Он уже знает. Он знает правду или догадывается, но он ее не выдал.

– Я люблю тебя, – повторил Семай нежным, как прикосновение его руки, голосом. – Когда это началось?

– Не знаю, – ответила она и в следующее мгновение сказала: – Думаю, когда я была еще маленькой.

И она тихо рассказала Семаю обо всем, даже о том, о чем никогда не рассказывала Адре.

Ее братьев отправляли в школу, а ей говорили, что она должна остаться во дворце, потому что девочка.

Она видела, как страдает мать, сознавая, что однажды ее вышлют из города – или она умрет во дворце на женской половине, а в памяти людской останется всего лишь как женщина, которая выносила детей хая.

Идаан поведала о том, как слушала песни о хайских сыновьях, сражавшихся за престол. Как девчонкой, играя с друзьями, брала себе роль хайского сына, а других назначала своими противниками. Как было обидно оттого, что старшие братья сами выберут себе жен и судьбу, а ее выдадут замуж по расчету.

В какой-то момент Семай перестал гладить ее по руке. Он не шевелился, только слушал, но этого чуткого молчания ей было достаточно.

Идаан изливала ему душу.

Рассказала о том, какие безумные планы строили они с Адрой. О том, что в Мати приехал высокий гость из Гальта и однажды вечером намекнул, что эти планы вовсе не безумны. О том, как была заключена сделка – доступ к старинным книгам в библиотеке хая в обмен на власть и свободу.

С этого момента события понеслись вскачь, их уже нельзя было остановить, как нельзя остановить устремившуюся к морю реку. Так Адра оказался в спальне ее отца, а она на берегу озера услышала жуткий звук стрелы, попавшей в цель.

Чем дальше она рассказывала, тем острее сознавала всю чудовищность содеянного. Печаль и раскаяние не уходили, но пожиравшее ее душу отчаяние из черного постепенно становилось темно-серым.

Когда Идаан договорила последнюю фразу и поняла, что слов больше нет, за окнами уже начали выводить трели предрассветные птицы. Значит, эта ночь все-таки закончится.

Идаан вздохнула:

– Ответ получился длиннее, чем ты рассчитывал.

– Главное, что ты ответила, – сказал Семай.

Идаан села и откинула назад упавшие на лицо волосы. Семай не двигался.

– Хиами однажды сказала мне: чтобы стать хаем, надо утратить способность любить. Теперь я понимаю, почему она в это верила. Но такого не случилось. Не случилось со мной. Спасибо тебе, Семай-кя.

– За что?

– За то, что любишь меня. За то, что защищаешь. Я даже не догадывалась, как сильно хотела тебе рассказать. Все это… было так тяжело. Ты понимаешь?

– Да, – сказал Семай.

– И злишься теперь на меня?

– Конечно нет.

– Ты в ужасе?

Идаан в темноте услышала, как Семай пошевелился. Молчание затянулось, и ее сердце с каждым ударом сжималось все сильнее.

– Я люблю тебя, Идаан, – наконец сказал он.

И она снова почувствовала, как по щекам покатились слезы, но теперь их причина была иная. Не радость, нет, но, возможно, облегчение.

Идаан наклонилась в темноту, нашла его тело и обняла. Теперь уже она его поцеловала. Она открылась ему в содеянном, а сейчас открывалась в телесной близости.

Семай как будто не хотел ей отвечать, как будто боялся, что, овладев ею, разрушит то более глубокое единение, создавшееся, пока длился ее рассказ.

Но Идаан в темноте увлекла Семая в спальню, распахнула свой и его халаты и ласкала его, пока он не забыл о своих страхах. Ей стало так легко, словно она парила во сне.

После Идаан уютно устроилась в его объятиях. Она чувствовала себя защищенной и засыпала в покое, какого не ведала уже несколько лет.

13

Сеть тоннелей под Мати, по сути, сама была городом, и Ота чувствовал, что этот подземный лабиринт притягивает его все сильнее.

Синдзя с Амиитом пытались убедить его, что разумнее оставаться на складе под дворцом Дома Сая, но Ота, воспользовавшись своим положением, не дал себя переубедить.

Он рассудил так: во время прогулок по пустынным тоннелям вероятность быть обнаруженным куда меньше, чем вероятность постепенно сойти с ума, отсиживаясь на складе.

Синдзя преуспел лишь в том, что уговорил его взять с собой стражника.

Ота думал, что его ждут темнота и тишина, широкие пустые коридоры и сухие желоба для воды, а обнаружил пусть необычную, но красоту.

Один тоннель привел его в просторный квадратный зал с гладким, как морской пляж, каменным полом и изящными, как скрученные в спираль отрезы шелка, колоннами. Другой – в оставленные сухими до зимы бани, где все же густо пахло кедром и сосновой смолой.

И, даже возвратясь на склад, услышав знакомые голоса и увидев знакомые лица, он поймал себя на том, что его мысли еще витают по темным коридорам и галереям, и не было уверенности, что залитые сиянием тысяч свечей и лишенные теней пространства – не плод воображения или памяти.

Негромкий отрывистый стук вернул Оту к реальности. Дверь распахнулась, и в домик, который теперь служил ему жильем и заодно командным пунктом, вошли, продолжая что-то обсуждать, Амиит и Синдзя.

Синдзя был слегка раздражен, Амиит же, как показалось Оте, чем-то обеспокоен.

– Это только ухудшит ситуацию, – говорил Амиит.

– Так мы выиграем время, – возражал Синдзя. – И на Оту-тя никто не подумает, все уверены, что он мертв.

– Но его обвинят, как только узнают, что жив. – Амиит повернулся к Оте. – Синдзя хочет организовать убийство главы одного из Домов, чтобы замедлить работу Совета.

– Мы на это не пойдем, – сказал Ота. – Мои руки не замараны кровью, и я хочу, чтобы так и оставалось.

– Люди не поверят, – произнес Синдзя. – И раз уж тебе нести это бремя, можешь хотя бы извлечь выгоду.

– Если я сейчас не пролью ничью кровь, после будет легче убедить всех в моей непричастности к уже совершенным убийствам, – сказал Ота. – Но к одной и той же цели могут вести разные дороги. Нельзя ли