Закон ученого - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Мы с Бесконечным вскинули автоматы и начали стрелять. Секундой позже к нам присоединился Циркач…

Но все было бесполезно.

Пули пробивали «простыню», однако образовавшиеся отверстия мгновенно затягивались. Мелькнула мысль гранатой отработать неизвестное порождение Зоны, при этом упав ничком и очень надеясь, что осколок не прилетит в макушку – но я тут же отбросил эту идею. Расстояние было слишком маленьким, и за четыре секунды, пока прогорит пороховая мякоть замедлителя, неизвестная субстанция гарантированно облепит нас с ног до головы…

Что ж, нужно уметь признавать поражения. Я, бросив автомат и детектор, выдернул из ножен «Бритву», готовясь подороже продать свою жизнь… как вдруг неожиданно черная «простыня» остановилась в метре от нас – и начала трансформироваться.

В считаные секунды она уплотнилась, выросла вверх – и стала похожа на женский манекен из магазина одежды, только высеченный из полированного черного гранита. Причем манекен очень качественный, выполненный с мельчайшей проработкой деталей.

От такой неожиданной трансформации я даже подвис на секунду.

Я уже давно привык к простому правилу: в Зоне агрессивно все, что двигается. И самая лучшая защита от этого – бить на опережение.

Но черная статуя не двигалась.

Она просто стояла и смотрела на нас своими антрацитовыми глазами – и где-то на внутреннем, подсознательном уровне было понятно: она действительно смотрит.

Она – живая!

И сейчас ждет чего-то.

Вот только чего?

Моего броска и удара ножом? Очереди от бармена или Циркача? Но уже понятно было, что вряд ли наши атаки причинят какой-то вред этому странному существу.

Тогда какого ктулху ей надо?

В общем, надоело мне играться в молчанку. Я сунул «Бритву» в ножны, скрестил руки на груди и спросил:

– Ну ладно, давай поговорим. Кто ты?

Статуя повела головой в мою сторону. Черные губы шевельнулись на черном лице, и мелодичный, но при этом неживой, явно искусственный голос, звучавший словно со всех сторон, произнес:

– Меня зовут Грета.

Строения Чистогаловки выглядели странно. Кречетов отлично помнил то, что было написано в «Энциклопедии Зоны»: на этом месте не должно быть ничего, кроме, возможно, небольшого холма, под которым похоронены обломки домов зараженного села.

Но чем ближе отряд подходил к Чистогаловке, тем яснее становилось, что с селом, в общем-то, ничего ужасного не произошло. Более того: одноэтажные добротные хаты выглядели так, словно их построили совсем недавно.

Смущало только одно: казалось, перед строениями повесили невидимые линзы, немного искажающие пространство. Совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы опытный глаз ученого заметил некие неестественные изменения данных объектов, которые невозможно было допустить при строительстве.

И при этом дорога, по которой двигался отряд, выглядела вполне себе реальной – так же как и многочисленные знаки радиационной опасности, в изобилии натыканные вдоль обочины. А возле самой границы села торчала большая металлическая табличка, приваренная к воткнутому в землю ржавому железному лому. И на этой табличке, хорошо так проржавевшей от времени и местами разъеденной слабокислотными дождями, все еще читалась надпись, набитая через трафарет красной краской:

ПТЛРВ ЧИСТОГАЛIВКА

Кречетов поднял руку, остановив отряд, после чего жестом дал команду рассредоточиться и приготовиться к бою.

С кем?

Пока непонятно.

Но что-то с Чистогаловкой было сильно не так, ибо аббревиатура «ПТЛРВ» переводится как «пункт тимчасової локалізації радіоактивних відходів» – то есть «пункт временной локализации радиоактивных отходов». И значило это, что в далеком восемьдесят шестом село все-таки снесли и его останки захоронили как раз на том самом месте, где сейчас стояли вполне себе целые дома, разве что лишь совсем слегка, почти незаметно искривленные в пространстве.

