Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич

– Говори, только коротко, – бросил я ей.

– Убежал Афонька на промысел, должен скоро быть. – Она тенью метнулась к окну и радостно добавила: – Вон он, вон, уже бежит!

Я тоже подошел и глянул через окно на задний загаженный двор. По двору, по лужам и грязи, опустив нос к земле, медленно трусил небольшой черный, удивительно грязный пес. Хвост у него сохранился только наполовину, переднюю правую лапу он держал на весу, в зубах у него была зажата тощая дохлая крыса.

Этого пса я не раз видел в закоулках Таганки и достаточно хорошо его знал. Его подкармливали во многих местных торговых точках, и было удивительно, что, несмотря на достаточно обильное питание, он оставался облезлым, жалким, худым и постоянно страдающим инвалидом.

Кикимора тыкала своим веретеном в сторону пса, приговаривая:

– Вон он… вон он… с добычей! Теперь мясного похлебаем! – а затем, повернувшись ко мне, льстивым голоском спросила: – Что ж ты, господин, сразу мне не сказал, чтобы я за Афонькой сбегала? Я же все время здесь рядом стояла.

Я чуть было не брякнул, что не углядел ее, но вовремя спохватился – да ведь злыдня меня просто проверяет – и достаточно злобно ответил:

– Внимание я обращать буду на всякую мелочь пузатую. Давай бегом за Афоней, а то пинка получишь!

Похоже, наставления Гаврилы Егорыча не пропали даром. Кикимора с быстрым говорком: «От тебя, господин, и пинок в радость», – посыпалась вниз по лестнице. А я, наконец, смог вздохнуть посвободнее.

Через несколько секунд внизу послышалось шарканье, и по лестнице с пыхтеньем начал кто-то подниматься. Судя по издаваемым звукам, этот кто-то был достаточно крупным, поэтому я постарался вжаться в самый темный угол площадки в глупой надежде, что меня не заметят на этом открытом, небольшом пятачке. Вскоре на лестничном пролете, ведущем к моей площадке, показался малюсенький старичок, очень напоминавший моего Егорыча. Только был он необычайно оборван и грязен. Шерсть, покрывавшая его тело, была темно-серой, свалявшейся. Надетая на нем необычайно грязная и рваная телогрейка была ему очень велика и прикрывала его почти до пяток, на ногах у него красовались привязанные обрывками шпагата калоши. Эти калоши были не только разного размера, но и значительно отличались по возрасту. Правый рукав телогрейки был завернут и из него торчала перевязанная грязной тряпкой рука. Чумазый маленький старичок так пыхтел, сопел и топал, что можно было принять его за торопящегося бегемота.

Добравшись, наконец, до площадки, он оглядел ее, скользнув по мне невидящим взглядом, и, обернувшись, рассерженно бросил в пустоту:

– Ну и где здесь твой маг? Где? Ты что, кривая макушка, пошутить решила? А?

– Как же так? – раздалось снизу. – Там был. Велел тебя срочно позвать. Грозный такой, ругался все, пинком грозился.

Я понял, что они меня не видят, хотя тот небольшой сумрак, в котором я укрылся, никак не мог меня полностью спрятать. Интересно! Но этот феномен мы обмозгуем потом, а сейчас… Я выступил из своего угла и зловеще произнес:

– Что-то ты, Афонька, не очень торопишься. Знать, тебе и этот дом надоел, в собачью конуру задумал переселяться.

Афонька вздрогнул и мгновенно повернулся ко мне мохнатым личиком. Секунду он разглядывал меня внимательными голубыми глазками, затем растерянно стрельнул глазами по пустым стенам площадки, явно отыскивая место, где бы я мог спрятаться. Не обнаружив такового, он опять вздрогнул, но ответил с достоинством:

– Прости, господин, что отлучился. Так, не знал же я, что я тебе понадоблюсь. Коли б ты весточку послал… – Он жалостливо развел в стороны рваные рукава телогрейки.

– Ладно, с твоим поведением мы разберемся по итогам твоей работы. А сейчас слушай, что мне от тебя надо. Во-первых, пусть твоя сожительница немедленно убирается и не вздумает подслушивать, иначе будет в лягушках лет двести ходить. – Я зыркнул глазом в пустоту лестничного пролета и тут же услышал легкое топотание валенок вниз по лестнице. – Во-вторых, вчера ночью на третьем этаже орудовал человек в черном облегающем костюме…

Домовой молча, но весьма энергично закивал головой.