Кречетов недаром был ученым, к тому же с неслабым опытом по изучению аномальной Зоны, воспоминания о котором прекрасно сохранились в его голове.

И он, сопоставив факты, понял, что произошло с Чистогаловкой.

Не секрет, что вселенные Розы Миров при неких критических обстоятельствах могут пересекаться друг с другом, образуя порталы в местах этих пересечений. Но когда над селом пронесся радиоактивный шквал, произошло не просто пересечение границ вселенных – случилось локальное взаимопроникновение миров.

И да, здесь, в этой Зоне жителей Чистогаловки эвакуировали, а зараженные дома снесли и их обломки закопали.

А в соседней вселенной этого почему-то не произошло.

И сейчас Кречетов смотрел на село, переместившееся в этот мир и существующее в нем вопреки всем законам физики и человеческой логики… И понимал ученый, что подобное замещение невозможно без серьезной трансформации как зданий, находящихся внутри огромной пространственной аномалии, так и тех, кто жил внутри этих зданий в момент аварии.

Ибо с момента катастрофы прошло несколько десятилетий, и как за это время мутировали те, кто был, словно в тюрьме, заточен в огромной пространственной локации, оставалось лишь предполагать…

Мелькнула у Кречетова мысль, что, пожалуй, зря он не попробовал обойти стороной проклятое село, но ученый тут же ее отбросил. Если принял решение – нужно идти до конца, иначе собственный отряд сочтет командира малодушным и вполне может перестать подчиняться. Конечно, академик Захаров вложил в эти биологические машины для убийства модули повиновения, но не стоило забывать, кем они были до репликации. Без характера нет воина, а с характерами у этих персонажей было все в порядке.

Потому оставалось только одно.

– Вперед! – скомандовал Кречетов. – Уничтожить всех, кого встретите в Чистогаловке.

И первым перешагнул невидимую черту, отделявшую мир Зоны от пространственной аномалии…

…Фыфу решительно не нравилось все.

Вообще все, что происходило после того, как он вылез из автоклава.

Да и как может понравиться ощущение, словно у тебя из головы выдрали существенный кусок мозга? Дурацкая пустота на месте утраченных воспоминаний о прошлом раздражала, словно ампутированная часть тела, и оттого настроение шама было просто отвратительным.

А еще в голову словно динамик воткнули, который занудно гундосил одно и то же: «Подчиняйся Захарову. Повинуйся Кречетову. Не пытайся вспомнить забытое. Выполняй приказы ученых, и тогда будешь получать наслаждение. За невыполнение приказа последует боль. Подчиняйся Захарову…»

Занудное нытье в голове было закольцовано.

Отупляло.

Не позволяло мыслить здраво.

Голос в черепной коробке гипнотизировал, вгоняя в легкий транс, вынуждая идти по наиболее легкому пути, не предусматривающему логического мышления. А любые попытки к анализу ситуации приводили к болезненному разряду, сотрясавшему всю нервную систему – больно, хотя и не фатально. Только после подобного разряда мозг на несколько секунд становился будто стерильным, очищенным от любых размышлений. И требовалось немного времени, чтобы вновь запустить мыслительный процесс, при этом инстинктивно стараясь обходить опасные поводы для раздумий.

Было понятно: подобные ощущения испытывают все члены группы – иногда их лица искажала болезненная гримаса, после которой во взглядах на несколько мгновений появлялась мертвая пустота…

Правда, блокатор размышлений не препятствовал выражать лояльность ученым в любой форме, а также анализировать ситуацию на поле боя и принимать самостоятельные тактические решения в случае, если они не шли в разрез с указаниями Кречетова.

Вот и сейчас ученый отдал приказ о зачистке села – и в голове Фыфа немедленно появилось окно для принятия самостоятельных решений в процессе боя. Разумная опция, ибо Кречетов по-любому не смог бы ментально контролировать весь отряд, подсказывая каждому бойцу, когда нужно стрелять, а когда укрыться от огня противника.