– Так ты видел, что он делал?

– Да, господин, видел. Он коробку железную открыл, которая в стену вделана, которая в большой комнате снаружи стоит… – Неряха Афоня от усердия захлебывался словами.

– Ты видел, куда он спрятал часть бумаг из этой коробки?

Домовой опять энергично закивал своей шерстяной головой.

– Можешь мне их быстренько принести?

Афоня тут же исчез. Я, задумчиво потирая щеку, подошел к подоконнику и выглянул во двор. Интересно, откуда в июле в такую жару в этом дворе берутся такие лужи. Или они вечные, созданы по проекту московских архитекторов, и поливальные машины каждую ночь наполняют их водой. Тогда почему они такие грязные и зловонные. Видимо, воду берут прямо из Москвы-реки в районе Южного порта. И дохлые крысы оттуда же.

Мои экологические размышления прервало осторожное покашливание за спиной. Я обернулся. Афонька, радостно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, протягивал мне прозрачный, несколько запыленный пакет. Я брезгливо взял пакет двумя пальцами за уголок, и Афонька догадливо начал стирать с него пыль рукавом телогрейки.

Развернув свой сверток на подоконнике и положив рядом принесенный Афоней конверт, я аккуратно вытянул из конверта лежавшие в нем листочки. Да, это были похищенные документы. Теперь все было в моих руках. Я быстро сунул добытые документы в папку к остальным, а в конверт засунул сложенную газету, между страниц которой поместил Толькины художества. Затем со словами: «Положи на то же место и возвращайся ко мне», – я протянул конверт Афоне. Тот довольно заулыбался и исчез.

Я посмотрел на часы. Как медленно течет время, когда жизнь наполнена действием. С момента моего появления в офисе прошло только тридцать минут. И все же скоро начнут подходить ребята. Пора было возвращаться в кабинет, тем более что делать мне в этом конце коридора было совершенно нечего – я не курил.

В этот момент из ниоткуда возник Афоня.

– Теперь давай поговорим о тебе, – задумчиво обратился я к нему. – Как же ты дошел до жизни такой?

Афоня развел телогрейкины рукава в сторону, потом вздохнул и, шваркнув рукавом по носу, понурил голову.

– Да, я хорошо жил. Дом этот был богатый, народу много было. Я, господин, знаешь какой работящий. Мною все жильцы весьма довольны всегда были. Я ж не досплю, а хозяйство завсегда догляжу. Ну конечно, не без озорства, только когда все в порядке и поозоровать можно, чтоб хозяева не заленились, и для развлечения опять же… – Он поднял ко мне свое меховое личико, на котором ярко сияли голубые глазки. – Только лет шестьдесят назад всех из дома выселили и сделали в нем контору. Хозяйства никакого, хозяев никаких, люди все случайные, временные. Все стали растаскивать. Здесь, знаешь, какие ручки на дверях стояли, красоты невиданной – чистая бронза, а люстры какие висели на лестнице, а перила!.. – Афоня от восхищения закатил глаза. – Все уперли. А что сделаешь – казенка, все ничье! Я крутился, крутился… – Он разочарованно махнул рваным рукавом.

– Что ж ты в другой дом не переехал?

– Как можно, без приглашения! Если б кто позвал, я бы, может, и пошел. А так нельзя. Да, может, еще сюда хозяева въедут? – Надежды в его голосе было мало.

– Ну а что скажешь о своей сожительнице? Откуда она? Какая она? Уж больно она мне не понравилась.

Домовой поскреб затылок и шмыгнул носом.

– Так что про нее сказать. Она ко мне недавно прибилась. С Арбата она. Арбатская. Когда на Арбате стали дома-то ломать, вот она и осталась на улице. Шла, сама не знала куда, во дворе за мусоркой легла. Я ее и пожалел. Правда, злющая она, страсть, да я уже привык, все вдвоем веселее.

Он опять шмыгнул носом.

– Я закончу свои неотложные дела, и потом мы подумаем о твоем будущем, – высказался я с королевским достоинством. – А пока последи, кто заберет то, что мы положили вместо этих бумажек… – Я похлопал по папке. – И сразу сообщи мне. Хорошо?